Поняв, что в лагере происходит что-то недоброе, молодые люди, охваченные тревогою, поспешили прибавить шагу.

Они слышали крики, видели, как слуги сгоняли животных в одно место, но никак не могли понять причину этой суматохи. Повозки были выдвинуты за ограду, и в них впрягались быки. Лошади седлались. Женщины и дети поспешно тащили разный скарб. Очевидно, боеры готовились покинуть место своей стоянки, на котором думали пробыть еще недели две.

— Да в чем же, наконец, дело? — недоумевал и Пит, тщетно стараясь понять причину этого внезапного решения переселенцев. — Неужели тебелы напали на караван с целью грабежа, несмотря на данное их предводителем нашему отцу обещание беспрепятственно пропускать караван через свои земли?

— Ну, едва ли, — возразил Гендрик. — Ведь из укрепленного лагеря легче отбить нападение дикарей, чем в пути. Тут что-то другое, но что именно — никак не могу понять.

— Да, это верно, ты прав, — задумчиво произнес Пит. — Господи, но что же, в таком случае, делается там?

Людвиг, быстро мчавшийся к ним навстречу, объяснил, наконец, загадку.

— О, бедные друзья мои! — еще издали закричал он. — Наши начали было готовить настоящее празднество в честь возвращения Пита, но все пришлось бросить, и в лагере теперь ужас и смятение!

— Но, ради Бога, что же там случилось? — поспешно спросили Пит и Гендрик в один голос.

— Цеце напали на наш лагерь!

Этим сказано было все. Оба молодых ван Дорна были страшно поражены. Все трое поспешно направились к лагерю.

Левингстон и Стэнли, в своих описаниях Южной Африки, первые познакомили Европу с тем, что подразумевается под словом «цеце».

Так называется насекомое, немного более обыкновенной мухи. Укус этого страшного бича природы одинаково смертелен как для хищных зверей, так и для домашних животных. Впрочем, из последних, по необъяснимой странности, только осел и жеребец нечувствительны к яду цеце. Кроме того, звери, постоянно живущие в местностях, населенных этим насекомым, пользуются той же привилегией: укус цеце, хотя и очень для них мучителен, но не смертелен. Собаки же, лошади, бараны, коровы, быки и прочие домашние животные всегда умирают от яда цеце.

Ученые до сих пор не могут объяснить, почему укус его для одних животных безусловно смертелен, а для других нет.

Когда Людвиг сказал о цеце. Пит и Гендрик поняли, чем было вызвано внезапное бегство боеров из-под мованы.

От нападения ядовитой мухи только и можно было спастись поспешным бегством. Это они оба отлично знали, и потому Людвигу не было надобности пускаться в подробные объяснения.

Но откуда же появился этот новый страшный враг?

Перед тем как остановиться на продолжительный отдых под мованой, боеры тщательно осмотрели это дерево и другие и не нашли ничего подозрительного. Заметь переселенцы хотя одну цеце, они, конечно, тотчас отправились бы дальше.

Между тем вот как было дело.

Нападение крылатого неприятеля совершилось не более часа тому назад, совершенно неожиданно и внезапно.

До сих пор весь караван блаженствовал, отдыхая от утомительного путешествия. За исключением семьи ван Дорна и Катринки Ринвальд, встревоженных долгим отсутствием Пита, все радовались наличию мяса, доставшегося от убитых буйволов. Тревога, вызванная накануне появлением стада буйволов, была уже забыта большинством переселенцев, ввиду благополучного исхода угрожавшей опасности.

По случаю гибели всех баранов, боеры призадумались было о провизии, так как запасы, взятые в дорогу, подходили к концу. Но тут совершенно неожиданно пожаловали буйволы — и запасы были возобновлены. Как же было не радоваться этому? Прокормить массу людей во время путешествия по необитаемым странам очень трудно. Положим, можно было рассчитывать на ловкость охотников, но во время перехода через карру редко когда попадалась подходящая добыча.

Под руководством трех главных боеров весь караван весело занялся приготовлением про запас новой провизии. Буйволы были выпотрошены и разрезаны на части. Лучшие куски пошли на бютлонг, то есть были высушены на солнце. Этот способ консервирования мяса, известный в Мексике под названием тасайо, а в Южной Африке — шаркви, приносит громадную пользу в тех странах, где соль составляет предмет роскоши, иногда прямо недостижимой.

Бютлонг, нарезанный в виде узких полосок, унизывал гирляндами те места, где особенно палило солнце, постепенно принимая темно-коричневый цвет.

Благодаря обилию мяса, ужин накануне был роскошный. На превращенном в очаг муравейнике жарилось множество бифштексов и варились языки буйволов, представляющие самое лакомое блюдо.

Завтрак в это утро был не хуже вчерашнего ужина, но почти никто не прикоснулся к нему. Пит ван Дорн был любимцем всего каравана, и потому его продолжительное отсутствие внушало всем опасение, как бы с ним не случилось несчастья. Не одна Катринка ходила в это утро с распухшими от слез глазами, так что ее расстроенный вид не обращал на себя внимания. Все были невеселы.

Часы шли за часами, а Пит все не возвращался. Беспокойство о нем возрастало с каждою минутою и достигло уже своего апогея к тому времени, когда прискакал Людвиг с радостною вестью, что молодой ван Дорн цел, невредим и скоро будет в лагере.

Впрочем, вначале, увидев быстро скакавшего одинокого Людвига, все подумали, что дело очень плохо. Даже Ян ван Дорн, несмотря на всю силу его характера, побледнел немного, а жена его, мать Пита, не могла от волнения выговорить ни слова, хотя желала спросить у Людвига, где он оставил Гендрика. Катринка подумала, что всему конец, и, не выдержав, со слезами бросилась на шею плачущей Рихии.

Но мало-помалу все объяснилось. Переселенцы тесною толпою окружили Людвига, жадно слушая его рассказ. Поспешно рассказывая, молодой человек опускал подробности, а все желали знать их, поэтому его ежеминутно перебивали вопросами. Описание подвигов Пита возбудило всеобщий восторг. На бааза и его жену посыпались дружные поздравления. Госпожа ван Дорн, имевшая силы сдерживать слезы горя, не могла теперь удержаться от слез радости. Между тем Людвиг, войдя в роль оратора, продолжал красноречиво прославлять подвиги друга. Катринка слушала его с затаенным дыханием и с замирающим от волновавших ее чувств сердцем.

Среди всеобщего ликования по поводу этого рассказа вдруг раздался какой-то резкий свист, точно от удара бичом по воздуху, и послышалось жужжание. Вокруг лошади Людвига летало насекомое, хорошо известное по коричневому цвету и желтым полоскам на брюшке. Трепыхая длинными крылышками, оно, очевидно, искало места, куда бы вонзить свое жало.

Полагая, что Людвиг привез с собою это насекомое и что оно только одно, все бросились ловить его. Старались изловить его шляпами и платками, но напрасно: полуденная жара возбуждала насекомое, и потому не было никакой возможности изловить муху.

Цеце летала то направо, то налево, то вверх, то вниз и постоянно увертывалась от преследования. Жужжание слышалось то тут, то там, точно насекомое издевалось над тщетными усилиями поймать его. Много рук угрожало маленькому чудовищу, но ни одна не могла схватить его.

Наконец, насекомое полетело к загону, где пасся скот. Все бросились за ним и с ужасом убедились, что там целая туча цеце уже напала на стадо.

— Ну, мы погибли! — закричали боеры в один голос. — Нападение цеце — нужно скорее бежать отсюда!

Лагерь засуетился. Эта-то суета и была замечена издали молодыми людьми, повергая их в недоумение и ужас.

Оказалось, что цеце нападали не только на коров и телят, но и на быков, служивших для упряжи, и на собак.

Последние тщетно пытались ловить зубами жаливших их насекомых. Кусая самих себя, они в бессильной ярости катались по земле и бешено выли, не имея возможности избавиться от своих крылатых мучителей. Острые зубы их щелкали по воздуху, но ни одна муха не попадала под них.