ПЕРЕВОДЫ С ПАЛИ И САНСКРИТА

Цель этой антологии — познакомить читателя с некоторыми памятниками повествовательной литературы древней Индии. Литература эта огромна, в книгу включены лишь немногие ее образцы. Сюда не вошли мифы, героические сказания, исторические легенды; не вошли образцы индийского романа. Басни, сказки, притчи, взятые из нескольких наиболее известных сборников, — вот основное содержание антологии.

Оформленные в композиционно завершенные сборники древнеиндийские сказки в большинстве своем принадлежат к жанру обрамленной повести.[1] Жанр этот, отличавшийся рядом специфических особенностей, создавался в своих лучших образцах в основном на протяжении первого тысячелетия н. э., хотя отдельные сказки и притчи, составляющие эти сборники, восходят к более раннему периоду. Многие из них находят себе аналогии в отрывках из ведийских текстов, из эпических поэм. Интересную параллель к басням о животных содержит, например, гимн Ригведы, сравнивающий поющих брахманов с квакающими лягушками. В Чхандогъяупанишаде жертвователи аллегорически заменены поющими собаками; в той же упанишаде бык, гусь и нырок по очереди дают наставления ученику. Сходные параллели содержит и Махабхарата, упоминающая, например, о войне ворон и сов (сюжет одного из обрамляющих рассказов Панчатантры). Традиционное обрамление напоминает кое в чем XII книга Махабхараты — Шантипарва. Издавна пользовалась известностью басня о вороне, убитой упавшим на нее плодом пальмы, — на эту басню ссылается знаменитый грамматик Патанджали (приблизительно II в. до н. э.). Еще больше параллелей обнаруживают с отдельными памятниками законодательной и дидактической литературы (например, с Артхашастрой, «Законами Ману») многочисленные стихотворные вставки сказок и басен, зачастую прямо взятые из этих текстов.

Связанная множеством нитей с памятниками разных жанров и эпох, индийская обрамленная повесть тем не менее образует совершенно самостоятельный жанр, отличающийся ярко выраженными формальными признаками. Объединение отдельных басен, сказок, притч происходит обычно с помощью одного обрамляющего рассказа. Содержание и замысел его, как мы увидим, может по-разному соотноситься с объединяемыми им сказками. Как правило, по ходу действия один из героев с целью вразумить собеседника, доказать ему что-либо, оправдать свой образ действий и т. п. произносит стихотворение, названное в индийской поэтике «охватывающим». Стихотворение это обычно содержит какое-либо поучение, но не ограничивается им, а тут же намекает на событие, доказавшее справедливость высказанной мысли. Собеседник спрашивает: «Как это?» — и в ответ следует рассказ. Окончив его, рассказчик присовокупляет: «Поэтому я и говорю…», повторяя начало «охватывающего» стиха. После этого действие обрамляющей повести идет своим чередом вплоть до нового рассказа. Нередко вставные рассказы в свою очередь таким же образом включают в себя новые вставки и т. д.

Сами эти рассказы носят весьма разнородный характер даже в пределах одного обрамления — не случайно их приходится называть то притчами, то сказками, то рассказами. Одни из них содержат несколько строк, напоминая сжатое резюме или анекдот, другие занимают десяток, а то и больше страниц, приближаясь к рассказу, новелле. Среди действующих лиц рядом с людьми встречаются животные, а также сверхъестественные существа — боги, демоны, чудовища; соответственно разнообразны и обстановка и характер действия — однозначно определить с этой стороны индийский рассказ совершенно невозможно: это то басня о животных, то волшебная сказка, то почти бытовая новелла. Впрочем, почти во всех случаях изложение проникнуто твердой верой в истинность происшедшего — своеобразное пародирование такой веры читатель найдет в «Повести о плутах». Самые невероятные приключения часто сопровождаются точными географическими указаниями; нередки и исторические ссылки, не говоря уже о реальном, будничном фоне, на котором обычно развертывается действие.

Цель каждого рассказа, как правило, — иллюстрация какой-либо заповеди житейской мудрости, однако отнюдь не все рассказы можно назвать нравоучительными: часто мораль их весьма сомнительна. «Рассказы попугая», например, не только не подкрепляют нравоучение обрамляющего рассказа (супружеская верность), но прямо ему противоречат. Рамка с ее нравоучением предстает здесь чисто внешним приемом, призванным связать отдельные тексты. В большей мере единство идейного замысла присуще, пожалуй, сказкам и притчам, обработанным буддистами (джатакам). В то же время для индийской традиции дидактическая функция всякого повествования была непреложна. Классифицируя в VIII в. н. э. индийскую повествовательную литературу, джайнский монах Харибхадра исходил именно из ее дидактической направленности и делил ее на три вида: наставления в законе и добродетели (дхармакатха), в выгоде и практическом поведении (артхакатха) и в любви (камакатха) — классификация эта в точности соответствует учению индуизма об основных целях человеческой жизни.

За исключением некоторых стихотворных обработок, сказки обычно изложены прозой. Повествование изобилует стихотворными вставками; подобно «охватывающему» стиху вставки эти, как правило, афористического характера; они варьируются в различных списках и версиях отдельных сборников и часто лишь косвенным образом связаны с фабулой сказки, являясь как бы иллюстрацией отдельных эпизодов и мыслей действующих лиц. По сути они прерывают и замедляют действие сказки, выступающей по отношению к ним такой же рамкой, как обрамляющий рассказ по отношению к вставным. Количество и характер стихотворных вставок часто свидетельствует о более или менее искусственном характере версии — достаточно сравнить приведенные здесь образцы из разных редакций «Двадцати пяти рассказов Веталы».

Древнейший из известных нам индийских сборников рассказов — это «джатаки» — «рассказы о рождениях (Будды)» на языке пали. Сюда входит 546 рассказов, композиционно оформленных, по-видимому, около III–II вв. до н. э. Несколько позже они были включены в буддийский канон, войдя наряду со знаменитыми сборниками Дхаммападой и Суттанипатой в пятую часть Суттапитаки. Основой для композиционного обрамления джатак служит традиционное буддийское представление о цепи рождений, через которые проходят живые существа, возрождаясь то в одном, то в другом облике в зависимости от поступков, совершенных в предыдущих существованиях. Идеалом при этом является достижение высшего, просветленного состояния, прерывающего цепь рождений, — нирваны. Такое состояние, по буддийским верованиям, и было достигнуто Буддой в результате длительного самосовершенствования и многочисленных благочестивых подвигов, совершенных им в предыдущих рождениях. Об этих рождениях Будды и повествуют джатаки. Каждая из них начинается с описания каких-либо событий, свидетелем которых является Будда. Такое описание играет в данном случае роль обрамления. Событие это напоминает Будде о каком-либо аналогичном случае из его прошлых рождений, и он начинает рассказ. По окончании рассказа следует завершение рамки — Будда приводит отождествление героев притчи с участниками настоящего события; при этом сам он отождествляется с положительным героем, а нечестивец, подавший повод к нравоучению, — с отрицательным.

Естественно проникнутые буддийским мировоззрением джатаки в целом по своим сюжетам отнюдь не являются продуктом буддийского творчества. Многочисленные параллели с сюжетами из древних эпических поэм, а также с рассказами других сборников заставляют предполагать, что значительная часть джатак — «буддаизированные» рассказы, восходящие к более ранним, добуддийским источникам, в частности к памятникам устного народного творчества. Не надо, однако, забывать, что именно в буддийской обработке многие из этих рассказов получили широкую популярность в Индии и за ее пределами, отразились в ряде литературных памятников, повлияли на творчество художников и скульпторов.