– Хорошо, – по привычке сказал Оковалов, – ну, не будем вас задерживать. Значит, с завтрашнего дня клуб закрывается. Сами вы можете пока работать... до конца недели, – жестко уточнил Аркадий Матвеевич. – Я пришлю двух экспертов посмотреть, как выполняется наше решение. Постарайтесь устранить неполадки, иначе... – Он глубоко вздохнул, словно сочувствовал Батурину.

– Я вот что еще хотел добавить, – оживился вдруг Константин Сергеевич, – это, конечно, не мое дело, но с порядком здесь действительно не очень...

Батурин насупился. Что еще надо этому уроду?

– О чем вы? – приподнял свои короткие клоунские брови Оковалов.

– Я имею в виду не состояние душевых и сауны, а моральную, так сказать, сторону вопроса... – Константин Сергеевич опустил глаза, как бы намекая на нечто фривольное, о чем ему трудно говорить, – ведь клуб – место общественное, это не квартира, не загородный дом, где... В сауне, – поймал он на себе недоуменно-недовольный взгляд начальника (тот терпеть не мог околичностей, к которым часто прибегал его подчиненный), – имело место быть... как бы это сказать... совокупление...

Константин Сергеевич закашлялся, а Батурин удивился даже не чудному слову, употребленному этой каланчой, а тому, что тот мог так искусно изображать смущение и сдержанное негодование.

– Какое совокупление? – с наивной грубостью, хмуря брови, переспросил Батурин.

– Мы застали, – изрек наконец Константин Сергеевич, – одного спортсмена с девушкой. Что они, по-вашему, могли делать в сауне в такое время? Они там не парились – это уж точно!

Батурин не знал, рассмеяться ему или послать этого придурка куда подальше. И все же его неприятно поразило такое нарушение дисциплины, тем более что на это ему указывал этот худосочный фраер.

– Разберемся, – угрюмо буркнул он, ловя на себе внимательно-заинтересованные взгляды.

– Конечно, – посветлел Оковалов, – и все же... Нельзя превращать спортивный клуб в место свиданий, – холодно заметил он.

– Никто и не превращает, – огрызнулся потерявший терпение Батурин, – я сказал, что разберусь.

Он бросил на Оковалова откровенно враждебный взгляд, в котором сквозил вопрос: что еще тебе надо, или ты все-таки уберешься отсюда? Он покорно подписал акт проверки, потому что по опыту знал, что противиться, протестовать глупо, этим все равно ничего не добьешься. Он узнает, что это за чмо, и отомстит. Так он решил. На миг почувствовав облегчение, приняв это решение, он снова помрачнел, едва встретился взглядом с Константином Сергеевичем.

– Ну, до свидания, – с притворной благожелательностью улыбнулся Оковалов.

Его люди двинулись за ним. Как только кабинет опустел, Батурин вызвал Фиксатого. Тот понял, что клубу грозят неприятности, едва взглянул на Коляна.

– Кто был в сауне?

– Гришан с какой-то телкой, – скривился в презрительной ухмылке Фиксатый, – не знаю уж, где он нашел такую уродину.

– Мне насрать, какая она! – вскипел Батурин. – Давай сюда Гришана.

Фиксатый молча вышел из кабинета. Вскоре он вернулся в компании побледневшего от волнения Гришана.

– Какого хера ты в сауне парился? – набросился на братка Колян. – Тебя для чего здесь держат? Это тебе не публичный дом и не блатхата, где трахаются без разбора!

– Да откуда я знал, что эти медики-педики припрутся, – оправдывался парень.

– Утухни, чмо! – заорал Батурин. – У нас серьезные неприятности, а ты с бабой в сауне засел! Еще раз замечу за тобой, глаз на жопу натяну!

Фиксатый с отрешенным видом слушал, как Батурин распекает Гришана.

– Свободен, – бросил Батурин.

Когда Гришан покинул кабинет, Батурин перевел тяжелый взгляд на Фиксатого.

– Я до этой гниды доберусь. Нужно будет собрать информашку об этом... как его...

– Оковалове, – подсказал Фиксатый.

– Ну ничего, настанет очередь и для этого оковалка.

Батурин улыбнулся, как обычно улыбаются братки, когда думают о том, как бы отомстить обидчику. Уж если не изощренно, то максимально жестоко. Фиксатый поддержал начальника коротким многозначительным смешком, который говорил, что он окажет Коляну посильную помощь. Фиксатый еще не ушел, когда Батурин схватил трубку. Он набрал домашний номер Полунина, ожидая, что ответит Светлана, но телефон отзывался только звуковыми сигналами. Насчитав двадцать длинных гудков, разочарованно отключил мобильник.

– Надо бы съездить к Полунину на хату, проверить Светлану, не нравится мне все это, – сказал он. – А ты пацанов пока отпусти, потом соберемся.

Фиксатый кивнул. Тут ожил стоявший на столе Батурина телефон. Трубку поднял Виталик и услышал звучный, хорошо поставленный голос Степина. Услышав, что требуют Батурина, он передал трубку ему.

Когда Малышев после беседы с Полуниным и его адвокатом вернулся в прокуратуру и вошел в свой кабинет на втором этаже, включилась внутренняя связь, и секретарша Чванкина заунывным голосом сообщила, что начальник отдела ждет его у себя с документами по делу Полунина.

Малышев склонился над столом и нажал кнопку переговорного устройства.

– Хорошо, Тамара, скажите Сергею Федоровичу, что я сейчас буду.

Посидев пару минут перед вентилятором, гоняющим по кабинету теплый воздух, Виктор Андреевич достал из холодильника бутылку минералки, налил полный стакан и осушил его. На секунду в желудке стало прохладнее, а затем пот с новой силой начал выступать изо всех пор. Поняв, что остыть, по крайней мере, сейчас ему не удастся, Малышев пролистал зачем-то папку с документами, хотя только что видел их, снова сложил и вышел из комнаты.

«Господи, как хорошо-то!» – подумал Малышев, когда вошел в кабинет Чванкина. Удовольствие ему доставил, естественно, не вид начальника, который что-то писал, склонившись за столом, а свежий прохладный воздух – в кабинете Сергея Федоровича на полную мощь работал импортный кондиционер.

– Присаживайтесь, Виктор Андреевич. – Чванкин поднял от стола круглое лицо с черной жесткой щетиной усов, кончики которых заострялись книзу, и показал рукой на кресло перед своим столом.

– С удовольствием, – улыбнулся Малышев.

– Видимо, у вас хорошие новости, раз вы так радуетесь, – Чванкин истолковал хорошее настроение подчиненного по-своему. – Тогда докладывайте, когда собираетесь передавать дело Полунина в суд? Там ведь, кажется, нет никаких сложностей?

– Только на первый взгляд, – Малышев раскрыл папку с документами, наслаждаясь прохладой кабинета.

– Что значит на первый взгляд? – лицо Чванкина, который до этого выглядел этаким добродушным увальнем, посуровело. – Разве в «Крайслере», принадлежащем гражданину Полунину, не найдено орудие убийства с его отпечатками пальцев?

– Найдено, – выдохнул Виктор Андреевич, – только...

– Что только? – не дал ему закончить фразу Чванкин.

– Есть кое-какие странности.

– Не нужно ничего усложнять, Виктор Андреевич, – как от назойливой мухи, отмахнулся от него начальник отдела, – тем более когда факты, как говорится, налицо. Есть оружие с отпечатками пальцев, есть подозреваемый, у которого нет алиби, ведь нет? – Чванкин в упор уставился на подчиненного.

– Нет, Сергей Федорович, – согласился Малышев.

– Тогда готовьте документы и передавайте их в суд, – безапелляционно заявил Чванкин.

– Я бы хотел кое-что уточнить, – не сдавался Малышев.

– Ну что еще? – устало спросил Чванкин. У него был такой вид, будто общение с подчиненным причиняет ему невыносимые страдания.

– Факты и доказательная база таковы, Сергей Федорович, – Малышев старательно не смотрел в лицо начальнику, – что этот процесс вполне может обернуться против нас. Если Полунин действительно не убивал своего приятеля, а я склоняюсь именно к такой версии, то нам с нашими косвенными уликами придется нелегко. Если принять к сведению тот факт, что Полунина защищает один из лучших адвокатов города. – Теперь Малышев повернул голову, стараясь уловить реакцию своего шефа, но на круглом бесстрастном лице Чванкина не дрогнул ни один мускул, только один ус задрожал, словно на него подуло морозным воздухом.