Люди напряжены до предела. Звонкая, холодная тишина. Слышно только шумное дыхание да поскрипывание снега. Ждем возможной встречи с врагом. Разведчики обшаривают каждый куст, каждую впадинку. Но идем и идем, а немцев все не видно. Теперь жарко, очень жарко. Соленый липкий пот разъедает глаза.

Убеждаемся, что на этом болотистом участке, как и предполагал генерал Кузнецов, сплошной линии фронта у немцев нет. Тем не менее напряжение не спадает.

Останавливаемся. Занимаем круговую оборону. Посылаем Моргунова и Широкова в разведку к деревне Соминки — по карте она недалеко от нашего маршрута. Нетерпеливо ждем. Наконец они возвращаются. Жители Соминок рассказали, что более месяца тому назад к ним приходили фашистские лыжники. После ни одного немца они не видели. Видимо, мы находились на ничейной земле.

— Приготовиться к походу! Дозорные, вперед!

За дозором двинулся и весь отряд. Однако неопределенность относительно Местонахождения вскоре заставила отряд снова остановиться.

По карте измерили пройденное расстояние от Трубилова. Оказалось, что прошли по прямой около двадцати километров: неплохо. До рассвета уже мало времени. Люди устали. Вокруг гудел густой лес, удобный для дневки. Если продолжать путь, то еще неизвестно, где нас застанет рассвет. Чтобы не рисковать, решили передохнуть в этом лесу.

Впервые со дня выезда из Москвы спали в лесу, не раздеваясь и не разводя костров. Если во время движения полушубки казались горячими, ненужными и вызывали невольное желание сбросить их, то теперь они спасали нас от стужи. Однако стоило только прилечь на снег, как тут же приходилось вскакивать от пронизывающего холода.

Напрягая последние силы, заставляли себя двигаться, распахивали полы полушубков, махали ими, как птица крыльями, чтобы движение воздуха уносило влагу. В эти минуты от людей валил пар, как от разгорячённых лошадей на морозе.

За ночь снегопад засыпал все вокруг толстым слоем. Снежное „одеяло“ и помогло нам ночью не замерзнуть, окончательно.

Разработали маршрут на предстоящий ночной переход. Видимо, в конце перехода дозорные, выбившиеся из сил, незаметно отклонились на несколько градусов от азимута. Надо было снова засылать разведку, чтобы сразу исправить ошибку. Иначе можно было совсем заплутать. Перед заходом солнца Голохматов и Мокропуло отправились в район деревни Бель.

Возвратились совсем поздно. От местной жительницы узнали, что сегодня утром в их деревню приходили гитлеровцы, а это значило, что мы уже по ту сторону фронта — в тылу врага.

— Ну, комиссар, теперь, кажется, все в порядке! — сказал Бажанов, внимательно оглядываясь по сторонам, и добавил: — Знаешь, я, признаться, ожидал худшего.

Покинули временный лагерь. Вокруг труднопроходимый, засыпанный глубоким снегом лес. Идем очень медленно, часто останавливаемся: то перегруженная волокуша свалится на бок, то ждем разведчиков, уточняющих правильность маршрута.

На лесных участках пути столько снега, и он такой рыхлый, что люди буквально барахтаются в глубоких сугробах, ползут на четвереньках, таща за собой волокуши. Кое-кто надевает веревки на плечи, как лямки вещевого мешка, чтобы освободить руки. Но и это не ускоряет движения. Тем не менее мы подбадриваем друг друга шутками.

Усталость чувствовалась особенно сильно к концу перехода. Неудержимо хотелось спать. Вот кто-то пошатнулся, качнулся в сторону, потом вперед. Не удержался и, свалившись в снег лицом, остался лежать. К нему подошел Николай Голохматов, слегка ткнул лыжной палкой в спину и сказал:

— Эй, „суворовец“, вставай, еще не привал!

Однако упавший лежал, словно не слышал.

— Да ты что? — склонился над ним Николай. И вдруг послышался его удивленный возглас: — Ребята, он уже храпит!

Отряд остановился. Растолкали уснувшего, поставили на ноги. Это был Андреев.

— Леха, как же ты умудрился? — интересовались товарищи.

Андреев со вздохом разлепил глаза, широко зевнул. Поправил вещевой мешок, обидчиво буркнул:

— Ну, нашли забаву?! — И пошагал в голову колонны, снова покачиваясь из стороны в сторону…

В четыре часа утра остановились на вторую дневку.

За ночь прошли всего десять километров. Бажанов расстроился. Ходил по лагерю, внимательно наблюдал, как люди устраиваются на отдых, хмурился. Потом присел на пень, накрылся плащ-палаткой, развернул на коленях карту. Подсвечивая себе фонариком, долго „шагал“ по карте ножками раздвинутого циркуля. Затем пригласил к себе командиров отделений. Пока люди собирались, с горечью сказал мне:

— Комиссар, ты понимаешь? Это же катастрофа!.. Необходимо срочно что-то делать! Подошел Рогожин, доложил:

— Товарищ старший лейтенант, все здесь, кроме Голохматова. Он еще не возвратился из разведки. Бажанов обратился к командирам:

— Товарищи, если и дальше мы будем ползти с такой скоростью, то в район нашей работы не доберемся и до распутицы. А послезавтра апрель. Что будем делать? Может, оставить часть груза и дальше идти налегке?.. А что мы можем оставить? Только ВВ и мины… Но это же наш хлеб! Без них мы окажемся там как без рук.

Командиры молчали. Они хорошо понимали старшего лейтенанта, который мог бы просто приказать ускорить движение отряда, и никто бы не возразил. Но он хотел, чтобы люди сами высказались, дали совет.

— Разрешите мне, товарищ старший лейтенант, — попросил Алексей Моргунов, вставая на ноги.

— Говори.

— Я думаю, товарищи, что необходимо уплотнить время. Во-первых, укоротить дневки. Во-вторых, лучше разрабатывать маршрут каждого перехода.

— Алексей прав, — поддержал Моргунова Борис Галушкин. — На дневку останавливаться позже, а кончать ее раньше. Вот и появится дополнительное время.

— Да и скорость отряда можно увеличить, — добавил Моргунов.

Командир отряда облегченно вздохнул, согласно кивнул, спросил:

— А как люди? Выдержат?

Моргунов облизал потрескавшиеся губы, оглядел собравшихся, ответил уверенно:

— Мы же спортсмены, знаем, какие физические резервы таятся в человеческом организме. Надо только захотеть и мобилизоваться.

— Спасибо, ребята, — просто сказал командир отряда, улыбнулся. — Ну а теперь отдыхать.

…Собрались в путь гораздо раньше вчерашнего.

На ходу размялись, согрелись. Все уже знали о решении двигаться быстрее, поэтому шли молча, как на длинной спортивной дистанции, экономя энергию и силы.

Словно безмолвные призраки, двигались мы в метели. Морозный ветер обжигал лица, швырял и бил колючей крупой. А вокруг — снег, снег, снег… Люди на ходу хватали его горстью, совали в рот, охлаждали им лица.

Час прошел, как мы в пути. Кончился и второй, а мы все идем и идем. Отдыхали только в минуты вынужденных остановок, когда надо было уточнить: верно ли держим курс? Все ли спокойно впереди?

В авангарде отряда дозорные. То в голове, то в хвосте колонны отряда появляется старший лейтенант, плотный, невысокий. За ним как тень следует Иван Рогожин. Усатый, широкогрудый, лицо кирпичного цвета. Мастер спорта и неоднократный призер чемпионатов страны по лыжам, он адъютант командира отряда.

— Подтянись! Давай, давай! Шире шаг! — подбадривал старший лейтенант.

Хотя я и обладал значком второй ступени ГТО, мне очень тяжело было идти в ту ночь наравне с ребятами. Ведь все они спортсмены, хорошо знавшие, как экономнее использовать каждое движение, как регулировать дыхание. А вдобавок, многие моложе меня на несколько лет. Как я мысленно благодарил тогда студента второго курса Московского института физкультуры Франца Белинского, минера, который на фронте под Москвой (в минуты затишья) учил меня, южанина, правильно ходить на лыжах.

Но после третьего часа пути даже хорошие лыжники начали уставать. Командир дал отряду отдых — минут пять-семь, не более.

Мы спешим навстречу неизвестности, поэтому крайне осторожны и бдительны. Подальше обходим населенные пункты. Нередко лежим неподвижно в снегу, коченея от холода, пока разведчики ищут более удобный и безопасный путь. И так всю ночь. Только, когда утренняя заря зажгла восток, измученные, мокрые и голодные, мы забрались в лесную чащу и весь день терпеливо ждали наступления следующей ночи, не разводя костра.