— Не сочиняй! «Вчерашними»! У вас в школе постоянные санитарные проверки…

— А зачем обедать в двенадцать часов, если в два или три приходишь домой и здесь на плите заботливо приготовленная мамина еда?

— Подлиза… Но сейчас-то ты можешь пообедать, раз уж пришел?

— Сейчас очень даже могу! Потому что после шестого урока у нас еще экскурсия на кукольную выставку… Это мама Рита придумала для выполнения своих планов внеклассной работы. Хватило ума…

— Не ворчи. Все говорят, очень интересная выставка. Я в детстве обожала кукольный театр…

— В детстве я тоже обожал…

Мама опять скользнула по мне глазами.

— Судя по твоему «прикиду»… и по твоим разговорам, детство у тебя еще не закончилось.

— Ну и ладно. Я и не хочу, чтобы закончилось… — Я начал перекладывать из школьно-костюмных карманов в «летние» всякую мелочь: проездной билет (в общем-то почти не нужный), карандашик-брелок, плоский старенький (но надежный!) мобильник… Потом глянул на злополучную пятисотрублевую бумажку, она лежала на тахте рядом с брошенными брюками.

— Мама… а эта «деньга»… она ведь случайная, верно?

— Ты на что намекаешь?

— Ну, она, будто неожиданный клад… А те, кто находят клад, они же делятся друг с другом, да?

— Любопытное суждение. Но нашла-то этот клад я!

— Но в моем кармане!

— И… на какую долю претендует юный авантюрист?

— На… «пополам».

— Нахал.

— Но это же справедливо!

— Ладно, — усмехнулась мама. — Вышла и почти сразу вернулась с кошельком. — Вот тебе «справедливость». — Она выложила на стол две сотенные бумажки, потом четыре десятирублевки и наконец две блестящих пятирублевые монетки. — Как в бухгалтерии… Однако скажи, зачем тебе деньги?

— Здрасте! Разве уже закрыли магазин «Книжный мир»?

— Знаю я этот «книжный». Небось, отыщешь там какие-нибудь новые «стреляльные» диски.

— Мам, да когда я их искал! Это пройденный этап! От них зубы ноют… Лучше уж кино «Заоблачный остров»… А может, Лерке куплю яйцо с киндером… Ох, да отпусти уж ты ее, а то гудит, гудит…

— Пусть еще погудит, полезно… А тебя сейчас буду кормить.

— Корми, я все съем. Даже вермишель, похожую на червяков…

— Весь в папу-сочинителя… — Мама смотрела на меня и почему-то не уходила.

— Ага… — Я сгреб со стола деньги, открыл в шкафу ящик и вытащил из мешанины платков и носков прошлогодний треугольный галстук — косынку, сшитую из черной и синей половинок. Продернул под воротник, завязал.

— Вот… Классно, да?

— Теперь тебя точно выгонят с уроков…

— Ну, мы же договорились! Я глотну пива, а ты…

— Сейчас кому-то отвесят третий в жизни подзатыльник.

— Ну, отвешивай, — вздохнул я. — Все равно я буду тебя крепко любить. Всю жизнь…

Мама вдруг подошла сзади, взяла меня за уши, покачала туда-сюда мою голову. Сказала мне в заросший затылок:

— Всю жизнь… Скоро вырастешь, уедешь в какие-нибудь дальние края и найдешь, кого любить крепче мамы…

— Крепче никогда не буду. Пусть хоть кто найдется… — шепотом пообещал я. Кажется, чересчур серьезно. Вдруг даже в горле щекотнуло…

Мама отпустила мои уши.

— Повяжись полотенцем, а то закапаешь соусом свой наряд…

На улице я сразу окунулся в горячий день. В солнце, в запахи нагретого асфальта, бензина и клейких тополиных листиков. И понял, что ни капельки не стесняюсь своего легонького наряда. Похоже, что встречные поглядывали на меня с одобрением: вот, мол, какая летняя птаха. Я видел в магазинных стеклах, что «птаха» похожа на цаплю, ну и пусть! Не на гусака ведь и не на пингвина!

Рюкзачок был почти пуст — лишь с тетрадкой и учебником географии, почти невесомый. Хотелось прыгать.

Лето было как подарок…

Дежурные на школьном крыльце одинаково вытянули шеи:

— Эй, ты куда такой…

— Сократитесь, — нагло сказал я. — Нам разрешили… — Увернулся от протянутых лап и нырнул в знакомые запахи вестибюля (столовая, гардероб с пыльной «сменкой», хлорка от швабры тети Кати…) А потом — скачками по лестнице…

Народ встретил меня со сдержанным одобрением:

— Во, еще одна тощая незагорелость…

— Мама Рита выпадет в осадок…

— Молоток…

— Всё, кранты. Завтра я тоже…

Мы ждали начала урока у кабинета географии, в коридоре. Чибис подошел, глянул улыбчиво. Спросил тихо, но прямо:

— Ты из-за меня так решил?

— В основном из-за лета, — уклончиво сказал я.

Чибис улыбнулся шире:

— А я думал… ты тоже пиво пил…

— Я хотел. Но чуть не заработал подзатыльник.

Чибис вдруг изогнулся, что-то вытащил из раздутого кармана перекошенных шортиков. Оказалось — красное яблоко.

— Вот… Это Белкина вдруг подошла и говорит: «Ты на меня не злись. На…»

Я сделал умное лицо.

— Наверно, решила не усиливать этот… мировой дисбаланс.

— Ага. Наверно…

Чибис поставил ногу на батарею и сильно ударил яблоком о торчащее колено (я даже ойкнул). Яблоко развалилось на аккуратные половинки.

— Держи…

— Спасибо… — И мы пошли досиживать последний урок.

Мама Рита ничего не сказала про мой костюм. Наверно, потому, что увидела меня уже не на уроке, а во «внеклассное время», перед экскурсией.

А Натка Белкина подошла и осторожно тронула галстук.

— Ой, Клим, это что? Есть такой отряд, да?

Я помнил про яблоко и ответил миролюбиво:

— Был. Память о прошлом лете…

— А-а… — ничего не поняла она. И никто не понимал, но и не спрашивали, даже Чибис. Он спросил на улице о другом, но это другое тоже имело отношение к прошлому лету: