И голос пропал, но осталось ощущение его всеприсутствия. Слова запали в душу, потому что были понятны и верны.

— Кто ты? Энея, или…?

Даже представлять не хотелось, что может скрываться за этим «или».

Вместо ответа пришло нечто леденящее, всё в зазубренных осколках, вошло в разум неотвратимо, как судьба. И принесло с собой очередное понимание. Что и как делать. С какими возможностями и с каким, наконец, оружием…

Города строятся, потом перестраиваются, модернизируются транспортные узлы, благоустраиваются микрорайоны, отнимая у природы и без того скудные пространства. Бег времени неумолим, приходят новые технологии, делаются различного рода перепланировки, улучшается и совершенствуется инфраструктура и вообще всё, что связано с таким ёмким и всёохватывающим понятием, как запросы и потребности человека, проще говоря, связанное прежде всего с его обустроенностью, бытом и рабочим местом.

Однако здания Института биотехнологий, как ни странно, мало коснулись эти перемены. Как поставили его в своё время семнадцатиэтажным монументом, облицованным гладким красным гранитом, так и стоит оно на отшибе города, рядом с лесочком и озером с плакучими ивами по берегам. Место было выбрано не случайно — подальше от цивилизации, поближе к природе, потому что проблемы, которыми тут занимались, требовали некоей уединённости и сосредоточенности.

Само здание и прилегающие к нему корпуса и лаборатории, в целом небольшой такой научный комплекс, выглядели компактно и обслуживались соответственно: два спутниковых энергоприёмника на крыше с лихвой обеспечивали потребности института в энергии. Работа тут велась не то, чтобы круглосуточно, но бывало, что кто-то и на ночь оставался, если того требовала ситуация или разрабатываемая кем-то из сотрудников, а то и целой лабораторией, трудная, но очень важная тема. Задачи уж тут больно специфические. Тогда в монолите многоэтажки светился ряд окошек, а иногда и не один. Словом, обычная, деловая обстановка, типичная для всех учреждений подобного рода.

Но сегодня монолит был тёмен, никто из учёных не задержался, не засиделся допоздна, лишь в корпусе по-соседству горело с пару окон, да фонари освещали периметр вокруг института. Дальше и вокруг уже властвовала ночь, собравшаяся побыть тут полновластной хозяйкой до самого утра.

Здание само по себе было внушительным, эдакий параллелепипед, устремлённый в небо, однако у него имелись ещё и подземные уровни со своей разветвлённой инфраструктурой и различного рода коммуникациями, обслуживающимися автоматически и работающими в таком же режиме. Люди появлялись здесь по необходимости или, как говорили раньше, по служебной надобности, днём тут бывало даже многолюдно, но ближе к вечеру, а уж тем более ночью, подземные уровни пустели, оставаясь на попечении лишь дежурного освещения да гулкой тишины. Если, конечно, где-то не было срочной работы, как сейчас и происходило на минус третьем уровне, в боксе «RVR 3/1». Там в этот момент находился Баев. И рядом Энея, эта необычная, странная девочка с Мизая, этот найденный землянами на дорогах мирозданья единственный в своём роде, бесценный, уникальный самородок со своим сложным, непонятным и захватывающим миром внутри хрупкого, почти что невесомого тела…

Рядом с боксом, пролётом ниже, по соседству с помещением энергосиловой установки, вырабатывающей силовой щит для безопасности периметра, шёл сквозной коридор с многочисленными подсобными помещениями. Коридор упирался в массивную дверь, за которой находился аварийный выход на станцию скоростного монорельса. Сделано такое было на всякий случай (предки говорили проще и доходчивей: на случай пожарный), чтобы лабиринт подземных уровней не стал бы, не дай бог, западнёй, ловушкой, произойди что-то непредвиденное.

Хоть тут сейчас было тихо, пустынно и кое-как освещено, но это не означало, что жизнь здесь замирала до утра. Некоторым образом ночью она тут как раз и просыпалась, когда люди покидали нижний уровень, закончив работу.

Откуда-то появлялись крысы. Из каких таких щелей, дыр и закутков, одним им и ведомо. Хозяйственный директор не без оснований полагал, что просачивались они на подведомственную ему территорию исключительно из расположенного буквально в двух шагах тоннеля монорельса, законной крысиной вотчины с незапамятных времён. Там было их царство, отвоёванное у темноты и сырости. А территорию надо расширять, вот и до института добрались. С рассветом они убирались восвояси, но ночью… Хоть несколько, но на нижних уровнях появлялись непременно и неизменно. А когда и больше — есть, где развернуться. Что они тут искали, нюхая кондиционированный воздух? Извечный вопрос.

Ещё тут водились и мыши, но те больше в самих помещениях, нежели в коридорах, воздухозаборниках или в нитях трубопроводов. Были и пауки, дремлющие в многочисленных углах и закутках, и тараканы, извечный спутник человека, как, собственно, и грызуны; мокрицы и прочие членистоногие также имелись, но то уж совсем мелочь…

Но обитал и кое-кто посерьёзней. С точки зрения именно грызунов. Кошки. Облюбовали они подземный уровень исключительно из-за этих вездесущих тварей и охотились на них с маниакальным постоянством и терпением, данному этому виду природой, как неизменный статус кво. Днём те из них, кто понаглее, пошустрее и понахальней, кормились и у людей, благо жалостливых и добрых среди них хватало, а ночью ещё отправлялись и за своей законной, как они по праву считали, добычей. Благо, тут она никогда не переводилась, и к тому же охота на крыс и мышей сотрудниками института всячески приветствовалась. Кто ж ещё поможет с этой напастью, даже в век сумасшедших технологий вполне себе уцелевшей и вполне себе здравствующей?

В непосредственной близости от бокса «RVR 3/1» обитал Демон — здоровенный котяра сиамских кровей и, чёрт его знает, чьих родословных. Днём он гулял сам по себе, где хотел и сколько хотел, иногда захаживая с видом хозяина к тем, которые добрые и жалостливые, позволял себя гладить и снисходительно принимал вкусненькое из женских в основном рук; иногда его можно было видеть на территории, задумчиво следящим за стайками воробьёв или меланхолично сидящим рядом со ступенями у парадного входа, жмурящегося на солнечный свет. Людей он не боялся. Он вообще никого и ничего не боялся. И вид имел соответствующий: уши торчком, словно локаторы, вытянутая морда с длинным носом, сильное тело самца в самом расцвете, мощные, стремительные лапы и удивительные голубые глаза с искоркой безумства и отваги в вертикальных узких зрачках. Именно из-за них он и схлопотал такую необычную кличку и на которую охотно, кстати, откликался. Это был воистину прирождённый охотник, бесстрашный, умный и неутомимый.

Но вот уже пятый день кот не находил себе места. Беспокоился, мяукал без причины, к чему-то постоянно прислушивался, шевелил беспрестанно ушами, нервно дёргал хвостом. Даже охоту забросил, что уж совсем удивительно. А сегодня ближе к ночи вскочил, как ошпаренный, и уставился в темноту, замерев в неудобной, напряжённой позе: передняя лапа поднята, спина дугой, хвост при этом из стороны в сторону. Отсыпался он на толстой трубе водоснабжения, проходящей под потолком, местечко тихое, удобное и стратегически выгодное — видно всё и всех, а его так просто и не заметишь. И сейчас стоял там, наверху, весь в напряжённом внимании. Что-то его сильно взволновало, и это что-то находилось прямо над ним. По крайней мере, Демону так казалось, а кошачье чутьё на такие вещи было исключительным. Он, не раздумывая, спрыгнул вниз, мягко и совершенно бесшумно приземлившись, и стремительным рывком преодолел расстояние до двери в следующий коридор. Промежуточные двери, в отличие от остальных, не запирались, необходимости в том не было, а преодолевать такие мелочи, как незапертые двери, Демон научился давным-давно. Однако дальше его поджидала как раз такая, запертая. Покрутившись вокруг, пару раз недовольно фыркнув, он пошёл другим путём, по воздуховодам, ибо знал свою территорию назубок и мог бы с закрытыми глазами проникнуть во многие места. Что для прирождённого охотника норма вещей. Он и проник, влекомый непонятным, тревожащим и остро беспокоящим его чувством — чувством на неведомую опасность, а, скорее, просто на неведомое, что поселилось здесь, у него под боком, причём совсем недавно, а сейчас вдруг заговорившее в полный голос. Что двигало Демоном на свою погибель? Инстинкт хищника? Или любопытство, что даровано всем без исключения кошкам той же природой? Чужеродный, таинственный, но влекущий за собой зов какого-то неизвестного, невиданного до сих пор существа? Или элементарное чувство собственника, заставляющее любой ценой защитить свою территорию от посягательства кого бы то ни было? Очевидно, всего понемножку, но всё же с преобладанием последнего. Да и зов этот сыграл тоже далеко не маловажную роль. И Демон ринулся навстречу неизвестности, словно в атаку, как, собственно, и поступал всегда…