— Какой-то жизнерадостный идиотизм в планетарном масштабе! — с сердцем сказал Клим.

— Вот-вот, — флегматично поддержал его инженер, — сборище комедиантов и лицедеев. Планета превращена в театральные подмостки, жизнь — в комическую роль, любовь — в лёгкий флирт, ненависть — в розыгрыш, честолюбие — в острословие. Не возьму лишь в толк, кто кормит и одевает всю эту шуструю богему? С какой целью?

Между тем жёлтый карлик запылал на небе новым солнцем. «Торнадо» сбросил скорость, вошёл в гравитационное поле системы, сблизился с Иллой и, превратившись в её спутник, начал орбитальный облёт планеты. Космонавты возлагали большие надежды на прямые визуальные наблюдения загадочного мира, но их ждало разочарование. Вся поверхность Иллы, за исключением крайне редких окон, оказалась закрытой мощной многослойной облачностью, сквозь которую с трудом пробивались лишь радиоволны метрового диапазона, позволявшие получить самую общую картину пролетаемой местности. Но и в таких условиях удалось сделать ряд интересных наблюдений. Илла оказалась удивительно «водянистой» планетой, суша занимала не более шести процентов всей её поверхности. По существу, вся планета представляла собой единый глобальный океан, по которому там и сям были разбросаны архипелаги островов. Континентов, подобных земным, не было совершенно.

Острова, находившиеся в благоприятной климатической зоне, были густо заселены. Поселения иллинов представляли собой просторные озеленённые города, расположенные, как правило, на самом берегу океана. Несмотря на все старания, ни в самих городах, ни в их окрестностях не удалось обнаружить никаких признаков концентрированной промышленности и энергетики. Клим Ждан, так много ждавший от антропоидной цивилизации, брюзжал:

— Цивилизация без науки и производства. Цивилизация без энергетики. Кто в это поверит? Если мы привезём такие данные, Земля добрую неделю будет корчиться от смеха!

— Я тебя понимаю, Клим, — сочувственно согласился Кронин, — меня тоже раздражает Илла. Все тут устроено ужасно не по-земному! Но ведь не мы с тобой её сотворили, так зачем же так расстраиваться?

Он задумчиво погладил подбородок, усмехнулся и добавил:

— Вообще-то, как знать? Может быть, на Илле мы видим собственное будущее? Да-да, — продолжал он про себя, игнорируя насмешливое удивление Клима, — к такому выводу легко прийти, если проанализировать историю человечества с точки зрения юмора. Не стоит доказывать, что количество юмора в общем потоке информации непрерывно возрастает по мере развития человечества. Ты напрасно так скептически улыбаешься, Клим. Я высказываю лишь самые очевидные истины. Современный человек склонён пошутить и подурачиться независимо от возраста, пола и профессии. А попробуй представить себе весельчака инквизитора, который во славу господа бога лично дробит кости еретикам. Или шутника-отшельника, который живёт один-одинёшенек в пустыне, не моется, гордится незаживающими язвами и питается одними акридами. Разве удивительно, что в эпоху инквизиции или фашизма процветали люди жестокие, мрачные и злобные? Это лишь естественно! Теперь же мы наблюдаем прямо противоположную картину. Если хочешь, то склонность к юмору — доминантный признак современного человека. Причём в самом полнокровном генетическом смысле. Ведь если биологическая эволюция человека давно закончена, то социальная только набирает силу. Именно социальные особенности человека определяют естественный отбор, который и не думал прекращать свою деятельность в недрах нашего общества. В частности, отбор идёт и по линии юмора. Жёлчному, сварливому, просто печальному, наконец, человеку сейчас очень трудно найти себе подругу жизни, а поэтому род его закономерно и неизбежно угасает. В будущем довольно-таки мрачный гомо сапиенс вульгарис превратится в совершенно новый социальный вид — в жизнерадостного, неунывающего, смеющегося гомо сапиенса юмористикуса. А вся раса разумных превратится в расу шутников! Иллины — близкий и наглядный пример этой волнующей метаморфозы.

— Фу на тебя, — с досадой сказал Клим, — я надеялся, что в конце концов ты скажешь что-нибудь серьёзное.

— Для серьёзных гипотез нужна хотя бы маленькая зацепка, — вздохнул Кронин.

Скоро такая зацепка появилась. Когда «Торнадо» проходил над Миолой, одним из городов Иллы, расположенным на уединённом островке, облака ненадолго рассеялись. Клим Ждан, мгновенно сориентировался и выполнил отличную стереосъёмку открывшейся панорамы местности. При её анализе обнаружилась важная деталь, совсем не наблюдавшаяся на сделанных ранее радиоснимках, — от города к океану тянулись несколько отличных, хотя и нешироких дорог, сделанных из полированного камня.

— Вот вам и разгадка иллинской цивилизации, — с удовлетворением констатировал Клим, проводя указкой по тонким линиям дорог, — производство этих весёлых паразитиков сконцентрировано на океанском дне и полностью автоматизировано. Все, что нужно для жизни и развлечений, иллины получают по этим дорогам. Им остаётся наслаждаться жизнью.

— Если это можно назвать жизнью, — хмуро заметил Лобов.

— Если они полностью устранились от производства, а похоже, что так оно и есть, это уже не жизнь, а паразитизм на теле машинной цивилизации, — согласился инженер, — которая рано или поздно осознает своё могущество и растопчет иллинские города, как гнёзда муравьёв!

— Бедные небожители, — пробормотал Кронин, разглядывая фотографию могучего красавца иллина, который, щуря лукавые глаза, смотрел прямо в объектив аппарата.

За океанскими дорогами установили тщательное круглосуточное наблюдение, но странное дело — ни днём ни ночью на них не наблюдалось ни малейшего движения. Клим недоумевал и строил предположения одно другого мудрёнее и невероятнее, а инженер, выждав некоторое время, взялся за детальнейший анализ стереосъёмки. В результате ювелирно выполненных измерений ему удалось показать, что дороги отнюдь не плавно спускаются к океану, как это было бы естественно предположить. Они совершенно отвесно обрывались в воду на высоте десяти-пятнадцати метров!

— Совершенно очевидно, — невозмутимо заключил Кронин, по таким дорогам можно транспортировать что-либо в океан, но никак не из него.

— Для чего же тогда нужны эти проклятые дороги? — спросил несколько сконфуженный Клим.

Кронин пожал плечами.

— Может быть, для сбрасывания в океан отходов. А скорее всего это своеобразные памятники старины. Когда-то с их помощью действительно осуществлялась связь с океаном. Потом на смену им пришли более удобные подземные коммуникации, а дороги остались. Океан наступал, разрушая берега острова, вот так и получилось, что дороги отвесно обрываются в океан.

Клим промолчал. Стоя у стола, он разглядывал многочисленные фотографии иллинов, сделанные с экрана телевизора. Держа эти фотографии веером в руке, он вдруг повернулся к инженеру.

— Я не знаю назначения дорог, но уверен, на планете происходит что-то более сложное, чем простое вырождение иллинов. Посмотри! — Он бросил фотографии на стол. — Посмотри, сколько ловкости, грации и силы в этих телах. На них просто приятно смотреть! Разве они похожи на вырождающихся?

Неторопливо перебирая фотографию за фотографией, Кронин просмотрел всю пачку.

— Да, — согласился он, — красивый народ.

Он потёр подбородок и усмехнулся.

— Так уж мы устроены, что любуемся всеми ладно скроенными животными независимо от того, что они собою представляют: собаками, актиниями, лошадьми и пантерами в равной мере. Между прочим, — он поднял глаза на Клима, — мы до сих пор любуемся скульптурой Нефертити, хотя она была типичной представительницей касты фараонов, и роскошными цветами растений-паразитов.

— Что ты хочешь сказать этим?

Кронин мягко улыбнулся.

— Я хочу сказать, что ты порой меняешь своё мнение без достаточных оснований.

— И тем не менее Клим прав, — вдруг вмешался в разговор до сих пор молчавший Лобов.

Взгляды обратились к нему.

— Иллины не только физически совершенны, они ещё и порядочны, Алексей. При всем легкомыслии и беспечности, им совершенно чужды жестокость, деспотизм, несправедливость. У них не заметишь даже намёка на культ эротики, на секс, с которыми рука об руку идёт всякое вырождение.