Готтентоты — специалисты по изготовлению этой обуви. Многие из них достигают такой ловкости, что делают пару вел-шененов за два часа.

Когда внутри повозок все было приведено в порядок, женщины принялись за другие дела.

Госпожа ван Дорн, заведовавшая молочным хозяйством, отправилась на луг, где паслись коровы. За нею следовали обе ее дочери, Рихия и Анни, и несколько кафров с тростниковыми ведрами.

Госпожа Ринвальд с дочерьми, Катринкою и Мейстьей, занялись шитьем. Шили все очень усердно, причем обе молодые девушки пели, услаждая слух матери.

Госпожа Блом управляла кухней. Ей помогали две добродушные негритянки. В настоящую минуту готовился второй, более плотный завтрак, потому что первый состоял только из кофе и хлеба.

Очаг, на котором стряпала госпожа Блом, был весьма своеобразный, не имевший ничего общего со всеми теми приспособлениями, которыми так гордится Европа. Такими очагами, устроенными без всякого содействия со стороны людей, пользуются только в Южной Африке, и более нигде. Это, попросту, — покинутое жилище белых муравьев, состоящее из смеси затверделой грязи и какой-то студенистой массы. Вокруг места стоянки каравана находилось множество таких покинутых конусообразных муравейников.

— Не одни мы переселяемся! — воскликнул Пит, когда увидел эту опустевшую колонию. — Среди насекомых тоже, вероятно, есть свои англичане, выгнавшие отсюда бедных термитов.

Никто не ответил на это шутливое замечание. Но какова бы ни была причина бегства муравьев, боеры с удовольствием воспользовались плодами трудов этих смышленых и трудолюбивых насекомых.

На этих пылающих очагах кипели и шипели котлы, сковороды, кастрюли, распространяя раздражающий аппетит запах, хотя гастрономы, не привыкшие к трансваальской кухне, пожалуй, и не удовлетворились бы ею. Обыкновенно жарился на сале бараньего хвоста кусок антилопы. Были, правда, и супы, и разные приправы, но все очень простое.

Понятное дело, бараньи хвосты, употребляемые в кушанья, не принадлежали отравленным павшим животным, а были взяты боерами еще из дому.

Голландские колонисты в Африке много потребляют этого сала, заменяющего им масло. Хотя оно и имеет горьковатый вкус, неприятный с непривычки, но боеры находят его превосходным.

Распространяемый им из кухни госпожи Блом запах действовал так соблазнительно, что проголодавшиеся переселенцы сами сбежались, не дожидаясь особых приглашений.

Каждый сел там, где ему вздумалось, — кто уселся прямо на траву, кто взгромоздился на кучу седел, брошенных на месте их починки. Дети уселись было в кружок возле большой миски, но сейчас же вскочили и забегали, чтобы услужить старшим: кому принести вторую порцию супа, хлеба или жаркого, кому подать чашку кофе, кому воды. Молодые девушки сначала накормили слуг, о которых заботились больше, чем о себе, а потом пошли благодарить Гендрика, Пита и Андрэ, устроивших им тем временем удобное сиденье на сухом пне, устлав его пледами.

— А я разве менее других заслужил благодарность? — с улыбкой спросил Людвиг Ринвальд.

— Не только менее других, но и вовсе не заслужил ее, — сказала его сестра Катринка. — Ты ведь здесь ровно ни при чем. Я не знала раньше, для кого приготовляется это роскошное сидение, но видела, как Гендрик, Пит и Андрэ тащили сюда этот пень, а потом бегали за пледами и устилали его. Один ты не помогал им, а сидел возле бааза и важничал, воображая из себя что-то.

— Вот тут попробуй заслужить благодарность! — с комическим ужасом воскликнул Людвиг. — Впрочем, удивляться нечему. Я был бы первым братом, которому сестра отдала бы дань справедливости… На этот раз я протестую. Знайте, благородные девицы, что именно мне вы и обязаны тем, за что благодарите других. Мысль об устройстве для вас удобного сиденья принадлежит всецело мне. Пит, Гендрик и Андрэ только исполнили то, что я им посоветовал. Кто осмелится отрицать это?

— Никто, никто, будь покоен! — ответили хором приятели Людвига.

Молодые девушки весело смеялись.

— Следовательно, — продолжал Людвиг Ринвальд, — меня нужно благодарить больше, нежели моих товарищей, потому что голова, дающая нужную мысль, важнее рук, приводящих эту мысль в исполнение. Вообще, мне думается, выдумать что-нибудь важнее, нежели…

— Ну, хорошо, хорошо, — перебила Рихия ван Дорн, — мы извиняемся и изъявляем вам, господин Людвиг, нашу глубочайшую признательность за вашу удачную мысль об устройстве нам такого прекрасного сиденья.

Мейстья Ринвальд, сидевшая рядом с Рихией, толкнула ее локтем и, сделав притворно-сердитое лицо, сказала:

— Напрасно ты так балуешь моего брата. Он теперь возомнит о себе… По твоей милости пропал прекрасный случай победить его. Ведь ты хорошо знаешь, что ему нужно только твое одобрение, наше же для него безразлично. Если бы ты промолчала, он подумал бы, что ты сердишься на него вместе с нами за то, что он не участвовал в заботе о нас, и мы могли бы добиться от него кое-чего другого. Мне вот, например, очень хотелось бы попробовать, в виде десерта, плодов этого почтенного баобаба, защищающего нас своею тенью. Они висят слишком высоко, и нам самим не достать их. Если б ты не испортила дела своею непрошеной благодарностью, мы бы потребовали от Людвига достать нам эти плоды. А теперь он наверное так возгордился, что едва ли исполнит нашу просьбу.

Смущенная Рихия на всю эту речь Мейстьи только и нашлась сказать:

— Какая ты сегодня злая, Мейстья!

Рихии очень хотелось знать, не слыхал ли кто нотации, прочитанной ей подругою, но она боялась поднять глаза, чтобы не встретить насмешливых улыбок.

Но от Мейстьи не так легко было отделаться. Она подозвала Людвига, разговаривавшего с Питом, и сказала ему:

— Людвиг, знаешь что? Рихии очень хотелось бы попробовать плодов баобаба, но они так высоко висят…

Она не успела еще договорить, как Людвиг, поспешно сняв свою куртку, быстро полез на дерево.

— Но я и не думала говорить ничего подобного, Людвиг! — поспешила заявить бедная Рихия, вся красная от смущения. — Это все ваша сестра… Как тебе не стыдно, Мейстья…

— Рихия, скажите откровенно: желаете вы плодов баобаба или нет? — спросил Людвиг, сидя на ветвях гигантского дерева.

— Очень… желала бы, — ответила все еще сконфуженная Рихия. — Но мысль беспокоить вас и заставлять взбираться за ними на дерево пришла в голову не мне, а вашей сестре.

— Ага! — проговорил Людвиг. — Ну, хорошо же. Значит, мы вот что сделаем. Я достану плодов только вам, Рихия, потому что только вы и умеете быть благодарной.

— А мы, следовательно, останемся без десерта, как провинившиеся дети! — воскликнула Катринка. — Хорошо же, господин Людвиг, мы это вам припомним!..

— Нет, нет, не беспокойтесь! — с живостью сказал Пит. — Посмотрим, кто из нас скорее доберется до вершины баобаба — я или Людвиг.

И Пит последовал примеру Людвига. Гендрик и Андрэ тоже не захотели отстать от товарищей — и вскоре плоды посыпались сверху целым дождем в подставленные передники девушек.

Между тем старшие боеры окончили завтрак, запили его стаканом брандвейна — настойкою из персиков, очень любимой боерами, и закурили трубки. Затем все снова принялись за работу.

Дети почти все участвовали в собирании плодов баобаба, карабкаясь за ними кто сам, а кто при помощи взрослых.

Некоторые отправились к реке ловить к ужину рыбу.

В полдень всякое движение в лагере боеров прекратилось. В это время, когда вертикальные лучи солнца прожигают насквозь и зной становится прямо невыносимым, немыслима никакая работа. Все улеглись отдохнуть в тени баобаба. Даже животные и те все попрятались под деревьями, окаймлявшими их пастбище.

Нужно испытать опасности, волнения и страшное утомление, сопряженные с путешествием по пустыне, чтобы понять, какое наслаждение представляла для боеров возможность отдыха при тех благоприятных условиях, в которые они, наконец, попали. Пока они все забыли, не думалось даже о том, что впереди могут предстоять еще большие опасности, еще большие испытания, нежели те, из которых они только что выпутались.