Первой силой была Темнота, а ее демоном — Измена. Лишь выкликая их имена, я осознал, что выведал у Сатаны больше, чем он рассчитывал мне открыть. Я знал, что вторая сила — Страсть, а ее демон — Гордость. Третья — Невежество, с демоном Ненасытностью, пожиравшим мясо свиньи. Четвертой силой была Любовь к смерти, а ее демон — не кто иной, как Стремление съесть себе подобного. Ибо мы ближе всего к смерти в тот миг, когда вкушаем людскую плоть. Пятая сила всегда хотела Власти над всем, а ее демон был Растлителем духов, поэтому с его появлением окружавшие нас добрые духи немало смутились. Шестая сила называлась Избыток ума, а ее демон — Похититель душ. Но седьмая сила была самой страшной из всех. Имя ей было — Мудрость гнева, а ее демоном была Жажда рушить города. Все семь дьявольских сил и всех семь демонов изгнал я из этой женщины. И лишь тогда сказал:

— Иди и впредь не греши.

И она ушла.

После я узнал, что имя женщины — Мария, а родом она из местечка Магдала под Тверией. Многие евреи в этом городе пали на войне против римлян. И кости падших лежали теперь под фундаментами зданий, которые возвели победители. То есть эта женщина, Мария Магдалина, блудодействовала на земле наших мучеников. Нo я не сожалел о том, что спас ее. Все-таки одна половина ее была кроткой, и этой своей половиной она принадлежала Богу. Я не думал, что нам суждено свидеться вновь. Однако я ошибался.

Во второй свой день в Иерусалиме я шел по Иродиадиной улице и думал: как могли назвать улицу в честь жены Ирода Антипы? Как забыть, что по ее повелению убили Иоанна Крестителя? И вот теперь ее проклятым именем названа широкая улица, ведущая к главным воротам Храма!

Ко мне приблизился слепец. Как сказал он сам — слепой от рождения. Даже в детстве он был лишен счастья видеть разноцветный мир. Один из моих учеников спросил:

Наставник, какой грех совершили его родители? За что он родился слепым?

Этот человек слеп для того, чтобы, как только он прозреет, на нем явились дела Божий. И я его исцелю.

Но я пожалел о поспешно данном обещании. Взглянув на слепца, я растерялся: по бокам его носа не было хотя бы незрячих глаз. Лишь две щели темнели под бровями.

— Я верую, — воззвал я к Отцу. — Помоги моему неверию.

Я плюнул на землю, растер слюну с землей и замазал слепцу глазные щели. И произнес:

— Иди. Омойся в купальне Силоамской. Эта купальня находилась прямо возле

тропы.

Постукивая перед собой палкой, он кое-как нащупал дорогу. Вернулся он уже зрячим. Соседи спрашивали его:

— Разве не ты только что сидел и просил милостыню?

Другие кивали:

— Он это, он самый.

Когда его спросили, как вышло, что он прозрел, он объяснил так:

— Человек по имени Иисус помазал мне глаза и велел омыться. И вот теперь я вижу.

Люди спросили:

— Где же этот Иисус?

— Не знаю, — ответил бывший слепец.

На улице какой-то фарисей тоже спросил его, как он прозрел. И бывший слепец повторил свою историю.

Фарисеи решили, что не мог он быть слеп от рождения. Они призвали его родителей.

Но перепуганные старики повторяли только одно:

— Мы знаем, что это наш сын и что он родился слепым. Но как случилось, что он теперь зрячий, и кто дал ему зрение, — мы не знаем. Наш сын совершеннолетний. Спросите его. Он может сам за себя говорить.

И фарисеи снова подступили к бывшему слепцу.

Человек, помазавший грязью глаза твои, — грешник, — заявили они.

Уж не знаю, грешник он или нет, — ответствовал тот. — Знаю одно: я был слеп, а теперь вижу.

Как же он открыл глаза твои? — допытывались фарисеи.

Я уже рассказал, но вы не услышали. Зачем же мне повторять? Или вы хотите стать его учениками?

Мы — ученики Моисея. — возмутились фарисеи. — Но нам надо узнать, откуда взялся этот Иисус.

Прозревший становился храбрее с каждой минутой, которую он прожил, видя мир вокруг себя. Я радовался, что мне довелось исцелить такого достойного человека.

— Удивительное дело, — сказал он фарисеям. — Вы не знаете, откуда он взялся. А ведь он открыл мне глаза. Если не Бог послал его, разве смог бы он это сделать?

Фарисеи набросились на него с бранью и кулаками:

— Ты, рожденный во грехе, как смеешь ты учить нас?

И прогнали его прочь. Ученики привели его назад ко мне. Я сказал:

— Я здесь не только затем, чтобы слепые прозрели, но и затем, чтобы считающие себя зрячими поняли, что слепы.

Гнев мой был сейчас куда больше, чем накануне, когда я перевернул столы ростовщиков. Да, много больше. Гнев был сейчас не в руках, не в ногах, не в голосе моем. Он проник в тайники сердца.

Услышав такие мои речи, один из фарисеев насмешливо спросил:

— Это я-то слепой?

— Да, ты слеп в грехе своем, — ответил я. Фарисей этот полагал себя важной птицей.

В этом Иисусе сидит бес! Он спятил! — заявил фарисей.

Может ли бес открыть глаза человеку, который был слеп от роду? — возразили другие фарисеи.

Между ними разгорелся спор.

Чуть дальше на Иродиадиной улице мне встретился старый фарисей с добрым лицом. Лоб его бороздили морщины, рот кривился в мудрой усмешке. Он подошел ко мне и спросил, можем ли мы поговорить.

— Многие из нас, правоверных иудеев, одобряют твой вчерашний поступок, — сказал он. — Опрокинуть столы менял — дело богоугодное. Жаль, мало кто решается противостоять стяжателям. Но…

Он хотел объяснить мне что-то, чего — по его собственным словам — сам не понимал в юности. Я кивнул. Я хотел успокоиться прежде, чем войду в Храм.

Фарисей заговорил:

— Бог щедр и создал нас по Своему подобию. Но мы знаем, что носим образ Божий, не обладая Его могуществом.

Старик показался мне достойным человеком. Я произнес:

Человек действительно создан по образу и подобию Божьему, но не творит чудес своею рукою.

Верно, верно. Ну а как же тот, кто творит чудеса? Он что, ближе к Богу? Или им владеет дьявол? Ведь злой дух может использовать свою силу и на добрые дела, Сатане мастерства не занимать. Он тоже может дать зрение слепцу. Он перехитрит тебя, благородный Иисус, и ты даже не будешь знать, кто творит твои чудеса. А еще он таким образом умножит заблуждения несчастных иудеев,

— Ты так красноречив, — перебил я старика. — Можно подумать, ты сам и есть искуситель.

Он вздохнул.

— Я знаю, у тебя благородное сердце. Это видно по глазам. Я лишь хочу тебя предостеречь. Уже поговаривают, будто ты — Сын Божий. — Он опустил глаза, стыдясь вымолвленного богохульства. И так, глядя в землю, продолжил: — Ходят даже слухи, будто ты утверждаешь это сам. Прошу, поберегись. И если встретишь первосвященника Каиафу, ничего подобного при нем не произноси. Услышь он эти слова из твоих уст — святотатство станет чрезмерным. Пока ему доносят другие, он предпочитает не слушать. Чтобы не пришлось выносить за святотатство смертный приговор. Постарайся остаться цел.

Я улыбнулся ему но не знал, смогу ли последовать его совету.