– Свободы для греха он желает, – тихо пробормотал Торквемада. – Но он жаждет брака с вами. И это будет нашим условием.

– Я не смогу, – слабо проговорила Изабелла.

– Подумай, что это означает, – прошептала мать. – Ты навсегда искоренишь ересь в своей новой стране и прославишься.

– Дорогая мамочка, меня не волнует…

– Замолчите! Замолчите! – раздался громоподобный голос Торквемады. – За такие слова вы можете предстать перед трибуналом!

– Вы разговариваете с моей дочерью, – довольно холодно напомнила королева.

– Ваше Величество, уже не в первый раз мне приходится напоминать ВАМ о ваших обязанностях.

Королева смиренно молчала. Торквемада прав. У этого человека более развито чувство долга, чем у нее. И она ничего не могла поделать с тем, что ее любовь к семье часто становилась между ней и ее долгом.

Она должна быть на его стороне. Фердинанд считает, что этот брак необходим, а выдвигаемое условие очень помогло бы католической церкви, так что ей следует забыть о своей любви к дочери и встать на их сторону.

И когда она обратилась к дочери, в ее голосе зазвучали суровые нотки:

– Перестань вести себя словно малое дитя. Ты уже взрослая женщина и дочь королевского дома. И ты согласишься на этот брак, ибо на днях я отправлю к Эммануилу курьера с депешей.

Лицо Торквемады выразило одобрение. Однако он не улыбнулся. Он никогда не улыбался, но выражение его лица было настолько близко к улыбке, насколько возможно.

Когда мать говорила таким тоном, Изабелла понимала, что возражать бесполезно. Она опустила голову и тихо произнесла:

– Прошу вас, разрешите мне вернуться к себе.

– Разрешаю, – ответила королева.

Изабелла стремительно бросилась к своим покоям, даже не заметив маленькую Катарину, которая проходила мимо.

– Изабелла! Изабелла! – окликнула ее младшая сестра. – Случилось что-то плохое?

Изабелла, не обращая на нее внимания, продолжала свой бег; она думала только об одном – побыстрее добраться до своей спальни, прежде чем разрыдается, ибо в эти минуты только слезы могли принести ей облегчение.

Она кинулась на кровать и горько заплакала.

Подошла Катарина и остановилась сбоку от ее кровати. Девочка с сочувствием наблюдала за сестрой, она знала причину слез. И делила с ней каждое всхлипывание, прекрасно понимая чувства сестры. Это была как бы репетиция того, что однажды ожидает и ее.

В конце концов, она очень нежно прошептала:

– Изабелла!

Сестра открыла глаза и увидела, что она стоит рядом.

– Это я, Катарина.

Девочка взобралась на кровать и легла рядом с сестрой.

– Значит, это все-таки случилось? – спросила она. – Ты уезжаешь?

– Из-за Торквемады. Этот человек… с его планами и интригами…

– Значит, ОН принял такое решение?

– Да. Я выхожу замуж за Эммануила. Но там есть одно условие.

– Эммануил – неплохой человек. Он же любит тебя. Ты не будешь с ним несчастна. А вот Англия – совсем чужая страна.

– Годы проходят…

– А планы не меняются, – вздохнула Катарина.

– Теперь все меняется, Катарина, – продолжала Изабелла. – Прежде я хотела уехать в Португалию. Тогда я и понравилась Эммануилу. Ты же знаешь… когда я стала женой Альфонсо.

– Теперь он полюбит тебя.

– Нет, теперь над нашим браком будет витать мрачная тень. Ты не знаешь, что тут творилось, когда изгоняли евреев.

Ты была тогда совсем крошкой. Но я слышала разговоры слуг. У родителей отнимали совсем маленьких детей. Евреев заставляли покидать их дома. Некоторые умирали… кое-кого убили. По всей земле царило великое страдание. Эммануил не захочет сделать в своей стране то, что сотворили в нашей… а если он не подчинится, наш брак не состоится.

– Кто это сказал?

– Торквемада. Этот человек всегда все делает по-своему. Понимаешь, Катарина, если я поеду в Португалию, там уже никогда больше не будет так, как раньше. Возможно, Эммануил возненавидит меня. Они проклинали нас… евреи, лежа и умирая у обочин дорог. Если я поеду в Португалию, они проклянут и меня.

– Их проклятия не смогут принести тебе вреда, потому что ты будешь делать то, что хорошо.

– Хорошо?

– Если так хочет наша матушка, значит, это хорошо.

– Катарина, я боюсь. Мне кажется, я уже слышу их проклятия.

Они лежали рядом и молчали. Изабелла думала о дорогах Португалии, заполненных толпами изгнанников, мужчин и женщин с разбитыми сердцами, ищущих кров, готовых найти свою смерть от рук убийц, от страданий, от голода и истощения.

– Вот мой брак с Эммануилом, – прошептала она.

Катарина не слышала ее, она думала о корабле, который поплывет в страну чужеземцев, а пассажиром этого судна была она сама.

Эрцгерцогиня Маргарита вцепилась в фальшборт корабля. Ветер усиливался, небо затягивалось грозовыми облаками. Все предвещало шторм.

Разве середина зимы подходящее время, чтобы пускаться в опасное путешествие по морю? Она была уверена, что нет. И еще она думала о том, помогло бы ей, если б она попросила дождаться весны?

И без того уже возникла длительная отсрочка, а отца весьма волновал ее брак. Итак, похоже, у нее теперь есть свекор и свекровь, король и королева.

– Это их воля, а не моя, – тихо проговорила она.

На ее месте многие шестнадцатилетние девочки, наверное, пришли бы в ужас. Впереди неясно вырисовывалось множество разных проблем, которые могли бы устрашить Маргариту. Ей предстояла жизнь в чужой стране, с незнакомым ей мужем, а ближайшее, что ей предстояло пережить, – страшный шторм на море.

Однако выражение лица эрцгерцогини было спокойным. Жизнь уже успела нанести ей достаточное количество ударов, чтобы она уяснила: глупо страдать из-за предчувствия, когда еще неясно, сбудется ли оно и придется ли из-за него страдать в действительности.

Она повернулась к трясущейся от страха служанке, стоящей рядом, и положила ладонь на руку женщины.

– Может, шторм пройдет мимо, – сказала она. – Или разразится позади нас. Такое на море случается нередко. А сильный ветер быстрее донесет нас до Испании.

Женщина вздрогнула.

– А если нам суждено погибнуть, – размышляла Маргарита, – ну что ж, значит, такова наша судьба. Я знаю, что есть более мучительная смерть, чем просто утонуть.

– Ваше Высочество не должны так говорить. Не впадайте в искушение.

– Неужели ты думаешь, что Господь изменит свои планы из-за глупой болтовни какой-то девчонки, вроде меня?

Губы служанки шевелились, она молилась.

«Я должна помолиться вместе с ней, – подумала Маргарита. – Надвигается страшный шторм. Я чувствую его в воздухе. Может, мне не суждено стать женой».

И все же она не шевельнулась, а стояла, подняв к небу миловидное личико, и оно выражало не гнев, а покорность и смирение.

«Откуда кто-нибудь из нас может знать, когда придет его последний час?» – спрашивала себе Маргарита. Она повернулась к служанке.

– Ступай в мою каюту, – сказал она. – Я вскоре к тебе присоединюсь.

– Ваше Высочество должны пойти вместе со мной. Здесь не место для вас.

– Нет, пока я остаюсь, – возразила Маргарита. – Приду, когда начнется шторм.

– Ваше Высочество…

– Я приказываю, – промолвила Маргарита решительно, и через несколько секунд улыбнулась, видя, с какой готовностью служанка оставила ее.

«Как сильно люди боятся смерти, – размышляла Маргарита. – Может, потому, что они вспоминают свои грехи? А может, безопаснее умереть, когда ты еще молод? Когда девушке шестнадцать и за ней все время наблюдают, она не может совершить много грехов».

Она мужественно подставляла лицо все более усиливающейся ярости ветра.

«Как далеко мы от берегов Испании? – думала она. – Сможем ли мы до нее добраться? У меня ощущение, что мне суждено умереть девственницей».

Конечно, довольно необычно, что молодая девушка чувствовала себя так спокойно, уезжая из дома в незнакомую страну. Теперь владения ее отца Максимилиана на долгое время перестанут быть для нее домом. Она едва знала отца, очень занятого делами. Его дети были для него фишками в некой большой игре, которые он использовал, чтобы завоевать для себя мировые владения. Ему повезло, что у него сын и дочь – оба сильные и здоровые, они довольно симпатичные, а что касается Филиппа, так он необыкновенно красив. Но внешность – это не самое важное. У Максимилиана вообще не было причин жаловаться на своих детей. У него были достойные сын и дочь, чтобы с их помощью торговаться на мировом рынке.