— Ну и что? — возмутился Карев. — А я вот верующий. У нас сосед был, священник, очень добрый человек. Я к нему часто в гости ходил, так, чтобы бабы не видели. Он мне все и растолковал.

— А какие у вас были взаимоотношения с сестрами? — спросил Кленов, неожиданно перескочив на другую тему. — Вы ведь младшим были в семье. Росли без отца, вокруг одни женщины, так? Вы постоянно чувствовали на себе их опеку, они вас постоянно нянчили, как куклу, в детстве заставляли играть в их игры, так?

— Да. А как вы догадались?

Кленов улыбнулся.

— Потом вы подросли, — продолжал он, — мальчишки во дворе стали дразнить вас маменькиным сынком, даже, наверно, побили пару раз, так?

— Не помню. — Карев покраснел.

— А вы не могли дать сдачи, потому что просто не умели драться. Сестры ведь были намного старше вас, уже почти женщины. А в их возрасте не принято драться, даже во время игры. Правильно?

— Почему вы так решили?

— Вы не обижайтесь, — улыбнулся Кленов. — Может, это все было и не так, совсем не так. Но тогда вы меня поправьте.

Карев не ответил.

— Ну а потом вы еще подросли, — продолжил Николай Николаевич, чикая ножничками по бумаге. — И вас стали интересовать женщины. Жили вы в однокомнатной квартирке, и сестры спали совсем рядом. Поэтому иногда вам случалось подсмотреть их голыми. Молодые, красивые женщины, и голые. Вас это жутко возбуждало, так?.. Потом вы стали подсматривать за ними специально. Вы не стесняйтесь, все через это прошли. Я сам подсматривал за соседкой. Мы тогда жили в коммуналке. Я забирался в туалет, когда она мылась в ванной, и подглядывал за ней через маленькое окошко под потолком, пока меня не застукал ее муж и не надрал уши.

— И правильно сделал, — зло прошипел Карев.

— Конечно, правильно. Только вам надрать уши было некому. Вы занимались мастурбацией, когда подсматривали?.. Это тогда вы влюбились в учительницу? Почему вы возненавидели женщин? Вас поймали на горячем? Вы увидели сестру с другим мужчиной? Они занимались любовью? — Кленов вдруг начал сыпать вопросами как из пулемета. — Он своими грязными руками лапал ее красивое тело, которое вы боготворили? Ей это было приятно? Она кричала?

— Кровь, — вдруг тихо произнес Карев.

— Что? — Николай Николаевич замолчал.

— Кровь, — повторил тот. — Я увидел у нее кровь… там.

— Менструация?

— Да. — Карев покраснел. — Прямо оттуда. Меня стошнило.

— Понятно. — Кленов глубоко вздохнул. — Это вызвало у вас такое отвращение, что вы долго не могли смотреть на женщин без чувства гадливости. Но они были везде. Во дворе, на улице, в школе, дома. Особенно дома. С мальчиками вашего возраста вы не общались или почти не общались, а девушки были вам противны. И тогда вы начали ходить к соседу-священнику. Я все правильно говорю?

— Да, правильно.

— Он часто повторял вам о любви к Богу, и ваше сексуальное чувство переориентировалось на религию. Вы стали получать удовольствие от молитв, четкого соблюдения всех правил, постов и тому подобного. А главное — от того, что все прихожане в церкви этого священника жутко боялись. Он ведь был строгим?

— Жутко строгим. — Дьячок кивнул. — Не то что…

— Вам нравилось, что все целуют ему руку, кланяются, когда он к ним обращается. Это поклонение очень вас привлекало. Поэтому вы и решили пойти в семинарию. Тут я уже не спрашиваю вас, прав я или нет.

Дьячок пожал плечами и опустил голову. Кленову это не очень понравилось. Но он продолжал.

— В семинарию вы поступили довольно легко. И там вас больше всего поразило, что ваши сверстники вдруг общаются с вами на равных. И вам, как ни странно, это не понравилось. Вы уже к тому времени признавали только два вида общения между людьми — или власть, или подчинение. Как в церкви. Вы не могли быть одним из многих. Тогда вы бросили семинарию и пошли в дьяконы. Или вас вышибли? За что?

— Вино, — признался Карев. — Я начал пить.

— Хорошо, оставим это. Скажите, за что вы убили первую женщину?

Дьячок вздрогнул. Посмотрел на Кленова и начал бубнить себе под нос:

— Ну, я убил Юльку потому, что она была слишком… слишком откровенно одета. Да, слишком откровенно.

Николай Николаевич вздохнул.

— Неправда. Скажите мне правду, прошу вас. И вам станет легче, и мне. Вы тогда были пьяны? Она как-нибудь подшутила над вами? Вы хотели с ней поговорить, а она не стала слушать? Или что там у вас произошло?

— Она дома меня не замечала. А потом как-то раз… попросила у меня прикурить. Я начал говорить, что женщины не должны курить, но она только засмеялась и сказала, что мне место в церкви.

— И это вас оскорбило. — Кленов закивал. — Вы попытались ее образумить, но она только еще больше вам нагрубила. Вы тогда были пьяны?

— Да, немного. — Дьячок пожал плечами.

— Что было дальше? — Кленов положил на стол черный силуэт. Человек в сутане и с крестом в высоко поднятой руке.

— Дальше я пошел за ней. — Карев краем глаза взглянул на силуэт. — Проводил ее до места, где нет людей, и попытался еще раз поговорить. Но она даже не стала слушать. И тогда я…

— Понятно. Дальше можете не продолжать. — Николай Николаевич уже вертел в руках новую бумажку. — Скажите лучше, почему вы не хотели популярности? Вы ведь сами это сказали? Мне казалось, что вам наоборот должно это льстить. Заметки в газетах, таинственный религиозный маньяк и тому подобное. Вы ведь специально покупали газеты с заметками про это. Почему?

— Покупать я стал после того, как ко мне приходил ваш сотрудник. Молоденький такой.

— Порогин?

— Да. — Дьячок кивнул. — Я немного тогда испугался, ну и стал следить за тем, что происходит вокруг этого дела. Но газетчики писали одну чушь. Какие-то сексуальные мотивы и тому подобная ахинея. Я не хотел, чтобы меня не так поняли. Поэтому и не хотел популярности. И вообще, я не убийца, я…

— Перст Божий, — перебил Кленов. — Это я уже слышал. Скажите, а почему вы ушли из церкви?

Карев зло ухмыльнулся.

— Потому, что это не храм, а гнездо разврата.

— В каком смысле? — переспросил Николай Николаевич.

— Сергий туда пускает всех, кто придет. Грехи отпускает всем подряд, крестит разную шпану, девки вечно какие-то ходют в штанах, парни волосатые. А это нельзя, не положено.

— А с ним вы говорили об этом? Что он вам сказал?

— Сказал, что двери храма для всех открыты.

— А нам он сказал совсем другое, — спокойно возразил Кленов. — Он сказал, что вы пьяный на службу приходили, что грубили прихожанам, один раз даже литургию сорвали потому, что кто-то не вовремя свечку хотел поставить. Это правда?

— Это его правда! — взорвался Карев. — А вы других поспрашивайте. Прихожанок пожилых поспрашивайте, они вам совсем другое расскажут.

— Это тех прихожанок, которые к вам на молитвы ходят? — поинтересовался психолог.

— Да хотя бы их. Чего вы этого Сергия слушаете?! Он вообще два раза на заутреню опоздал. И благословляет всех кого ни попадя. Его вообще слушать нечего.

Второй силуэт получился почти такой же. Только вместо креста у него был нож.

— А зачем вы страницы из Библии убитым в рот клали? — перепрыгнул Кленов с вопроса на вопрос. — Что вы хотели сказать этими притчами?

— Там все написано, — быстро пробормотал Карев и отвернулся. — Имеющий уши да услышит. Имеющий глаза да увидит…

— Поня-атно. — Кленов помрачнел. — Не хотите говорить. Я могу предположить только одно — у вас была какая-то система. Еще несколько листков — и получился бы своеобразный ребус, который можно было бы разгадать. Вы просто не успели разбросать все части головоломки. Правильно?

— Какой вы догадливый, — хмыкнул дьячок.

— Ладно. — Кленов задумался. Странно, почему он все-таки сдался? Он же должен был чувствовать себя просто всесильным, разбрасывая эти головоломки. Он диктовал правила, а все остальные должны были строго им подчиняться. Он просто не должен был останавливать игру на середине. Это нелогично, если можно тут вообще говорить про логику.