Славик свистнул. На минуту он даже забыл свои неприятности.

— Вот это да! — сказал он. — Чего же ты теперь будешь делать?

— Откуда я знаю, что делать, — грустно проговорил Юрка. — Ты же сам знаешь — мне всегда не везет. Это уж я с детства такой. Главное, сначала все хорошо было. Я их сначала на столе ловил. Специально сладкой воды налил на стол. Они прилетят, а я их — раз! — и засасываю. А потом я хотел одну прямо на лету засосать... А он как грохнется! Сначала крышка отлетела, а потом уже пыхнуло...

Славик на минуту задумался.

— У тебя мама вчера когда работала? — спросил он.

— Вечером.

— Так, может, она ничего еще не знает! У меня дома три рубля накоплено. Пойдем в мастерскую и починим... Может, его за рубль починят. Тогда она вообще не узнает.

— Как же она не узнает, если, когда пыхнуло, весь свет в квартире перегорел.

— Значит, она еще вчера про пылесос узнала?!

— Откуда я знаю, — уныло проговорил Юрка. — Я от страху у бабушки ночевал.

Славик неодобрительно посмотрел на Юрку.

— Вот это зря, — сказал он. — Теперь тебе еще больше попадет! Может, она тебя всю ночь искала?!

— Ну да, — ответил Юрка, — она сразу же бабушке позвонила, когда с работы пришла.

— Так вот почему ты сегодня в школу без тетрадок пришел! — догадался Славик. — Чего же ты Майе Владимировне не объяснил, когда она тебе двойку за домашнее ставила?

— А чего объяснять... — сказал Юрка. — Все равно не поверят.

— Вообще-то обидно, — посочувствовал Славик. — Из-за какой-то мухи...

— Ясно, из-за мухи, — грустно сказал Юрка. — Из-за кого же еще?

Славик и Юрка замолчали. Они сидели и думали о своих несчастьях, о том, как все-таки неважно устроена жизнь, потому что ни один солдат не имеет столько командиров, сколько их у самого обыкновенного школьника. Дома распоряжаются родители. В школе — учителя. Но и во дворе, на улице, в трамваях и троллейбусах их тоже не оставляют в покое. Все учат их, следят за ними, чтобы они не бегали, не прыгали, не сорили, не шумели, не били стекол, не попадали под машины, не дрались, не чавкали, не вытирали рукавами носы, не катались на перилах и вообще не делали ничего, что хочется. Мир вокруг был переполнен учителями. Правда, кое-что они разрешали. Разрешалось быть вежливым, опрятным, послушным, ласковым, тихим, скромным, прилежным. Разрешалось не бить младших и не лазать по деревьям. Можно было делать все, чего как раз не хотелось. Жить было трудно.

— Знаешь, Славик, — со вздохом сказал Юрка, — мне даже во сне все время снится, будто я от кого-нибудь убегаю или прячусь. Знаешь, как во сне трудно убегать. Ноги переставляются медленно, медленно и будто воздух мешает бежать. Меня во сне все догоняют. Только когда догоняют, я сразу просыпаюсь от страха. Один раз за мной Майя Владимировна гналась с ножницами — хотела голову отстричь за то, что я урок не выучил. Я забежал на чердак и — на крышу. А она тоже — на крышу. Я бегаю по крыше и кричу: «Как вам не стыдно по крышам лазать, вы же учительница». А она за мной бегает и молчит, только улыбается. Потом догнала, как щелкнет ножницами!.. А я как заору и проснулся. Лежу и соображаю: было это на самом деле или не было. И сразу вспомнил, что я как раз русский не выучил. Тогда я потихоньку встал, пошел на кухню и от страха с одного раза выучил. Даже один параграф лишний.

— Во сне — это ерунда, — сказал Славик. — А вот чего нам теперь делать? Тебе-то еще хорошо. Ты хоть у бабушки можешь пожить. А вот мне жить совсем негде.

Славик и Юрка опять замолчали. Они сидели на скамье и с тоской смотрели на копавшихся в песке ребятишек. Двое из них затеяли ссору из-за песочного куличика. Они поссорились минутку, а потом началась ужасная драка. Ребятишки сидя черпали песок совками и по очереди посыпали друг друга, тихо и горько плача. Так бы они, наверное, и засыпались насовсем, если бы их не разняли матери.

Эта маленькая ссора подсказала Славику третий выход.

— Юрка, — сказал он, — давай и мы подеремся!

— Как подеремся!

— А так. Изобьем друг друга, чтобы синяки были и кровь текла.

Юрка с опаской посмотрел на Славика и чуть отодвинулся.

— Это зачем? — спросил он.

— А затем. Придем домой и скажем, что на нас напали хулиганы. Вид у нас будет избитый, нас и пожалеют. Тебе за пылесос ничего не будет, а мне за стекло.

— Н-не знаю... — с сомнением протянул Юрка.

— Давай! Знаешь, как здорово получится!

— А мы по-настоящему будем драться или вроде бокса?

— Конечно, по-настоящему! Главное, чтобы синяки были и кровь...

— Да я с тобой драться совсем не хочу.

— И я с тобой не хочу, так ведь нужно...

— Ну давай, — неохотно согласился Юрка. — А где мы будем драться?

— Вон там, — сказал Славик, показывая в сторону летней эстрады. — С той стороны дырка есть, можно залезть под сцену — никто не увидит.

Под сценой было темно и сыро. Сквозь щели в полу проникали косые лучики солнца. Стоять можно было только пригнувшись. Для хорошей драки не хватало ни простора, ни света.

— А кто будет первый бить? — спросил Юрка.

— А все равно. Пускай я, — охотно согласился Славик.

— Нет, уж лучше я, — сказал Юрка.

— Почему — ты? Я же первый придумал?!

— Ну и пускай, — сказал Юрка. — Раз я не придумал, тогда я вообще драться не буду.

— Тогда бей ты, — решительно сказал Славик. — Вот сюда бей, тут сразу синяк получается.

Славик ткнул пальцем в свой лоб — чуть повыше левой брови.

Юрка нерешительно замахнулся, шагнул вперед и остановился.

— Не могу, — сказал он. — У меня против тебя злости нет.

— А ты вспомни чего-нибудь, — посоветовал Славик. — Ну, помнишь, я твою самописку сломал?

— Ну, драться еще из-за самописки...

— А чернила тебе пролил на коленку!..

— Так ты же нечаянно.

— Какое тебе дело — чаянно или нечаянно?! Бей давай!

— Так я же знаю, что нечаянно.

— А вот я нарочно, — сказал Славик.

— Как это нарочно? — нахмурился Юрка.

— А вот так — взял и пролил. Тебе ведь дома попало?

— Попало.

— Вот я и хотел, чтобы попало.

— Значит, тебе мало, что мне всегда и так не везет? Тебе мало, что мне всегда попадает? Ты еще нарочно делаешь, — сказал Юрка с горечью, но без всякой злости.

— Конечно, нарочно, — улыбаясь, подтвердил Славик.

Тут в Юрке зашевелилось что-то нехорошее. Ему и так не везло в жизни. Сто человек по сто раз могли бросаться тряпками в классе. Ничего с ними не случалось. Но если один раз бросал тряпку Юрка, то она обязательно летела на входившего в класс учителя. Тысяча человек могли по тысяче раз благополучно съезжать по перилам. Но для Юрки всегда находился гвоздь, который располосовывал ему штаны. Миллион человек могли по миллиону раз пинать мяч, получая от этого только удовольствие. Но если в футбол начинал играть Юрка, то мяч с первого же удара сбивал шляпу с какого-нибудь прохожего.

Нет, напрасно улыбался Славик.

Юрка почувствовал вдруг, что ему уже хочется стукнуть Славика.

«Сейчас я ему попаду, — подумал Юрка. — Я ему попаду как раз в то место, где синяк сразу получается». Юрка наметил точку чуть повыше левой брови, размахнулся и... Ну, что тут можно сказать? Только то, что десять миллионов человек могли бы десять миллионов раз попасть Славику по лбу с расстояния в полметра... Не смог только Юрка. Он вскрикнул и присел на корточки, морщась от боли. Балка, о которую он ушиб руку, когда размахивался, была бетонная.

— Больно? — сочувственно спросил Славик.

— Иди ты к черту! — простонал Юрка.

— Ты подуй, — посоветовал Славик. — Или приложи земли, тогда не так больно. Уж лучше бы ты головой стукнулся, хоть бы синяк был. А так все зря.

— Тебе еще головой надо?! — заорал Юрка не своим голосом.

Юрка вскочил и тут же трахнулся о низкий настил, на этот раз головой. Он взвыл не от боли даже, а от обиды и выбежал наружу.