– Она хорошо смотрит за детьми?

Фариза улыбнулась.

– Души в них не чает. Она хорошая женщина, Джемаль. Ей чересчур много дурного выпало в этой жизни, и если мы можем помочь – я хотела бы…

– Да я не возражаю, – махнул рукой ар-Рахим. – Пускай остается. Служанкой, нянькой, кем угодно – если малышам с ней хорошо, пожалуйста. Вернусь через несколько недель, посмотрю, как вы тут живете-ладите.

– Мы-то поладим, – сказала Мариам. – А вот ты будь осторожен. О драконах я слышала весьма мало хорошего…

Взгляд охотника был холоден.

– Управлюсь. Я не зря ношу свое прозвище.

– Но ведь это лишь прозвище. Ты же сам знаешь, чем отличаешься от Истребителя.

– Ну, в ЭТОМ я ни одному из них не уступлю. Брось волноваться. Завтра утром уйду, вот тогда волнуйся сколько хочешь.

Поднырнув под руку мужа, Мариам, как ласковая кошка, потерлась о его плечо. Фариза немедля последовала примеру сестры. Улыбаясь, ар-Рахим перевел взор на играющих детей и сидевшую подле них Аджан.

Южанка почувствовала этот взгляд, вздрогнула и обернулась. Несмотря на чадру, выглядела она так, словно совершила некой проступок, за который винит лишь себя. Дивясь самому себе, охотник поднялся и направился к ней.

– Что-то не так?

– Да нет, – покачала она головой, – все в порядке… насколько это теперь возможно…

Передернув плечами, ар-Рахим развернулся и сделал несколько шагов, когда услышал испуганный возглас Фаризы, а по спине его пробежал холодок. Падая на колено и выхватывая «из воздуха» клинок, охотник вновь посмотрел на Аджан.

Вместо женщины с юга Турракана перед ним стоял огромный дракон. Серо-стальная чешуйчатая броня была способна отразить пущенные в упор стрелы или удар топора, глаза полыхали ярким оранжевым пламенем. Небрежным взмахом хвоста дракон разнес изгородь, а правая передняя лапа с выдвинувшимися черными когтями сгребла двух старших мальчиков…

– НЕТ!!!

– Нет? – хлыстом ударил по нервам голос Аджан, слегка изменившийся, но вполне узнаваемый. – А когда ТЫ вошел в МОЙ дом, когда ТЫ занес меч над МОИМИ детьми – ты думал о том, что и у них есть родители?!

Ар-Рахим опустил саблю. Его лицо исказилось.

– Возьми мою жизнь, на это ты имеешь право. Но оставь малышей, они ни в чем не виноваты.

Фариза в голос всхлипнула. Тон Аджан не изменился.

– А МОИ малыши что, были виноваты?

Когти левой передней лапы прочертили в глиняной стенке глубокие борозды. Мариам упала в обморок.

Охотник отбросил клинок.

– Ну давай, тварь, бей! Тебе нужна кровь – на, получи! Но ты не уйдешь безнаказанно, клянусь Предвечным Светом!

– О, я могла бы, – тихо сказала Аджан. – Только это будет слишком просто, слишком… милосердно. Посмотри мне в глаза!

Ненавидящий взгляд ар-Рахима уперся в оранжевое пламя, лишенное эмоций. Медленно, словно нехотя, пламя ушло, оставив мягкий свет прежнего огненного оттенка, но без его разящей яркости.

Вновь заговорила Аджан, и эти слова разили больнее плетей и булатных клинков:

Кривой меч-скимитар ар-Рахима проплыл по воздуху и опустился на землю прямо перед драконьими лапами. По широкому клинку из белой стали словно сама собой заструилась оранжевая вязь письмен древнего диалекта.

Оранжевая аура окутала охотника, а Аджан продолжала:

Теперь волшебное оранжевое пламя отразилось и в глазах стиснутых драконьими когтями детей ар-Рахима. Голос Аджан дрогнул:

Когти серого дракона разжались, отпуская на волю перепуганных, но невредимых мальчиков. Затем Аджан резким движением сломала меч охотника и, оставив эфес с половиной лезвия лежать на земле, остаток прихватила с собой.

– ТАК будет справедливо, – кивнула она и взмыла в небо.

Они смотрели друг на друга так, словно встретились впервые, а не прожили вместе более шести лет.

Нет, даже не так. Они словно увидели в чем-то до мелочей знакомом – нечто совершенно невозможное, невероятное, как если бы фаянсовый кувшин сам собою отрастил ноги и удрал от хозяина, не желая более служить вместилищем для воды.

– Джемаль?.. – прошептала Фариза.

В словах не было необходимости, они попросту читали мысли друг друга. Говорят, такое только великим магам под силу – но им сейчас не было дела до магов.

«Неужели это – правда?..»

«Правда,» – молча ответил ар-Рахим.

«Но она ведь не… Она не плохая, не чудовище…»

«Не чудовище, – подтвердил охотник. – Это я…»

Он не произнес слова «убийца» даже мысленно. Не было нужды.

Подобрав обломок скимитара, ар-Рахим молча взял со скамьи свой дорожный мешок, уже собранный для завтрашнего путешествия, и покинул двор, раздвигая плечом собравшуюся вокруг дома толпу.

Мариам приподнялась на локте.

– Фар… это и в самом деле?..

– Да, Мар. Он…

Они тоже могли говорить без слов. Особенно – без ЭТОГО слова.

Джамад и Ицхак, в чьих глазах отныне и до самой смерти мерцали оранжевые искры, с недетским выражением посмотрели сперва друг на друга, затем в спину уходящему отцу, затем – на матерей, у которых, как недавно у Аджан, не было сил на слезы. Руки пятилетних мальчиков встретились во вполне взрослом рукопожатии.

– Я – Ицхак бен-Мариам, – сказал один, и второй ответил эхом:

– Я – Джамад, сын Фаризы.