Священник напряженно рассмеялся, так: "Хе-хе-хе", — а Митч смолчал и кивнул. И я вышел из столовой в ту дверь, куда убежала Летиция со своей толстухой-дуэньей.

Забавно, господа, забавно — но вскоре оказалось, что сориентироваться в родовом гнезде действительно не так-то просто. Не замок, а лабиринт какой-то. В какой-то момент я отчаялся настолько, что даже пожалел об обществе Митча. Я достаточно сообразителен, чтобы понять: найти тут кого-то — дело кислое.

В логике средневековых строителей цивилизованному человеку нипочем не разобраться, государи мои. Впрочем, мне случалось видеть в папенькиных исторических энциклопедиях, до которых он был большой охотник, планы древних шиянских замков — так все они были куда как проще, чем мое родовое гнездо. И светлее, на мой взгляд. Так что я до сих пор не возьму в толк, почему моим предкам понадобилось непременно наделать в своем доме всяких ходов-коридоров-переходов-галерей, будто их нагрызли жуки в полене, лестниц, ведущих в какие-то загадочные места, глухих ниш… Все это глядело сумрачным и темным, хоть в замок и провели давным-давно электричество. И всюду царил сумрак, а от путаных закоулков у меня стало нехорошо на душе.

Короче говоря, я долго бродил в одиночестве, а в голову лезли печальные мысли о том, что, в сущности, ничего своего у меня тут пока нет. Все мои заветные вещицы остались в звездолете, даже одежда и оружие, а тут все выглядело стильным и милым, но казалось совсем чужим. И эта мысль, господа, вогнала меня в тоску и депрессию. И Летиции нигде не было, и я понятия не имел, где она может находиться.

Но в конце очередного коридора забрезжил какой-то свет, и я пошел туда. Светился вход в библиотеку, которую, по-моему разумению, специально спланировали очень светлой и повернули окнами на восток, чтобы в ней можно было легко читать без свечей и прочего искусственного освещения.

Я зашел. Во-первых, после блужданий в полумраке, мне хотелось в помещение с окнами, откуда виден солнечный океан. А во-вторых, как это ни странно для пирата, я люблю читать. У меня всегда было мало бумажных книг, но электронных — в достатке, так что я полагаю чтение одним из приятнейших способов провождения времени. И теперь, увидев стеллажи, уставленные книгами снизу доверху, я немедленно решил, что сейчас найду себе чтиво по вкусу и легко скоротаю время до ужина. А на ужин выйдет Летиция — и наступит момент объясниться.

О да, друзья мои, бумажных книг тут было полным-полно, по большей части — очень старых. Некоторые даже не бумажные, а из чего-то… не знаю… то как тряпка на ощупь, то — как тонкая-тонкая кожа. Возможно, это и есть пергамент, но я не видел его прежде, потому не могу утверждать наверняка. Переплеты мне попадались преимущественно кожаные или металлические, с чеканкой и с камешками. Даже позолоченные. Но дешифратор я с собой не взял — глупо было бы, когда летишь домой — а многие книги оказались на древнем языке Приморья, который упорно не желал пониматься. Я впервые в жизни держал книги, написанные от руки — вязь рукописного текста меня очаровала, но и только. Никакой информации невежде-пирату извлечь из нее не удалось.

Более новые книги я мог читать. Но названия встречались забавные в высшей степени: "Преодоление стихии посредством сил, заключенных в благословенных жилах", "Роза ураганов или создание маяка в душе предвечного", "Совокупности благих возможностей небесных светил и земных путей"… У меня попросту не хватало воображения понять, о чем в таких книгах может говориться. Хотя в немалом количестве попадались и просто астрономические таблицы, промеры глубин, лоции разных мест, карты — специальная механика для моряков.

И вдруг на одном стеллаже, где стояла вся эта макулатура про глубины, фазы луны, ветра и течения, я вдруг увидал книжку, замусоленную чуть ли не до дыр — сразу видно, что ею часто пользовались. На ее обложке значилось: "Новейший и подробнейший учебник по родовспоможению и уходу за младенцем".

Не смейтесь, господа, это было просто странно. Никак нельзя сказать, чтобы эта тема меня так уж особенно занимала. Скорее, наоборот — мне отчего-то стало дико до невозможности. Никак не место этой книге тут было — и все. И в самой книге мне померещилось нечто неправильное и нехорошее.

Я ее раскрыл наугад, и она раскрылась на самом зачитанном месте: "Как сохранить роженице жизнь". Нормально. Всего-то навсего. И я машинально прочел, что древний автор советует по сему вопросу. Совет заслуживал внимания: "Постарайтесь устранить от роженицы людей, — логично, не так ли? — их присутствие часто влияет на ее здоровье очень дурно. Положите под голову роженице листок пергамента с написанными своей кровью рунами Продолжения и Приветствия. Во время родовых схваток должен начаться шторм, — совершенно стандартная ситуация, не правда ли? — а если этого не происходит, вызовите его сами, рисуя титлы Ветра и Силы и читая заклинание: "Трубите в рога, дуйте в трубы — приветствуйте чадо Океана!" — правильно, надо вызвать, непостижимо, как же можно рожать без шторма? Главное — слова не перепутать. А далее: — Если камень в кольце Продолжения не светится, недурно надеть на шею роженице амулет Продолжения — это утишит её отвращение к новорожденному и дарует радость создания жизни. В момент появления головки новорожденного лик луны должен затмиться тучами…"

Я читал этот вздор и думал, кто ж кого и от кого рожает таким образом? Что за болезненный бред, какие ветры, какие трубы, какое отвращение у мамаши и с чего это луна должна затмиться? Может, я не слишком профессионально разбираюсь в этом деле и не понимаю неких важных моментов, но нормальные человеческие дети, по-моему, рождаются как-то пообычнее.

Тогда я открыл первую страницу, чтобы попробовать разобраться, и прочел на титульном листе: "Как принять дитя человеческое у дщери океана". И тут мне в ярчайших красках представилась, пардон, чья-то противоестественная связь с каракатицей. Как упомянутой каракатице кладут под пупурыщатую голову отвратительные бумажки, исписанные кровью, чтобы она родила этот ужас непонятной породы. Черр-рнуха, государи мои! Не просто мерзкий разврат, а, вероятно, ведьмовство. И мне стало настолько худо, что я зашвырнул эту гадость на полку.

Возможно, это прозвучит излишне самонадеянно, но я все же полагаю, что средневековые люди были все-таки не вполне в себе по современным меркам. Ведь пробовал же кто-то из моих предков этой чертовщиной заниматься, очевидно, пробовал… Не тот ли отвратительный тип, Эдгар, у которого рожа сумасшедшего палача, думал я — и спине становилось холодно.

После такого чтения мне вообще захотелось поскорее уйти из библиотеки. Эти средневековые сумасброды… то они пытаются извлечь золото, пардон, из дерьма, то сооружают вечный двигатель из аналогичного материала, то вот… И никого почему-то не останавливал простой факт, что подобные опыты никогда не удаются. О нет, неудачи приписываются чему угодно, только не тому, что экспериментатор пытается извратить естество. Восхитительно разумно!

И я пошел прочь. Но у самой двери на маленькой полочке заметил очень симпатичную книжку — изящное нечто, напоминающее молитвенник. Обложка из чудесно мягкой кожи, на ней тиснение — мой герб — и название "Призывы, обращения и иные слова, имеющие смысл".

Слова, имеющие смысл — это хорошо, я полагаю. В старинной инкунабуле такое нечасто встретишь. Но я открыл и разочаровался. Никакого смысла эти слова не имели. Ни малейшего. И не то, что старинный язык — нет, господа, написание почти современное, исполненное лет триста назад самое большее, тогда уже вошел в обиход нынешний алфавит. Просто в столбик написана полнейшая чушь.

Но одно словцо мне понравилось. Уморительно, право, господа: читается точь-в-точь, как, пардон, «шиздец» на мейнском арго. Я даже произнес его вслух — и вправду, удивительно похоже звучит. И тут наверху, на стеллаже, что-то зашуршало, небольшое живое существо, как кошка.

Я поднял голову — и встретился взглядом.