Да чего бы там ни говорили про Лони, по мне, он был просто классным. И сколько я себя помню, я всегда считал его классным. Даже будь он мне не братом, а кем-то посторонним, я любил бы его не меньше, но все же я был рад, что он мне — не чужой.

Он не был похож на меня: он был стройным и всегда выглядел классно, что бы там ни надел. Только ему нравилось одеваться в классическом стиле, и он всегда выглядел так, будто шагнул прямо из подарочной коробки, даже когда просто слонялся по дому. Зубы у него были белые, как ни у кого, волосы пышные, а пальцы длинные и холеные. Он был похож на отца, каким я его помню, только еще красивее. А я, как говорила Ма, больше пошел в ее родню, в Малонов, но весь смех-то в том, что именно Лони назвали в их честь, как первенца: Малон Болан. Правда, от них он тоже кое-что получил — находчивость. Он был из тех, на кого, как говорится, где сядешь — там и слезешь; может, поэтому кое-кто и имел на него зуб, и, может, потому же ему было так трудно договориться с Питом Гонсалесом.

Питу Лони не нравился, но вокруг меня он вертелся. Он был тоже классным мужиком и не из тех, кто перекладывает свои проблемы на чужие плечи. У него было два бойца и один борец по имени Килчак, и он всегда выставлял их на бои так, чтобы они выкладывались по максимуму, так же как Лони выставлял меня. Он был самым классным менеджером в нашей части страны, и многие считали, что лучше его нет вообще. Поэтому мне было здорово приятно, что он пытается прибрать меня к рукам, хоть я и не соглашался.

А в тот вечер я столкнулся с ним в холле спортзала Коротышки Байта. Он сказал:

— Привет, Малыш, как дела? — и передвинул сигару в угол рта, чтобы не мешала разговаривать.

— Привет. Все в порядке.

Щурясь от дыма сигары, он оглядел меня с головы до ног.

— Собираешься побить этого парня в субботу?

— Ясное дело.

Он снова смерил меня оценивающим взглядом. У него и так-то глаза малюсенькие, а тут он еще сощурился, и их вообще не стало.

— Тебе сколько лет, Малыш?

— Скоро девятнадцать.

— И весишь ты что-то около ста шестидесяти?

— Шестьдесят семь с половиной. Я здорово быстро расту.

— А ты когда-нибудь видел парня, с которым дерешься в субботу?

— Нет.

— А ведь он очень силен.

Я ухмыльнулся:

— Ясное дело.

— И очень ловок.

— Ясное дело, — повторил я.

Он вынул сигару изо рта, нахмурился и сказал с сердцем:

— Да ты хоть понимаешь, что у тебя с тем парнем дело не выйдет, или нет?

Прежде чем я успел придумать, что ответить, он снова сунул сигару в рот, и тут его лицо и голос изменились:

— Почему ты не хочешь сговориться со мной, Малыш? Ты получишь по полному набору: я буду опекать тебя, построю тебя по всем правилам, не дам тебя выжать и выпущу готовеньким к серьезному путешествию.

— Я не могу, — сказал я. — Лони научил меня всему, что я знаю, и...

— Научил тебя — чему?! — зарычал Пит и вдруг распсиховался. — Если ты воображаешь, что научился хоть чему-нибудь, то посмотри на свою рожу в первом же зеркале, в какое уткнешься! — Он вынул изжеванную сигару изо рта и сплюнул кусочек табака. — Всего восемнадцать лет, еще и года не дерется, а вы только поглядите на его рожу!

Я почувствовал, что краснею. Я и так-то никогда не считал себя красавцем, а тут еще, как Пит верно подметил, уже столько раз успел схлопотать по морде, что на ней, ясное дело, все это было расписано.

— Ну ладно, понятно, я не боксер.

— Вот это святая правда, — сказал Пит. — А почему?

— Сам не знаю. Мне думается, это не мой стиль драки.

— Ты еще можешь всему научиться. Ты еще растешь, и парень ты не глупый. А так — чего ты можешь добиться?

Каждую неделю Лони выставляет тебя против какого-нибудь парня, до которого ты еще не дорос, ты получаешь град ударов и...

— И выигрываю. Разве нет?

— Конечно, выигрываешь. Пока. Потому что молод и силен и можешь ударить как следует. Но я бы не хотел платить за победу столько, сколько платишь ты, и своим парням этого тоже не желаю. Знавал я юнцов — кое-кто из них подавал надежды, как и ты, — которые катились по той же дорожке, что и ты, и я видел, что от них оставалось уже через пару лет боев. Даю тебе слово, Малыш, лучше тебе быть со мной, чем это.

— Может, вы и правы, — ответил я, — Благодарю вас за заботу и все такое, но я не могу оставить Лони. Он...

— Я дам Лони отступного за твой контракт, даже если вы его еще не заключили.

— Нет Мне очень жалко, но я... я не могу.

Пит хотел еще что-то сказать, но так и застыл на полуслове и начал медленно багроветь. Дверь офиса Коротышки распахнулась, и из нее вышел Лони. Он был весь белый, а губы слились в одну полоску. По нему было видно, что он слышал наш разговор.

Даже не глянув на меня, он накатил на Пита:

— Ты продувная испанская бестия!

— Я только повторил ему то, что говорил тебе на прошлой неделе, когда делал это предложение.

— Отлично, — сказал Лони. — И теперь ты это повторяешь всем подряд. Что ж, можешь впредь рассказывать еще и об этом. — Тыльной стороной кисти он смазал Пита по губам.

Я шагнул вперед, потому что Пит был намного крупнее Лони. Но он только сказал:

— О'кей, парень. Ты вроде не бессмертен. Даже если Большой Джейк не узнает о своей женушке ничего неприятного

Тут Лони размахнулся, чтобы врезать ему уже по-настоящему, но Пит отступил назад, и тот промазал больше чем на фут Лони прыгнул вперед, но Пит развернулся и удрал в спортзал

Лони, ухмыляясь, вернулся ко мне. От его злости не осталось и следа. Он здорово умел менять свое настроение.

— Продувная испанская крыса. Да пусть удирает! — сказал он, приобняв меня за плечи, а потом развернул лицом к афише, объявляющей бои на следующую неделю: — Вот ты где, Малыш. Я, так и быть, прощаю ему то, что он так хочет тебя заполучить. Скоро их много будет таких.

Афиша выглядела классно: «МАЛЫШ ВОЛАН ПРОТИВ МОРЯКА ПЕРЕЛЬМАНА». Красными буквами, самыми крупными. Крупнее всех других имен. И во главе всей программы. Я первый раз видел свое имя во главе программы. И подумал:

«Теперь всегда будет так и, может быть, даже в Нью-Йорке. Иногда». Но вслух ничего не сказал, только улыбнулся Лони, и мы отправились домой.

Ма гостила в Питтсбурге у нашей замужней сестры, и домом в ее отсутствие заправляла негритянка Сюзан. Так вот, как только она помыла тарелки после ужина и пошла домой, Лони тут же рванул к телефону, и я услышал, как он беседует с кем-то, стараясь говорить потише. И я подумал, что, когда он вернется, мне просто необходимо с ним кое о чем поговорить, вот только я боялся, что могу ляпнуть что-то не то, и он еще подумает, что я лезу в его дела. И пока я соображал, как бы поаккуратнее начать разговор, зазвенел дверной звонок. Лони пошел открывать. Мои предчувствия оправдались: это была миссис Чифф. Она буквально поселилась у нас с тех пор, как Ма уехала.

Она, смеясь, вошла в комнату — рука Лони лежала у нее на талии.

— Привет, чемпион, — сказала миссис Чифф.

Я ответил: «Привет», — и пожал ей руку.

Мне она нравилась, ясное дело, но в то же время я ее почему-то побаивался. Ну, я хочу сказать, я не только боялся за Лони, но тут было еще что-то совсем другое. Понимаете, ну, вроде как ты — ребенок и вдруг оказался совсем один в чужом районе на другом конце города. И бояться-то вроде нечего, а ты все время настороже. Ну вот что-то такое. Она была ужасно красивая, но было в ней что-то звериное, что ли. Ну, то есть я хочу сказать, не то, что у некоторых проституток, ну, вы понимаете... А совсем другое: как у зверя, вечно выслеживающего добычу. Как будто она все время голодная. И дело тут не в фигуре — ни тощей, ни толстой ее не назовешь, — а скорее в выражении глаз и форме рта.

Лони достал бутылку виски и бокалы и предложил ей выпить. Я из вежливости поболтался там еще пару минут, а потом сказал, что жутко устал, пожелал им спокойной ночи и, захватив с собой журнал, пошел к себе наверх. И пока поднимался по лестнице, я услышал, как Лони заливает ей про свою схватку с Питом Гонсалесом.