-Все хорошо обошлось, Серафима Андреевна, - сказал Алексей Григорьевич, - а чуть было очень плохо не вышло. А вся беда в том, что у Гриши денег много. Дело-то вот в чем...

В это время раздался стук в дверь, и вошла Наташа с письмом. Сказала:

- Посыльный подал, от Елены Сергеевны.

Алексей Григорьевич торопливо разрезал конверт и прочел:

"Милостивый Государь Алексей Григорьевич!

После нашего разговора с Вами, и узнав, что Вы Бог знает в чем подозреваете меня, я, конечно, не могу оставаться в Вашем доме. Я переехала к моей маменьке. Мои вещи и паспорт прошу мне прислать, если можете, сегодня, а также и мое жалованье за последний месяц. Грише от души желаю всего наилучшего, и больше всего, чтобы он получил поскорее вторую мать и с ней теплую женскую ласку, которой ему не хватает в Вашем доме и которую ему может дать только Ваша супруга, а не наемная гувернантка, хотя бы и такая усердная и послушная Вам, как я была.

Готовая к услугам Елена Кирпичевская".

Внизу был приписан адрес.

Алексей Григорьевич понял, что она виделась уже с Дмитрием Николаевичем. Вернее всего, что и письмо написано под его диктовку.

Алексей Григорьевич брезгливо швырнул письмо на стол. Глупые слова о второй матери, - конечно, подразумевалась Татьяна Павловна, - показались ему кощунственными. Как смеет эта низкая обманщица говорить об этой очаровательной женщине!

XXXV

На другой день Кундик-Разноходский опять сидел у Алексея, Григорьевича. Прежде всего спросил:

- Могу я узнать, оправдалось ли мое вчерашнее предсказание насчет коробки конфет?

Алексей Григорьевич сказал:

- К сожалению, оправдалось. И даже раньше, чем вы говорили. Коробку принесли днем.

Кундик-Разноходский, хихикая, сказал:

- Поторопились. Итак, глубокоуважаемый Алексей Григорьевич, вы сами изволите видеть, что мои сведения основательны. Документам я принес и нахожусь в приятном ожидании получения денег.

Алексей Григорьевич достал из письменного стола приготовленные деньги и отдал их Кундик-Разноходскому. Тот пересчитал деньги с большим удовольствием. Потом вынул из бокового кармана перевязанную красной ленточкой пачку писем. Алексей Григорьевич взял письма, развязал алую ленточку, взглянул на первое письмо, - и сердце его упало.

Знакомый почерк. Почерк Татьяны Павловны. Даты недавние, - этот год, прошлый. Слова нежные. Письма написаны какому-то Диме. И между ними одно письма мужским почерком, - и этот почерк знаком, - почерк Дмитрия Николаевича.

Прочел в одном из ее писем три только строчки:

"Дурак влюблен в меня без памяти. Его пресные рассуждения надоели мне до чертиков".

Больше не стал читать. Понял всю махинацию.

"Бежать, бежать за океаны или за горы!" - думал он.