— Как? Почему? — испуганно затараторила Ирина Юрьевна. — Он не убивал. Я точно знаю, он не убивал. Он тогда в рейсе был, у него и свидетели есть.

— Он Смирнова избил, — перебила Клава, сделав звук немного потише. — Сломал три ребра, все лицо разбил. Я к нему сегодня «скорую» вызывала.

— Не может быть! — строго заявила старуха. — Я прекрасно знаю своего сына. Мой мальчик никак не мог этого сделать, уверяю вас. Это какая-то ошибка.

Как часто Клава слышала эти слова. Каждая мать говорила это про свое чадо. Не дай Бог, чтобы ей когда-нибудь пришлось говорить такое про Макса. Именно этого она вчера и испугалась.

— Короче, Витя опять у меня. Когда вам будет удобно, сможете его забрать! Мой номер у вас есть, — раздраженно сказала Клава и положила трубку.

— …И последняя, к сожалению, печальная новость, — сказал диктор. — Сегодня в час дня в Нью-Йорке было совершено покушение на трех наших соотечественников. Тренер олимпийской сборной по стрельбе из винтовки Дмитрий Бунич, а так же спортсмены этой сборной Илья Жалобин и Ахмед Аликулов, садясь в арендованный ими автомобиль, подорвались на заложенном в него взрывном устройстве. Дмитрий Бунич скончался на месте, Ахмед Аликулов умер через три часа в реанимации, а за жизнь Ильи Жалобина врачи борются до сих пор. К сожалению, пока это вся информация. Подробный репортаж об этом событии смотрите в завтрашних наших выпусках.

— Ма, слышала?! — вышел Макс из своей комнаты. — Наших спортсменов в Штатах убили!

— Слышала. — Клава откинулась на спинку кресла и устало закрыла глаза. — Кто-нибудь, подогрейте нам с Витькой супа. А то я уже с ног падаю…

Странно, но Дежкина так и не могла привыкнуть к этому деловому гордому шествию, когда шагаешь по прокуратуре с ордером в кармане. Все расступаются перед тобой и смотрят с завистью. А ты рассекаешь коридор пополам с основательностью ледокола и смотришь на остальных свысока, дескать, мы тут важными делами занимаемся, а они все в кабинетах только бумажки перекладывают. Даже настырная Патищева не суется со своими взносами в такие моменты — интуицией чувствует, что сейчас ты — важный человек. Это уже в крови, в нашей красной советской крови — если у тебя есть бумажка, значит, ты важная птица. Хорошо бы завести в прокуратуре динамики и каждый раз, когда случается подобный выезд, крутить «Полет валькирий» Вагнера, как раньше на провинциальных вокзалах играли «Прощание славянки», когда с первого пути отходил скорый поезд в столицу.

И все заканчивается, как только машина сворачивает на первом перекрестке. Дальше ты становишься рядовым пассажиром в бесконечном потоке машин.

Игорь все-таки выбил ордер. Прибежал утром в кабинет — машет бумажкой. Не сам, конечно, Чапай помог. Теперь вся бригада, кроме Саши Самойлова, который так и погряз в своих свидетелях, сидела в «рафике» и возбужденно обсуждала предстоящее событие.

— А он кто? — спросил Игоря Беркович.

— Да дьячок один, — весело ответил парень.

— Хорошо, что не раввин…

У дверей квартиры Карева на этот раз никаких прихожан не было. Только какая-та старушка сидела на куче газет и скрюченными пальцами чистила крашеное яйцо. Даже не обратила внимания на милицию.

— Ну что, звоним? — участковый глянул на Дежкину.

— Ну если хочешь, можешь постучать. — Клава пожала плечами.

Милиционер позвонил. Игорь сразу вышел вперед и раскрыл зонтик.

— Ты что, псих? — удивился Беркович.

— Нет, это он псих. А я здесь уже бывал. — Игорь усмехнулся.

Дверь открылась, и на зонт обрушился поток воды.

— Вот видите. Я знаю, что делаю. — Порогин отошел в сторону.

Дьячок стоял на пороге и с любопытством рассматривал посетителей.

— Вам чего? — спросил он наконец.

— Гражданин Карев? — строго спросил участковый. — Геннадий Васильевич?

— Ага. — Карев кивнул.

— У нас ордер на обыск вашей квартиры, — официально заявил милиционер. — Лучше сразу сдайте, что у вас. Чистосердечное признание…

— Вы подозреваетесь в краже церковных ценностей, — вмешалась Клавдия. — Вы позволите?

— Ладно, проходите. — Дьячок как-то странно спокойно пожал плечами и уступил дорогу.

— Понятые, входите. — Беркович подтолкнул парочку пожилых людей. — Только не мешайте, ладно?

В квартиру ввалились всем скопом. Карев сразу забрался на диван и засел там, в уголке, с интересом наблюдая за всем происходящим.

— Ну и вонища тут, — заявил Беркович, зайдя в комнату. — Откройте кто-нибудь окна. Так, начинаем сначала с кухни. Потом ванная, коридор, и на сладкое — комнату. Записывать все, что видите. Каждую мелочь. Ничего не пропустить, ни одной чайной ложки. Разбежались.

Кленов бродил по комнате и разглядывал обстановку, то и дело бросая короткие взгляды на Карева.

— Ну что я говорил? Что я говорил? — каждую минуту шептал Порогин Клаве на ухо. — Это он. Это точно он.

Клава пока не могла сказать точно, он это или нет. Но одно было ясно — тут живет человек, у которого с мозгами явно не все в порядке. И причем на религиозной почве.

— Так, смотрите, что у нас тут! — в комнату влетел милиционер. В руках у него была кожаная плетка.

— Это ваша? — Беркович повернулся к Кареву.

— Моя, моя, чья ж еще? — закивал тот, как китайский болванчик.

— Зачем она вам?

— Для наказания. — Карев вздохнул.

— Для наказания? — переспросила Дежкина. — Ну и кого вы ею наказываете?

— Себя, матушка. За грехи мои тяжкие себя наказываю.

Кленов вздрогнул и насторожился.

— Так вы что, сами себя этой штукой… — Клава недоверчиво покосилась на плетку.

— Сам, своими собственными руками. А кому ж еще? — Карев вдруг встал и быстро задрал на спине рубаху. — Вот.

Вся спина была исполосована вздувшимися багровыми рубцами.

— Так-так-так, — пробормотал Николай Николаевич и полез в карман за ножничками. — Скажите, а зачем вы все стены Библией оклеили?

— Так для святости. — Дьячок удивленно посмотрел на него. — Книга-то святая. Я страничку прочту да на стенку-то и наклею, чтобы всегда перед глазами была.

— Понятно-понятно, — Кленов кивнул и опять стал рассматривать иконы.

Клава пошла на кухню.

— Ну что тут у вас? — спросила она у одного из милиционеров.

— Да пока ничего. — Он встал с коленей и отряхнул брюки. — Грязища тут невозможная. Кругом воском все заляпано, свечные огарки валяются. Вы хоть скажите, что ищем, а то пропустим ненароком.

— Я и сама не знаю, — честно призналась Дежкина. — По идее, орудие убийства, но это вряд ли. А так любая мелочь может натолкнуть.

— Я-асно. — Парень почесал затылок. — А говорили — церковные ценности.

— И это тоже! — Клава развела руками. — Но если обнаружите какую-нибудь одежду со следами крови, сразу ко мне. И что у него в холодильнике?

— Подсолнечное масло, — закричал другой милиционер из-под стола, — зеленый горошек, морковка, кабачковая икра, соленые огурцы и чеснока целый пакет.

— Все постное. Понятно. — Клава пошла обратно в комнату.

— Ты посмотри, что мы у него отыскали! — сразу налетел на нее Беркович. — Ты такое видела?

Он протянул ей колоду карт. Карты эти были не простые, а порнографические. И у всех женщин были выколоты глаза.

— Кленову показывали? — спросила Клавдия, нервно сглотнув.

— Да. Он только кивнул. Вообще, странный мужик этот Кленов. — Беркович схватил ее за локоть и потащил в коридор. — Клавдия, брать его надо. Брать.

— За что? — Дежкина нервно вздохнула. — За то, что карты иголкой истыкал?.. Ладно. Дальше ищите.

Кленов сидел на диване и мирно беседовал с дьячком. Игорь стоял у окна и внимательно слушал.

— …Ну вот. А после я в церковь попал, — рассказывал Карев Николаю Николаевичу, который опять вырезал черный профиль из глянцевой бумаги, — они меня вообще…

— Я вам не помешаю? — Клава подошла и присела рядом.