— Не могу поверить, — прошептала Дайана.
— Почему бы тебе не спросить у матери, она ведь не станет лгать.
— Нет… — Дайана была ошеломлена. — Ну и что заставило тебя поступить так?
— Надежда на то, что я был не прав.
— В чем?
— Ты твердила, что ни в чем меня не винишь. Я же боялся, что буду вечно напоминать тебе о несчастном случае. Мне казалось, только этим объясняется твоя уверенность в том, что у нас нет будущего. Но, оглянувшись назад и все обдумав, я стал надеяться, что ты испытываешь ко мне нечто большее, нежели простое физическое влечение, которое исчезнет с моим отъездом.
Дайана слушала его внимательно.
— А мне казалось, что мои чувства были видны всем и каждому, — грустно промолвила она.
— Помнишь, ты заплакала, а потом словно отгородилась от меня невидимой стеной. Тогда я решил уехать. Или я неправильно тебя понял?
— Том… — Она с трудом перевела дыхание, мысли у нее смешались. — Я никогда не могла понять, почему ты оставил меня, а потом вернулся?
— Все так просто. Хотя тогда мне казалось неимоверно сложным. В тот, первый раз, я уехал, потому что говорил себе то же самое, что сказал тебе: что я одиночка, что я не создан для чего-то постоянного, и так далее, и так далее. К тому же у меня была за плечами неудачная попытка, подтверждавшая мое мнение. Я твердил себе: мы с ней — полные противоположности. — Дайана всхлипнула, но Томас сжал ей руку и продолжил: — Ей нужен совсем другой мужчина, не такой, как я. Глупо, но я мнил себя интеллектуалом, а тебя видел земной, значит, думал, тебе нужен такой же земной мужчина, — чтобы у вас были дети, дом, общие заботы и мечты. Я убеждал себя и не мог убедить. И страдал, думая, что у тебя, быть может, появился другой.
— А потом? — тихо промолвила Дайана.
— А потом я понял простую истину: впервые в жизни я влюбился. Ты была в моем сердце, в моей крови, и все наши различия не имели никакого значения, потому что ты единственная женщина, с которой я могу быть счастлив. Я понял, что с радостью заведу с тобой десять детей и подарю тебе всех лошадей, каких ты пожелаешь, если только ты согласишься стать моей. Я нашел тебя, моя принцесса.
— Том… — Она не могла вздохнуть. — Том, я…
— Дай мне закончить, — нежно промолвил Томас. — Я не знал, что ты винишь меня в своем несчастье.
— Вовсе нет — я винила себя.
— Дайана, — взгляд его стал умоляющим, — ты сможешь простить меня? За то, что я уехал, словно ты ничего для меня не значила? За то, что не понял сразу, что встретил нечто особенное? Что чуть не разбил тебе сердце? Что ты думала, будто мною движет лишь жалость…
— Да, ведь я чувствовала себя развалиной…
— Знаешь, Дайана, раньше мне казалось, что я влюблялся, но это ничто по сравнению с тем, как я полюбил тебя.
— Почему же ты снова уехал, Том? — волнуясь, спросила она.
Вздохнув, он откинул назад голову.
— Я уже объяснял тебе. Но была и другая причина. Я так сильно тебя хотел, что не мог больше жить с тобой в одном доме, не мог вынести мысли о том, что ты меня оттолкнешь.
— Даже с гипсом?
— Да. Ты, конечно, можешь сказать: «Мужчины — они мужчины и есть!»
— Том, — решительно прервала его Дайана, — в ту ночь тебе показалось, что я готова оттолкнуть тебя, а я собиралась сказать, как сильно люблю тебя и всегда любила. Но… но ты уже уехал. — В глазах ее стояли слезы.
— Дайана… — Вскочив, Томас помог ей встать и заключил ее в объятия. — Как же я люблю тебя! — прошептал он.
Немного позднее, выйдя к нему в золотистой ночной рубашке, она предупредила:
— Это не моя идея.
— Нет? — Он провел пальцем вдоль треугольного выреза.
— Нет, это мама с Энн заставили меня купить.
Он усмехнулся.
— Неплохо.
— Она прикрывает ногу, Том. — Я еще стесняюсь.
— Напрасно, милая. — Он улыбнулся — как луч солнца после дождя выглянул. — Я думал, что теперь ты перестанешь переживать.
— Ты такой замечательный, Том, — прошептала она.
— Не всегда. — Он обнял ее за талию. — Если я не могу быть с тобой, я становлюсь невыносимым.
На губах ее задрожала улыбка.
— Это мне нравится.
— Мы так и не поели, — сонно произнесла Дайана позднее, лежа рядом с ним в постели. Атласная рубашка валялась на полу.
— Нет, моя принцесса.
— Значит, для тебя все по-прежнему, Том?
— Намного лучше. Ты для меня не только все та же волшебная принцесса, теперь ты моя. Помнишь, как мы занимались любовью в первый раз?
— О Боже, конечно! Я даже помню, как ты впервые меня поцеловал.
Томас усмехнулся.
— Мне бы надо было сообразить, что потом я всю жизнь буду мучиться.
— Мучиться?
Он поцеловал ее долгим поцелуем.
— Да, буду бояться потерять тебя.
Дайана тихо засмеялась.
— Ничто не в силах заставить меня отказаться от такого совершенства, как ты, Томас Уильямс.
— Мне нравится то, что ты говоришь, и… — Он помолчал, лаская ее грудь. — Дайана, ты выйдешь за меня замуж?
— Да, Том. А мы?.. Нет, — вздохнула она.
— Что?
— Я хотела предложить уехать и все сделать по-тихому, но это расстроит родных.
Томас застонал, но потом засмеялся.
— Ты права, не надо их разочаровывать. Только давай не будем долго ждать.
— Том, — дыхание Дайаны участилось от охватившего ее желания, — я хочу тебя…
— Дайана… — Он прильнул к ней всем телом, целуя ее нежную шею.