Вскоре после этой беседы Конфуцию представился удобный случай посетить княжество Чжеу. На родине мудреца, в княжестве Лу, умер один из первых княжеских сановников, при жизни много слышавший о Конфуции и уважавший его за его мудрость. На смертном одре он завещал своим сыновьям сделаться учениками Конфуция. После смерти отца и траура сыновья вельможи прибыли к Конфуцию и сделались его учениками. Благодаря знатному роду и влиянию новых учеников, положение Конфуция сильно изменилось.

Новые его ученики, узнав о желании учителя посетить столицу империи, чтобы на месте ознакомиться с принятыми там церемониями, поспешили помочь ему в этом желании. В это время императорский двор находился в городе Лу. Новые ученики сообщили князю Лу о желании Конфуция посетить двор императора. Князь обещал оказать философу всевозможное содействие и для удобства прислать ему собственную колесницу, пару лошадей и одного из офицеров своей свиты.

Так как главной целью Конфуция было ознакомление с церемониями и постановлениями династии Чжеу, то он по прибытии в Чжеу посещал главным образом различные места, где мог достигнуть своей цели. По прибытии в Лу он встретил Чан-хунга, музыканта-философа. Чан-хунг с радостью приветствовал Конфуция и предложил ему поселиться у него в доме. Он же представил Конфуция первому министру при дворе Чжеу. Министр, ласково приняв философа, стал расспрашивать его о его учении. Философ ответил:

– Мое учение есть то самое, которому должен следовать каждый человек, – это учение Яо и Шуна. Что же касается до моего способа преподавания этого учения, то он очень прост: я указываю на поведение древних, как на образец, советую читать священные книги (кинг) и требую, чтобы размышляли над прочитанным.

– Но как приобрести мудрость? Научите меня чему-нибудь.

– Вы требуете от меня слишком многого. Постарайтесь запомнить четыре следующих предложения, которые могут вам пригодиться: сталь ломается, как бы ни была она крепка; нередко кажется несокрушимым то, что, в сущности, легко уничтожить; гордый, ставя себя выше других, воображает, чтовсе ему поклоняются; другие же, считая его ниже себя, не обращают на него никакого внимания; излишне снисходительный, со всеми соглашаясь, чтобы всего достигнуть, делается всегда игралищем собственного легковерия. Эти правила, как ни кажутся они просты, могут довести до высочайшей степени мудрости того, кто, проникнув в их смысл, согласно им будет вести себя.

Услышав о прибытии Конфуция в столицу, один из первых вельмож, по имени Лиу-вен-кунг, стал расспрашивать о нем Чан-хунга.

Чан-хунг, с восторгом отзываясь о госте, сказал, что это человек, которому нет в свете подобного, что он настолько скромен, что не стыдится учиться у людей менее мудрых и менее просвещенных, что он будет служить удивлением всего мира и всех веков, что он – совершеннейший образец человека, какой только можно представить себе, и затем прибавил, что память о нем исчезнет только тогда, когда исчезнет учение Яо и Шуна и забудутся наставления мудрых основателей империи.

Конфуцию был передан этот восторженный отзыв. Выслушав его, он сказал:

– Все это незаслуженно и преувеличено. Достаточно было бы сказать, что я кое-что смыслю в музыке и стараюсь соблюдать все обряды.

Во время одной из своих прогулок по столице, когда он осматривал столичные храмы и дворцы, Конфуций зашел, между прочим, в храм Света (Мин-танг). Здесь он обратил особенное внимание на живописные изображения древних правителей. Рассматривая их, он увидел, что эти изображения размещены без всякого порядка, не сообразуясь с деяниями этих правителей. Глубоко вздохнув, он сказал:

– Портреты Яо и Шуна помещены рядом с изображениями Кие и Шеу. Между тем их единственное сходство только в том, что как те, так и другие были императорами. Первые считались любимцами неба и народа, вторые, напротив, были ненавистны небу и внушали страх людям. А почему? Потому что первые почитали небо и умели сделать людей счастливыми, вторые же презирали небо и причиняли людям зло, какое только были в состоянии.

В храме предка царской династии Чжеу он заметил золотую статую на пьедестале, изображавшую человека, губы которого были заколоты тремя иглами. На спине статуи находились следующие надписи:

“В древности люди были осмотрительны в своих речах: им следует подражать... Не говорите много, потому что при многословии всегда скажется что-нибудь, чего говорить не следовало... Не беритесь разом за много дел – множество дел ведет за собою и множество скорбей или, по крайней мере, забот... Трудитесь и работайте, насколько требует этого ваш долг... Не ищите ни великих радостей, ни излишнего спокойствия: поиски за теми и другими сами по себе – труд и помеха спокойствию... Никогда не делайте того, что рано или поздно может повлечь за собою раскаяние... Не пренебрегайте поправкой зла, как бы ничтожно оно ни было, – запущенное малое зло разрастется и сделается большим... Если не будете избегать малой несправедливости к себе со стороны других людей, вскоре придется употреблять все усилия к отражению жесточайших нападок... Говоря или действуя наедине, не воображайте, что вас никто не видит и не слышит: духи – свидетели всех ваших деяний... Долго скрытый огонь разгорается в непреодолимый пожар; огонь обнаружившийся легче тушится... Многие ручьи дают реку; многие нитки, свитые вместе, образуют канат, который трудно порвать... Легко вырвать из земли молодое неукоренившееся дерево; дайте ему вырасти – понадобится топор... Из уст наших могут исторгаться и стрелы язвящие, и пламя пожирающее; осторожность предохраняет и от стрел и от огня... Не думайте, чтобы человек, одаренный силой, мог безопасно подвергать себя всяким опасностям – сильный всегда может встретить сильнейшего, который его одолеет... Ненавидеть законных властителей – значит уподобляться разбойникам; роптать на справедливое правительство – значит становиться в уровень с низкой чернью... Противиться государю можно только при чрезмерных требованиях; довольствующемуся малым легко и повиноваться. – Простые люди и простейшие из людей никогда не начинают и не предпринимают ничего нового: они только подражают и следуют тому, что делают другие; им необходимы примеры и образцы. Видя людей осторожных, почтительных, добродетельных, образованных, и они сделаются такими же, и сами, в свою очередь, будут образцами для последующих поколений. – Уста мои замкнуты, говорить не могу; на вопросы и возражения не отвечу. В свою очередь, и мне не о чем спрашивать. – Знание скрыто, но тем не менее действительно. Хотя положение мое и высоко, но вредить мне никто не может. Из вас скажет ли кто это самое? у неба нет родства, и оно одинаково ко всем людям. Прочитанное вами здесь заслуживает глубокого размышления!..”

Вся эта надпись состояла из изречений древнейших китайских мудрецов и заключала в себе главнейшие правила господствовавшей в народе морали тех времен.

Прочтя громко эти правила, Конфуций сказал окружавшим его:

– Я смотрю на эти правила, как на перечень всего, что только можно сказать полезного... Я убежден, что, умея применить эти правила к делу, можно быть близким к совершенству. Постараюсь воспользоваться ими и вам всем то же советую!

Из храма Света Конфуций направился в другие храмы, где богдыханы воздавали почести своим предкам. Мандарины, на обязанности которых лежали присмотр и забота об этих покоях, приняли его с величайшим почетом и усадили на возвышенное место. Во время беседы Конфуций поражал их своими знаниями. Тем не менее, он и здесь не упустил случая ближе ознакомиться с обычаями и церемониями, принятыми в Чжеу, чтобы узнать, насколько они расходились с древними постановлениями. Он расспрашивал так подробно и входил в такие мелочи, что один из присутствующих заметил:

– Как же это? О нем говорили, что он все знает, а он, между тем, обо всем расспрашивает... Услышав эти слова, Конфуций сказал:

– Вот в этом-то и заключаются церемонии.

Kaк мы увидим далее, Конфуций придавал, и не без основания, большое значение церемониям. Знакомясь и внимательно изучая обычаи и церемонии Чжеу, Конфуций, кроме того, занимался изучением музыки под руководством своего хозяина.