Я хотел ответить, но не мог и только громко глотал слюну.

— Да ты не огорчайся, — слышишь, погоди! — Он потряс меня за плечо. — Еще время есть. Мы только через две недели кончаем в Ленинграде гастроли. Так что в Москву поедем…

— Как! Уедете? А я, а я! — заорал я и вцепился в локоть великана.

— Чудак человек! Зачем так психовать? Подумаем, устроим что-нибудь.

— Нет, нет, вы уедете — и все!

— Ну, ты как маленький. Ты, брат, запомни: во-первых, нипочем не теряй бодрости, а во-вторых, работай, работай и работай. А все эти житейские дела сами собой устроятся, если будешь толковым работником. Понимаешь?

Но я ничего не хотел понимать, кроме одного: все, все уезжают! И дядя Коля, и Анна Ивановна, и пес Руслан, и мои знакомые артисты. А я останусь один. У меня стало холодно в животе от этих мыслей.

Больше мне не удалось поговорить с дядей Колей, к нему пришли фотографы из какой-то газеты и увели его. Я спросил Олега, что мне делать, а он почему-то обиженно пожал плечами, еле попрощался и убежал за отцом.

Я не заметил, как пришел домой. Может быть, мне самому попросить директора? Или написать в Москву? А кому надо писать?

В нашей комнате горел свет и у стола сидел дядя Афанасий. Да, я и забыл о нем. Дядя Афанасий с круглой плешью в черных волосах. Круглые плечи, круглая спина. Все круглое и скучное. Почему не великан мой дядя? Хочу, чтобы он был моим дядей и взял меня на гастроли в Москву. А вместо этого — дядя Афанасий из городка на Енисее.

И почему он не уезжает к себе домой? Только все говорит, что ему пора, а сам шныряет по магазинам целыми днями и что-то покупает, покупает без конца. Зачем ему столько всего, не знаю.

И сестру мою Катю совсем извел с этими обедами, ужинами. То ворчит, что много масла положено в картошку, то мяса Катя купила слишком мало и кусок почему-то невыгодный… Кошмар. Сестра, по-моему, даже похудела за последнее время и, как придет домой, старается подольше в кухне возиться, чтобы не сидеть в комнате с нашим унылым родственником.

И вот я вернулся из цирка и слушал дядю Афанасия из городка на Енисее. Наверное, в сотый раз слушал, как дядя писклявым голосом бубнил одно и то же.

— Увидал бы ты, Веня, мой домишко с садом! Про все на свете забудешь от этакой благодати… А поросеночек растет. Красавец! Сала-то одного будет, знаешь? А курочки, одна к одной. Так и квохчут, так и квохчут целый день. А жрут-то, не напасешься. Только и следи, чтобы в огород не забрались… Да, хозяйство у меня заправское, слова худого не скажешь. Знай пошевеливайся, а то не управиться… А на охоту все равно выберусь, без этого я никак! Ружьишко-то у меня знатное, весь город завидки берут. Пристают: продай да продай. Я, хоть миллион давай, а своего ружьишка в руках подержать и то никому не дам.

Первые дни даже интересно было слушать дядю Афанасия. А сейчас немыслимо. Скорей лечь спать и не разговаривать. Не слышать этот противный скрипучий голос. Не могу.

Домишко с ружьишком. А у дяди Коли даже стула своего нет. Смелый, сильный и красивый великан. Да он в сто тысяч миллиардов раз счастливее дяди Афанасия со всеми его курами, домишками и ружьишками.

У кого бы узнать: имеют ли право усыновить, если мальчик сам не хочет быть сыном этого взрослого? Катя уверяет — нельзя. Но она просто меня успокаивает, а сама, по-моему, тоже волнуется.

Дядя Афанасий хочет меня усыновить. Плачется, что они со своей старухой одинокие и домишко некому в наследство отдать. А для чего мне этот несчастный дом? Что я буду с ним делать? Дядя боится, что дом останется государству. Почему же это плохо? Не понимаю. Наоборот. Чем слоняться мне по дому одному, государство сделает там детский сад, малыши будут играть, учиться… Шумно, весело. Хорошо!

Теперь дядя старается вовсю, делает мне подарки, обещает купить ружье и научить охотиться.

— Лучше нету на свете, как охотой побаловаться, — говорил он. — Идешь по лесу — тишина, только птичка запоет, ветка под ногой затрещит или… Держишь наготове двустволку, и вдруг над тобой быстро и плавно летит вальдшнеп! Тут уж не зевай. Вскинешь ружье, прицелишься… Эх, вспоминаешь и то берет дрожь от удовольствия…

А что, и правда интересно. Он еще долго рассказывал, и я слушал и думал, что, если научиться у дяди и стать хорошим, смелым охотником… это же будет замечательно! Я представлял себе, как возвращаюсь с дядей домой, а у нас полно дичи… Все мальчишки идут за нами, смотрят на меня и восхищаются. Здорово!

Но вот только дядя Афанасий зря выдумал, что я похож на него, когда он был мальчиком. Ну уж это! Я два дня смотрелся в зеркало, боялся: вдруг похож? Да нет, к счастью. Дяде просто кажется. Повторяет сто раз, что я похож, нравится ему это.

А Валька такое затеяла… Отозвала меня раз в переменку и зашептала на ухо. Я отскочил. Конечно, иголка опять из передника торчит.

— Ты стой подальше, — говорю, — я слышу и так.

— Вот что, Веня. Переезжай к нам жить, мама позволила.

— Зачем? — удивился я.

— Пока твой дядя не уедет. Я боюсь, ты усыновишься.

— Выдумала! Не собираюсь я усыновляться.

— Знаю тебя. Сгоряча можешь, назло.

— Здрасте, кому это назло?

— Думаешь, я дура и ничего не вижу? — зашептала она и снова царапнула иголкой по моему рукаву. — Дуетесь с Олегом, как индюки. Что между вами произошло?

— Сам не понимаю. Я спрашивал, а он молчит, вообще не разговаривает… Вот скоро уедут, и все кончится.

— А ты назло к дяде!

— Отстань, — сказал я. — Захочу, так поеду к дяде, а не…

— Вот-вот, — перебила Валя. — Захочу, не захочу! Значит, вовсе ты не любишь свою работу! Я, так что бы ни случилось, а буду портнихой. Мама хочет меня после школы послать в какой-нибудь технический институт… А я решила: поработаю сперва. И папа на моей стороне; он считает, надо идти по делу, которое нравится. Говорит, что можно потом и высшее образование получить, — ну, текстильный или еще другой техникум, институт… Например, модельершей работать… Знаешь, выставки мод бывают? Интересно как… А мне вообще-то нужно поскорей начинать зарабатывать. Мой папа после войны остался инвалидом… я хочу, чтобы он поменьше работал… Не так-то ему легко сейчас.

Я вспомнил про мою сестренку Катю… А ведь и ей не очень-то легко зарабатывать на нас двоих. И мне бы поскорее заниматься делом не мешало…

— Советую тебе: поменьше трать времени на обиды и ссоры со своим Олегом и побольше тренируйся, — сказала Валя.

Хорошо ей рассуждать насчет Олега. Уж сколько раз я пробовал спрашивать, чего он бесится, но Олег смотрел вниз или в сторону и молчал… А на репетициях совсем перестал мне помогать, просто не обращает на меня внимания, точно и не видит, что я тоже работаю… А сам вдруг взялся за тренировку. Все удивлялись. Раньше он так это, понемножку. Глядел, как бы скорее закончить и бежать по своим докторским делам.

Ко всем моим неприятностям еще и Олег. Не хотелось думать, что он завидует мне насчет акробатики. Что угодно, только бы не это паршивое дело.

Из-за Олега мне даже не хотелось идти на праздник в цирке, но Анна Ивановна сказала, чтобы я поздравил дядю Колю. Он ведь получил большую награду: звание заслуженного артиста!

Терпеть не могу носить по улице букеты. Мы с Катей купили цветы, и я понес их в цирк только ради великана. Никому другому не стал бы.

Я разыскал дядю Колю в фойе и поскорее сунул ему цветы, поздравил. А он не успел ответить, потому что и так было много народу, а тут как раз художники притащили огромный плакат; там дядя Коля сидит на качелях, а внизу земной шар и разные города, страны — это где были гастроли. Все захлопали, засмеялись. Потом кто-то читал шутливые стихи. Дарили всякие забавные подарки, предложили качать великана! Но сказали, что нужно тогда привезти со стройки кран, а то людям не поднять дядю Колю.

Вообще много пошумели и повеселились. Великан был нарядный. По-моему, он немножко смутился, что его так много народа поздравляет. Все говорили, как он любит свою работу и честно служит цирку с самого детства. Да. Праздник вышел замечательный. Недавно один артист тоже получил такую же награду, но никто особенно не радовался и праздновали совсем не так хорошо. И я гордился, что все любят моего великана.