«Мимо, придурок, — подумала я. — Дерьма не ношу. На мне реальный „Эктив“ из бутика».

— …А бабок нормальных и в руках не держали… Я тут со своими бандитами, — продолжал декламировать мужичок, — одного черножопого разводил. Залез на мою территорию, типа крутой…

Бабулька в очках поманила меня темным корявым пальцем. Я сделала вид, что ничего не заметила.

— …на счетчик его. А он, идиот, без башни совсем, к милътонам, короче. А мильтоны-то все у меня на довольствии…

— А ты, доча, чейная будешь? — открыла щербатую пасть другая старуха.

Дальше строить из себя слепоглухонемую было нельзя. Бабки бы так просто от меня не отвяли. И подняли бы гам. Оставалось пытаться потянуть время.

— Как это чейная? — прикинулась дурочкой я.

— К кому приехала?

Любопытные твари! Слушали бы лучше липецкого героя. Вон как занимательно треплет своим помелом. Прям как со сцены!

— …а на разборки пушку беру с собой…

— Я к Смирновым.

Неужели в округе нет ни одних Смирновых?!!

— Это к которым Смирновым?

— В Бедовицах.

— В Бедовицах? — Бабки переглянулись.

Та, что в очках — наверное, самая главная — пожевала губами и промямлила:

— Не к Марии ль?

— Ага, — кивнула я и сразу поняла, что попалась.

Старая перечница ловко развела меня на базаре. Расставила самую классическую ловушку, а я, ворона, тут же влезла в нее по самое некуда. Нет в Бедовицах никаких Смирновых Марий. Вообще нет никаких Смирновых. Молодец, бабушка!

— …подъезжаем к кабаку на трех «мерседесах», вылезаем такие. Швейцар весь, конечно…

Бабки замерли, как три статуи. Как идеально обученные натурщицы — с них сейчас можно было ваять. Только глазки испуганно метались из стороны в сторону. Да у той, что в очках, мелко дрожали губы.

Я сунула руку за пазуху и потрогала рукоятку ПМ. Что поделать, придется его доставать. О дьявол! И когда же меня соединят с Петербургом?

— Ну я пошла, — сообщила одна из бабулек. — Може, хлеб привезли. — Слишком громко сообщила. Слишком картинно.

— …и вот, короче, извлекаю я из кармана пушку свою…

Я вынула из кобуры волыну и ткнула ее в нос старухе.

— Сядь обратно. Не привезли еще хлеб. Я только оттуда.

Бабуля тихонечко охнула и послушно ткнулась обширным задом в скамеечку. Липецкий скоморох заткнулся на полуслове и, забыв про живот, выпятил его наружу. Почтальонша ухмыльнулась ехидно и совершенно недрогнувшим голосом прокомментировала:

— Доигрались.

— Ага, — согласилась я. — Если кто дернется, убивать не буду, но хребет прострелю. Останетесь инвалидами, как те менты. А мне терять нечего. Слыш ты, трепло пивное, — я направила ствол на мужика, — ложись. Рожу в пол, руки в стороны. И даже не шевелись.

Мужичок начал медленно укладываться на грязный пол. Я бросила взгляд на бабулек — они послушно замерли на скамейке.

— И чего же я, дура, сразу тебя не узнала? — удивилась стриженая девица и потянулась к телефону.

— Ну! — Я качнула «пээмом». — Не трогай трубку.

— Да не ссы ты. — Почтальоншу мой пистолет совершенно не выбил из равновесия. — Скажу Настасье, чтоб скорее соединяла. Поговоришь и проваливай… Настя! Настя! Чего Ленинград?.. Скорее давай! Клиент беспокоится… Обязательно. — Она положила трубку и сообщила: — Мне посоветовали послать тебя на хрен.

— Попробуй.

— И что случится? Напишешь жалобу? Или застрелишь меня?.. Сейчас будет твой Ленинград… — Почтальонша повернулась к окну. — Оба-а-а! Гляди-ка, патруль!

Я еще раз, чтобы уберечь их от непродуманных действий, показала бабулькам ПМ и, пройдя за стойку, выглянула в окно. Возле бульдозера топтались два солдатика с автоматами, а мент с погонами лейтенанта забрался на гусеницу и о чем-то беседовал с Джамалом. Один из солдатиков неожиданно поднял глаза на окно и пересекся со мной взглядами. Я не успела отступить в глубь комнаты, и он меня узнал. Сразу узнал — наверное, был хорошим физиономистом, — и, что-то крикнув, сиганул за бульдозер.

Вот и все. Беготня закончилась. Начинается война. И что за корова? Взяла и сама сунула рожу на обозрение — мол, вот она я, прячусь на почте. Хотя они все равно бы сюда зашли… Кого теперь брать в заложники? Стриженую девицу? Какая-то она непредсказуемая. Совсем меня не боится. Может доставить проблемы… Одну из бабулек? Хорошо бы, но только это отразится на скорости передвижения. А если, не дай Бог, у заложницы случится сердечный приступ? Или припадок? Нет… Остается мужик. Болтливый слизняк. Породу подобных ничтожеств я хорошо изучила. Много болтают, но ни на что путное не способны. Покорно позволят себя и ограбить, и пристрелить. Правда, этот липецкий псевдопахан может обделаться, и от него будет вонять. К тому же со страху не сможет нормально соображать. Но с этим ничего не поделаешь. Выбирать не приходится.

Я выскочила из-за стойки и от души припечатала ступню к заднице, обтянутой чистыми брючками со стрелочками.

— Подъем!!! Быстро!!!

Мужичок начал лениво вставать на карачки. Слишком лениво. Мне пришлось зацепить его за шкирятник и дернуть вверх. Отлетело несколько пуговиц. Пивной коммерсант тоненько взвизгнул. А я влепила рукояткой ПМ ему по почкам.

— Быстро, сказала!!!

Бабульки синхронно крестились и продолжали тихонечко сидеть на скамейке. Почтальонша, небрежно облокотившись о стену, с интересом наблюдала за мной. Железная девочка! Она вызывала у меня уважение. И я не завидовала ее будущему мужу. Хотя кто знает, как сложится?

— Не нагадил в штаны-то? — с ухмылкой спросила она.

— Нет пока.

— Хорошо. — Крепкий мужик. И где же его бандиты? И мильтоны, которые на довольствии…

— Бабки, пошли вон отсюда!!! — рявкнула я, и в этот момент дверь от сильного удара снаружи чуть не слетела с петель.

Никого в проеме, естественно, не было. Солдатики притаились за дверью. Мечтая об отпуске, до которого было уже всего ничего. Перетопчутся!

— У меня двое заложников! — проорала я. — …Бабки, вон пошли, я сказала… Короче, мне терять нечего. Только суньтесь!

— Полоумная дура, — просипел из-за двери простуженный голос. — На что ты надеешься? Не усугубляй!

— Бабки, вон пошли, вашу мать!.. У меня заложники!

— А у нас твой дружок.

— Давайте сюда его! На счете десять стреляю в колено заложнику! Я не шучу! Раз… Два…

Пивной коммерсант горько взвыл. Так голосят палестинские женщины по убиенным жидами мужьям.

— Заткнись! — Я сильно ткнула заложника стволом пистолета в затылок. — Четыре… Пять… — И в этот момент коротко звякнул телефон на столе почтальонши.

— Ага, — произнесла она в трубку. — Спасибо, Настена. — И поставила аппарат на стойку. — Разговаривай.

О Боже! Да неужели?!! Я мечтала об этом почти двое суток!

— Дядя Алеша! — проорала я в трубку. — Узнал?

— А-а-а! — Слышимость была просто великолепной. — Здравствуй, красавица. Как твое ничего?

Та-а-ак. Паролями обменялись. Теперь о деле. Но сначала…

— Восемь… Девять… — крикнула я в сторону двери. — Я не забыла!.. Дядя Алеша, плохо мое ничего.

И тут диспетчер меня поразил.

— Я полностью в курсе, — спокойно заявил он открытым текстом. — Вчера на тебя был запрос по ментовским каналам. Из какой-то Палицы, кажется. Твоим делом уже занимаются. Подключили Александра Андреича. Так что не беспокойся, все под контролем. Но лучше где-нибудь отсидись пару деньков, чтоб никого лишний раз не дразнить, и проявляйся. Все уже будет о'кей. Есть, где отсидеться?

— Нету!

— Найди. Откуда звонишь?

— Подберезье. Большое село километров в двадцати от Пялиц. Здесь почта. Я удерживаю заложника. Не могу вырваться. Сдаваться?

— Нет… Впрочем, действуй по обстановке. И продержись пару дней. Тебя могут постараться убрать. Не давайся.

Легко сказать: «Не давайся», подумала я и еще разок шарахнула коммерсанта из Липецка пистолетом. А то он снова начал скулить.

— Все, удачи, Марина. Не отчаивайся. И больше сюда не звони. Я сегодня улетаю в Германию, так что трубу отключаю. Не дозвонишься.