Гирин задумался, рассеянно вглядываясь в цветные сумерки сказочной ночи, облагороженные ровным потоком молочного света. В словах Люци было нечто заслуживающее доверия. Александр знал, что отдельные ремесла, секреты которых хранились в глубокой семейной или цеховой тайне, на целые века и даже тысячелетия опережали средний уровень земной культуры. Он, например, знал, что в Багдадском музее хранятся гальванические элементы, применявшиеся для электролизного покрытия, для гальванопластики и гальваностегии около трех тысяч лет тому назад. Тайна производства булатной стали хранилась веками и лишь с большим трудом была разгадана вторично. Австралийские аборигены во тьме веков изобрели хитроумнейший бумеранг, аэродинамика которого с большим трудом была просчитана лишь в самое последнее время, а древние инки, судя по всему, выполняли парящие полёты в предгорьях Анд над просторами Наски. Почему бы Люци не опередить в чем-то демиургийцев?

Убедившись по выражению лица Александра, что тот понял его и отнёсся к его словам с определённым доверием, Люци вкрадчиво продолжал:

— Поймать красного журавля трудно, почти невозможно. Но если Дийна согласится вам помочь, дело будет сделано!

— На что вам журавль?

— Это уж моё дело. — Люци погладил щеку, с некоторым сомнением поглядывая на Александра, точно прикидывая, в какой степени ему можно быть откровенным. — Я вовсе не альтруист, Саша, и не благодетель-бессребреник. Я довольно эгоистичное и своенравное существо, я привык что-то получать за свои услуги. Вы — мне, я — вам, вы мне — красного журавля, я вам программу телепортировки на Землю. Ваша среброглазая демиургийка её проверит, так что об обмане не может быть и речи. Как это говорят крупье? Джентльмены, делайте свою игру! Давайте и мы будем делать игру, Саша: вы свою, я — свою.

— А как я вас найду? — спросил после долгой паузы Александр.

— Это деловой разговор! — Люци скользящим движением манипулятора вынул из нагрудного кармана блестящую гофрированную коробочку величиной с пятак, похожую на анероид высотомера. — Это линкер, устройство аварийного вызова. Нужно крепко сжать его двумя пальцами — вот здесь, по самому центру. И все! И через некоторое время я возникну перед вами, материализуюсь.

— Один попутный вопрос.

— Попутный — это хорошо, плохо, когда вопросы встречные. Прошу!

Но Гирин заколебался, хотя этот вопрос уже давно, чуть ли не с самого начала беседы висел у него на языке.

— Смелее, юноша!

— Дийна тоже, как бы это сказать, метаморфизована?

— Разумеется.

— А… каков её настоящий облик?

Люци весело захохотал.

— Ага! Заговорила все-таки кровь! Не сердитесь, бога ради, — поспешно добавил Люци, видя, как разозлился Александр. — Это же естественно! Вы опасаетесь, что дева в своём истинном виде похожа на лягушку, как это случается в ваших сказках, угадал?

Он угадал! Гирину было совершенно все равно, как выглядит Люци на самом деле, а вот каков истинный облик Дийны, кто его знает почему, ему было очень даже не все равно.

— Я понимаю, — в голосе оборотня звучали интимные нотки. — Но опасаетесь вы напрасно: по земным канонам красоты Дийна — настоящая богиня. Думаю, что в своём истинном виде девушка не показалась вам специально.

— Почему?

— Жалела вас. — Люци доверительно понизил голос. — Боялась, что влюбитесь и будете сохнуть от неразделённого чувства всю оставшуюся жизнь.

— Не говорите чепухи, — устало сказал Александр.

— Как угодно! Но я сказал то, что думал. — Люци отвесил шутливый церемонный поклон. — А теперь я исчезаю — рассвет близок. Не забудьте о красных журавлях!

После ухода Люци Гирин не вернулся в палатку — спать не хотелось. К тому же разговор с оборотнем заново пробудил его тревогу за свою судьбу, поселив вместе с тем и некие новые надежды. Он решил встретить восход солнца: ему пришло в голову, что, может быть, это вообще последний восход, который ему доведётся увидеть в своей жизни. Шаровое скопление быстро клонилось к горизонту, молочный свет, заливавший все вокруг, блек и тускнел, постепенно сливаясь со светом бушующего неба. Темнело, выцветали краски, и, когда звёздное скопление окончательно зашло, сумерки превратились в ночь. В странную лунную ночь без луны и без теней, полную вездесущего звёздного света. Пламя свечей-роев стало истончаться, исчезать, а вместе с этим затихал и молочный звон. И уже трудно было разобрать, звенит ли это ночь, или просто шумит в ушах, насторожённых и ловящих всякий звук. Невдалеке пронеслось стадо животных — длинное, аморфное скопление стелющихся над травой и почти неслышных теней. За рекой хрипло и трубно, точно готовящийся к отходу теплоход, заревел какой-то зверь. «Уй-ду! Уй-ду!» — время от времени крикливо предупреждала ночная птица, но никуда не уходила.

Стало прохладнее. Александр сложил костёр, но зажигать огня не стал передумал, просто присел рядом на поваленный древесный ствол. Когда он укладывал хворост, то ощутил его сырость, влажной от росы была и древесная кора. Потянул лениво ветерок, на некоторые из его порывов недовольным кожистым шорохом откликнулась листва над головой. Пейзаж почти неощутимо менялся, становясь все более выцветшим, как бы прозрачным. Александр не сразу понял, в чем дело, а когда понял, оглянулся — за его спиной занималась холодная зелёная заря, а он её ждал в той же стороне, где зашло звёздное скопление! Заря торопливо разгоралась, светлело небо, одна за другой гасли звезды, а самые крупные теряли свою игривость, превращаясь в сонные светлые точки. Разгораясь, заря не теплела, не наливалась золотом и медью, а как бы накалялась, приобретая пронзительный голубой цвет. Ещё несколько мгновений — и над горизонтом показался быстро растущий сегмент ярко-синего солнца, голубевшего по мере своего подъёма. Когда его лучи начали жалить и колоть глаза, Гирин отвернулся. Странно было окрест! Света много, но этот свет не радовал, он был мрачным, словно неживым. Все красное казалось коричневым, золотистая вчера трава стала грязно-белой, фиолетовые стволы выглядели совершенно чёрными, а зеленые тона попросту исчезли, превратившись в синеватые. Мир наполнялся тревожным ожиданием и страхом. Ощущение тревоги было знакомым. И, покопавшись в памяти, Александр понял, в чем дело: нечто подобное он испытывал во время солнечного затмения, когда от дневного светила остался лишь узенький серпик, и мир вот-вот готов был окунуться в неожиданную и нелепую темноту. Понял и улыбнулся — ему стало легче, понимание всегда снимает какой-то груз с души. Александр достал зажигалку, оставленную ему Дийной, и гудящим языком плазмы в нескольких местах, чтобы быстрее разгорался, запалил костёр. Влажноватый хворост сначала горел неохотно, с шипением и треском, а потом разом, дружно запылал. И все волшебно изменилось, потеплело: ствол дерева стал фиолетовым, грязная трава заиграла золотом, а листва над головой вспыхнула алым огнём, контрастно высвечиваясь на фоне густо-синего неба.

Обернувшись на звук шагов, Александр увидел подходящую Дийну, за ней по росистой траве тянулась ровная цепочка тёмных следов. В её серебряных глазах играли тёплые отсветы костра, и поначалу Александру показалось, что она улыбается, но он тут же понял, что это лишь показалось.

— Доброе утро, Саша.

— Салют! Только доброе ли?

— Не очень. — Дийна опустилась рядом, на древесный ствол. Лицо её было не то чтобы печальным или расстроенным, но рассеянным, отрешённым, точно она все решала и никак не могла решить сложную задачу. Александр занялся костром, разгрёб угли, подбросил топлива и попросил негромко:

— Не томите.

Дийна оценивающе взглянула на него.

— Есть один вариант возвращения. Но рискованный!

Александр улыбнулся, к риску он был готов, давно настроился на него. Дийна не ответила на его улыбку.

— Слишком рискованный!

— А нельзя ли поподробнее? — попросил Александр после паузы.

— Нельзя. Могу лишь сказать, что все будет зависеть от вас самого. Но во вторичной отдаче случайностей избежать невозможно! В целом вероятность успеха оценивается как один к десяти.