Даже в комнате, полной красивых мужчин, Луи Валлон несомненно привлек бы внимание. Помимо прекрасной фигуры, грациозности движений и необычного сочетания смуглой кожи с ярко-голубыми глазами и волосами цвета темного золота, кажущимися на солнце почти белыми, он обладал еще и тем неотразимым обаянием, которое французы называют шармом. Однако сейчас его глаза были наполнены гневом, а по напряженным плечам было ясно, что он пытается сдержать свою ярость – ярость человека, не привыкшего попадать в ситуации, над которыми он не властен.

– Дедушка, должно быть, спятил, раз заключил такое соглашение!

Его бабушка, к которой были обращены эти слова, кивнула, хотя ей было больно сознавать, что критика в адрес ее мужа, даже выраженная так грубо, совершенно справедлива.

– Мне кажется, Пьер и не подозревал, что дело зайдет так далеко, – сказала она. – Поначалу это казалось ему не более чем шуткой, так же, как и Генри Бентону.

– Хороша шутка! – в голосе ее внука звучала неприкрытая злость. – Теперь я должен либо выполнить их соглашение, либо вступить в открытую схватку. А она, скорее всего, кончится для нас плачевно как в финансовом, так и в политическом смысле. – Он в ярости стукнул кулаком по колену: – Даже не знаю, может, согласиться на предложение Красски.

– Ты не можешь пойти на это!

– Это почему же?

– Потому что тогда ты не сможешь не стать союзником Красски? Ради Бога, Луи, неужели ты не понимаешь, что он только этого и добивается? Иначе зачем ему ставить на кон сто миллионов фунтов?

– Для Словении это не более, чем подачка!

– Для Словении – да, но не для нас. Если мы примем эти деньги, то должны будем плясать под музыку того, кто платит!

– Я могу отказаться!

– И получить пулю в спину? Погибнуть от руки убийцы, которого, если и поймают, наверняка признают невменяемым? Луи, будь благоразумен. Постарайся мыслить логически.

– Как я могу мыслить логически, если моя жизнь разрушена?

– А ты готов принести в жертву свободу твоего народа ради одной женщины?

– Я люблю ее! – страстно воскликнул Луи.

– И ставишь выше своей страны?

Вскрикнув, он отвернулся, но в опущенных плечах можно было прочитать ответ.

– Ты права, бабушка. Я не могу принять предложение Красски. Будь проклята ситуация, в которой я оказался! Но и Запад не имеет права превращать нас в канатоходцев. Если они не хотят, чтобы мы лишились суверенитета, то взамен должны, по меньшей мере, помочь нам решить экономические проблемы.

– Они и так уже помогают нам, чем могут. Если они увеличат помощь, то Красски может заявить, что мы продались Западу. Это позволит ему «освободить» нас. А ты знаешь, что он понимает под свободой!

Луи кивнул: он достаточно насмотрелся на маленькие страны, достигшие «освобождения», чтобы знать, к каким бедствиям это приводит. Но его постоянные усилия поддерживать хорошие отношения как с Восточными, так и с Западными странами, уже начали работать против него. Кроме того, ему еще нет и тридцати. Слишком молод, чтобы в течение целых восьми лет, прошедших с момента коронации, пытаться ходить по тонкой проволоке, натянутой в высотах дипломатии. А сейчас эта проволока почти разорвалась, угрожая не только осложнить, но и полностью разрушить всю его жизнь.

– Если Запад боится увеличить размер помощи, чего же они ждут от меня? – резко спросил Луи. – У нас нет почти никаких ресурсов, кроме гор, в которых могут быть полезные ископаемые. Но у нас нет денег даже на геологические изыскания! Как же нам поддерживать экономику?

– С помощью "Бентон Групп".

– А продать им за это меня!

– Это лучше, чем продать Мотавию! – княгиня подалась вперед, пальцы в бриллиантовых перстнях стиснули черную ротанговую трость. – Женись на женщине Бентонов! В конце концов, ты всегда можешь развестись.

– Что я слышу? Ты говоришь о разводе?!

– Да, я не возражаю, если ты разведешься. Лет через пять, не раньше: придется соблюсти приличия. В конце концов, я не хочу делать тебя несчастным на всю жизнь.

– Я ценю, что ты приносишь в жертву свои религиозные убеждения, – саркастически промолвил Луи. – Но это моя жизнь, мне жалко тратить даже год, не говоря уж о пяти.

Княгиня Елена промолчала, хотя ее сердце разрывалось от боли за внука. Если бы только ее муж мог предвидеть, что такой день однажды наступит. Если бы он не продал половину прав на добычу полезных ископаемых Генри Бентону! По меньшей мере, сейчас они могли бы попытаться найти деньги где-нибудь еще, например, у американских компаний.

Впрочем, если говорить откровенно, и без этого соглашения их руки были связаны политическими обстоятельствами. Они должны делать все, что от них требуют Западные державы. В противном случае им суждено стать рабами Востока.

Ее внук уже раб – раб унаследованных идеалов свободы и независимости. Он готов ради этих идеалов пожертвовать собой. В свое время он оказался достаточно сильным, чтобы принять помощь Словении, но не стать политической марионеткой в руках правителей этой страны. Свобода Мотавии всегда была для него главным делом жизни, единственным, чем он не мог поступиться ни при каких обстоятельствах. Бентоны понимали это и хотели за свои деньги получить его самого, но не его страну. И потом, если результаты геологической разведки окажутся положительными – а Луи в этом не сомневался – Мотавия получит несравненную возможность укрепить свою экономику и достичь процветания. Тогда им больше не придется быть марионеткой в чьих бы то ни было руках.

Конечно, Элиза сделала многое, чтобы довести Луи до нынешнего состояния. Если бы не происки этой девицы, он никогда даже и не задумался бы принять помощь от Красски. Будь проклят тот день, когда она была представлена ко двору и он впервые увидел ее. Вот в Средние Века монархи всегда могли найти способ сломить непокорных подданных!

Вздохнув о тех удобных, хотя и кровавых временах, она посмотрела на внука:

– Ну, Луи, и что ты собираешься делать?

– То, что должен, – ответил он бесцветным голосом. – А что еще мне остается?

– Значит, ты едешь в Англию?

– Да. И как можно скорее. Поеду с частным визитом, чтобы избежать протокольных обязанностей.

– Следует предупредить английского посла.

– Он и так узнает, – впервые за долгое время на губах Луи заиграла легкая улыбка. – Его шпионы очень хороши, я иногда думаю, что они знают о нас больше, чем мы сами! – Он поцеловал руку бабушки: – Извини, если я опечалил тебя, ma chere. Надеюсь, ты меня понимаешь.

Княгиня кивнула.

– Ты расскажешь Элизе, что собираешься сделать?

– Конечно. Она имеет право знать.

– Ты должен быть более осмотрительным. Сейчас ты действуешь в интересах своей страны, и вовсе не обязательно рассказывать всем подряд о причине твоей женитьбы. Лучше, если твой брак будут считать браком по любви.

– Элиза никогда в это не поверит, – холодно ответил Луи. – Я не могу сказать ей всю правду, тут ты права, но и не могу сказать ей, что разлюбил ее.

Он направился к двери, но был остановлен властным голосом своей бабушки:

– А когда ты женишься на женщине Бентонов, что потом?

– Элиза останется моей возлюбленной!

Глаза старухи, такие же голубые, как у ее внука, гневно сверкнули:

– Это неслыханно!

– А почему нет? Бентоны могут купить мою жизнь, но не мою любовь.

– Но продолжать эти… эти отношения. Это чудовищно!

– Я не считаю свой будущий брак настоящим, так что позволь мне с тобой не согласиться. Я мужчина, а не монах!

– Но в соглашении сказано, что стороны должны быть в браке честными по отношению друг к другу.

– Не думаю, что Бентоны когда-нибудь волновались из-за такой незначительной вещицы, как честность. В конце концов, им нужно всего лишь заполучить для своей наследницы мужа королевской крови, так что мне вовсе не обязательно с ней спать, – он язвительно усмехнулся. – Не буду возражать, если она заведет себе любовника. В таком случае, наш брак удовлетворит и ее!