Я решил проповедовать в Капернауме, куда от Назарета идти всего полдня. Что бы ни говорил дьявол, я по-прежнему считал пророка Исайю своим наставником, а он написал: «На пути приморском, за Иорданом, в Галилее языческой, народ, ходящий во тьме, увидел свет великий». Вот я и выбрал Капернаум. Он стоит у самого Галилейского моря (которое на самом деле озеро, но величиной с целое море), из этого моря вытекает река Иордан и течет дальше на юг, к Иерусалиму

Однако прежде, чем идти в Капернаум, я решил поговорить с евреями в синагоге родного Назарета. Ведь язык мой был не так искусен, как руки с топором или рубанком, и меня тянуло начать там, где меня хоть кто-то знал.

Но я растерялся и повторял только одно:

— Кайтесь, ибо близится Царство Божие. Скоро всему конец.

Слова мои не возымели никакого действия. Только все вдруг примолкли. Да и как могут люди возрадоваться, узнав, что им грозит Страшный суд, причем очень скоро? В Назарете меж тем стояло ясное солнечное утро. Я же, обуреваемый новыми мыслями — о том, что вера, пусть самая крепкая и истовая, должна быть проста и естественна, как дыхание, — добавил (а говорил я на древнееврейском):

— Благодарю Тебя, Отец, за то, что ута ил это от мудрых и понимающих, но открыл простосердечным младенцам.

Спустя много-много времени я прочту, что написал в своем евангелии Лука:

«И все, кто присутствовал в синагоге и слышал эти слова, преисполнились ярости, и поднялись, и изгнали его из города. Приведя его на склон горы, на которой стоял их город, они хотели сбросить его с утеса. Но Иисус прошел сквозь толпу и отправился своей дорогой».

Лука не был евреем. И всё в его описании изрядно преувеличено. Он вообще ненавидел евреев. На самом деле я держал речь в маленькой синагоге, которую посещал с детства, и никто там не стал бы гневаться на меня или гнать прочь. Но смешки… Да, смешки, точно мыши побежали по полу меж ног. Я даже почувствовал на себе маленькие бесшумные лапки. И шепоток различил, пожалуй, еще прежде, чем он прозвучал вслух:

— Плотник велит нам покаяться. А другие спрашивали:

— И что же, интересно, Господь скрыл от мудрых и понимающих и отдал малым детям?

Я понял, что в местах, где меня не знают, так проповедовать нельзя. Твердо решив научиться говорить складно, я отправился из Назарета в Капернаум. Сердце мое все еще точила обида за напраслину, которую дьявол возвел на Господа. А мой Отец даже не стал защищаться…

В какой-то миг мысли мои прервались: я споткнулся и упал, причем тяжело и неудачно, хотя обыкновенно был легок на ногу. Но меня подняли чьи-то сильные руки, и твердый голос сказал на ухо:

— Слова пророков — не Мои слова. Про роки — люди честные, но склонные к пре увеличениям.

Я же молвил:

— Бог мой, я слаб. Мне не хватает красноречия.

— Верно, — ответил Бог. — Вот и Моисей говорил: «О Боже, я тяжело говорю и косноязычен». И Я ответил ему так же, как скажу сейчас тебе: «Кто дал уста человеку? Не Я ли — Господь? Потому иди, а Я стану при устах твоих и научу, что говорить. Твои слова падут не на бесплодную почву».

Заручившись таким обещанием, я взбодрился. Отец мой также сказал:

— В Капернауме ты не ударишь в грязь лицом. Не уставай повторять одно и то же много раз. Люди что камни: они глухи. По этому повторяй снова и снова: «Так сказал Господь Бог». И не заботься о том, слышат тебя или нет. Слова — тоже Мои творения, и доходят они многими путями.

Встав на ноги, я почувствовал, что Святой Дух поднимает меня еще выше. И услышал вокруг себя шелест невидимых крыльев, потом — тарахтенье тысячи колесниц и шум буйного, веселого застолья, который шел вроде бы из-за ближнего холма. И тут Бог заговорил опять:

— Когда уверуешь в Меня, сможешь творить чудеса — руками, глазами и голосом своим.

Да, рука Божия была крепка и надежна. Я направился в Капернаум.

Я шел по галечной кромке Галилейского моря и вдруг увидел, как два рыбака, могучие люди с большими, сильными руками, забрасывают сети. Старший — на вид чуть моложе меня самого — был, как я вскоре выясню, Симон. Брата его звали Андреем. Вытягивая на берег хороший улов, Симон заметил в сети большую прореху. Он тут же ловко залатал ее длинными лоскутами сыромятной кожи.

Я подумал: мне непременно нужен человек, умеющий чинить сети. Мало поймать рыбу, надо еще не упустить ее. И я без долгих раздумий крикнул рыбакам во весь голос:

— Пойдемте со мной, я сделаю вас ловцами людей.

Я позвал их с радостью, поскольку вдруг ощутил, что прожил сорок дней не только без пищи, но и без друзей. Разумеется, за время, прошедшее после поста, я повидал разных людей: и на свадьбе, и в назаретской синагоге, но я их не выбирал, они не стали мне ни друзьями, ни соратниками.

Эти же двое мне понравились сразу. Я любовался, глядя, как они забрасывают сети и морская гладь пусть на миг, но смиряется, точно околдованная. Будучи плотником, я знал о воде куда меньше, чем о дереве. Мне представлялось, что рыбу наверняка охраняют особые рыбьи чары и рыбакам надо обладать большой силой духа, чтобы заманить такие существа в свои сети.

Воодушевившись, я повторил:

— Идите же со мной, я сделаю вас ловцами людей.

Нас разделяла полоса воды. Но взгляды наши скрестились над нею, и мы поняли друг друга без слов. Судя по всему, Бог позволил мне позаимствовать у дьявола кое-какое обаяние.

Да-да, я действительно научился обольщать — даже словом — не хуже самого Сатаны. Я обращался к незнакомым людям со всей учтивостью и в то же время по-приятельски доверительно, словно нас связывали отношения давние и очень близкие.

Мне вспомнилось, как Сатана, перед тем как исчезнуть, сказал: «Я ценю тебя весьма высоко, поэтому позволь на прощанье коснуться руки твоей». Я же, желая, чтобы он ушел побыстрее, сам дотронулся до него и тут же понял, что лишился малой толики Божьего покровительства и защиты.

Малой толики. А теперь я уверился, что многое, с Божьей помощью, уже вернулось назад. Потому что Симон и Андрей без промедления подогнали лодку к берегу, уложили улов в мешки и повели меня по тропе к какому-то дому. Там меня познакомили с Иаковом, сыном Зеведея, и его братом Иоанном, и я увидел в этом хорошее предзнаменование (потому что так же звали моих родных братьев). Стоило Симону их позвать, они оставили отца своего, Зеведея, на попечение работников и пошли с нами. Я невольно задумался: чего ищут они? Быть может, развлечений, а вовсе не служения Господу? Но Симон за них поручился, а Симон должен был стать моей главной опорой. Так уж я порешил. И стал называть его Симон-Петр, потому что Петр на языке римлян означает «камень», а я хотел быть за ним, как за каменной стеной. И он действительно стал мне надежной опорой — навсегда. Кроме одного-единственного раза.

Теперь я шел в Капернаум с четырьмя спутниками. И, глядя на них, думал, что сомневаться в них не стоит, что они заслуживают настоящего доверия и почтения. В дороге Петр отозвал меня в сторону и поведал такую историю:

— Позапрошлой ночью в наши сети по пало так много рыбы, что лодка переполни лась до краев. Боясь, что мы вот-вот утонем, я начал молиться, и мы спаслись. Знаешь, когда я молился, мне привиделось твое лицо.

После этого Петр опустился передо мною на колени и провозгласил:

— Не бери меня с собою, о Господи, ибо я человек порочный и греховный.

Но я схватил его за руку и заверил, что он, как мне кажется, человек очень хороший. И добавил, что его присутствие придаст мне сил в Капернауме. И мы двинулись дальше, прямиком к капернаумской синагоге. В то утро я проповедовал там истины, которые почерпнул у Иоанна Крестителя.

Была Суббота, и в синагоге собралась огромная праздная толпа. Трудиться в этот день запрещалось. Я понял, что застал Петра, Андрея, Иакова и Иоанна за работой, потому что все дни были для них одинаковы и они не соблюдали Субботу. Рыбакам важно одно — чтобы шла рыба. Я понял и другое: их познаний не хватит, они не смогут проповедовать вместе со мной. Во всяком случае, не сегодня. Впрочем, я чувствовал, что и сам сумею выступить достойно.