Совещание или, вернее, боевой совет Полунин собрал у себя на квартире. Светлана жила сейчас в другом месте, и Владимир отчасти жалел, что ее нет рядом с ним, а отчасти радовался, что ей не придется услышать много такого, что слышать ей было совершенно необязательно.

На совете присутствовал Веселовский как руководитель предприятия. Полунину не слишком-то хотелось, чтобы он знал все тонкости борьбы, но выхода у него не было: необходимо было генерального директора держать в курсе происходящего. Впрочем, самого главного, чего тому слышать не полагалось, Полунин решил ему не говорить. Веселовский был не то чтобы ненадежным человеком, но в критических ситуациях мог дать сбой, поэтому Полунин сейчас апеллировал в основном не к нему, а к Батурину, на которого мог полностью положиться, Фиксатому, которого он неоднократно проверил в деле, и к Ефиму Лепнину. Лепнин был в этой команде человеком новым, Полунин его почти не знал, но он доверял Болдину, а раз тот назначил своим заместителем этого человека, то и относиться к нему Владимир должен был соответственно, то есть с доверием. Впрочем, другого выбора у Полунина в данный момент и не было. Оба его друга – и Шакирыч, и Болдин, – с которыми он начинал свой нелегкий путь к воплощению своей мечты, были мертвы. Шакирыч погиб нелепой смертью, когда его настигла пуля, выпущенная рукой предателя, Славка – от руки наемного убийцы.

Владимир сидел молча за обеденным столом в своей гостиной, которая сейчас превратилась в штаб боевых действий, и смотрел на своих теперешних единомышленников. Он не видел в их глазах того задора, какой был у Славки и Шакирыча тогда, когда они еще промышляли угоном тачек. Это время безвозвратно кануло в Лету, но осталось что-то, что не давало Полунину покоя. Сделав глоток зеленого чая из стоявшей перед ним чашки, он прислушался к разговору.

– Представляете, – с усмешкой на губах говорил Батурин, – за что чуваки баксы выкладывают. Сегодня сам слышал по радио.

Веселовский и Лепнин, сидя за тем же столом, повернули к нему головы.

– Одна голландская фирма предлагает любому желающему, в натуре, провести сутки в Париже.

– Чего ж в этом такого? – пожал плечами Фима.

– А то, – повысил голос Батурин, – эта самая фирма предлагает любому желающему провести сутки в Париже в качестве бомжа, без копейки в кармане. Они чисто конкретно учат, как себя это, надо вести, как можно срубить копейку, обеспечивают жильем под мостом и дают картонную коробку, в натуре, чтобы не замерзнуть.

– Ну и чего в этом такого? – Фима опять пожал плечами. – Я тоже могу поехать в Париж и побомжевать, сколько мне захочется.

– Ты, чувак, в натуре, не въезжаешь, – усмехнулся Батурин, – они же еще за это бабки должны отвалить – четыре сотни гринов.

– Ни фига себе! – на этот раз Ефим действительно удивился. – Чтобы пожить сутки бомжем в Париже, я должен отвалить четыре сотни баксов?!

– В том-то и хрен, дурья твоя башка, – засмеялся Колян, – что за жизнь пошла, в натуре?

– Может, ты не понял чего? – встрял в разговор Веселовский, до этого только прислушивавшийся к нему.

– Чего я не понял, в натуре, – вспылил Колян, – объясняю тебе чисто конкретно: хочешь сутки бомжевать в Париже – отвали четыре сотни баксов.

– А если мне вдруг понравится жить таким образом, – вклинился Фима, – я могу остаться? – Ну, это хрен его знает, – развел руками Батурин, – я бы лично бомжевать не стал, даже если бы мне это ничего не стоило.

– Может, это утка какая? – предположил Веселовский.

– Ну, ты, в натуре, даешь, Михалыч, – наклонился в его сторону Батурин, – чего ж они нам лапшу будут вешать?

– Я тоже что-то вроде этого слышал, – вмешался в разговор Фиксатый, – только я не пойму – за что бабки отдавать нужно?

– Чтобы тебе обеспечили необходимый сервис, – вставил Веселовский.

– Какой на хрен сервис? – Фиксатый выпятил губу. – Бомж, он и в Африке бомж.

– В Африке, может быть, бомж, – Веселовский утер пот со лба, хотя в квартире Полунина тоже работал кондиционер, – а в Париже это совсем другое.

– Хватит, – остановил всех Владимир.– Начнем, пожалуй.

Все присутствующие замолчали, уставившись на своего негласного начальника.

– Обрисую для начала ситуацию, – продолжил Полунин, когда в комнате воцарилась совершенная тишина, которую нарушало только тиканье часов с кукушкой, купленных недавно Светланой. – Началась война, и нам придется, начиная с этого момента, жить по законам военного времени. Никого принуждать идти за собой я не буду, поэтому каждый присутствующий здесь может встать и уйти безо всяких последствий для себя.

Он обвел всех взглядом, пытаясь прочесть на их лицах реакцию на свои слова. Никто не выразил желания удалиться. Веселовский в душе, конечно, задергался, но желание вернуть утерянное оказалось сильнее чувства страха.

– Значит, все остаются, – удовлетворенно кивнул Полунин, – другого я от вас и не ожидал.

Он коротко описал ситуацию, упомянув и о факсе, полученном от Меченого, и о своем похищении, и о вымогательстве ценных бумаг у его жены и Веселовского.

– Мочить их всех надо, Иваныч, – выждав некоторое время после того, как Полунин закончил, выкрикнул Батурин, – козлы совсем одурели. Если дать им волю – сядут на шею.

– Может быть, «мочить» не совсем то слово, которое я хотел употребить, – перебил его Полунин, – но правильно отражает суть моего намерения. Только для начала нам необходимо найти этих выродков. Кое-что уже сделано в этом направлении, что-то начинает проясняться, но главный виновник начавшейся войны – Леха Меченый – до сих пор скрывается где-то в нашем городе. Найти его – это задача номер один. Не думаю, что он действует в одиночку, уж больно сильное давление оказывается на нас со всех сторон. Скорее всего, в этом наезде против «Нефтьоргсинтеза» задействованы силы гораздо более мощные. Поэтому, – он понизил голос и стал говорить еще медленнее, – нужно действовать предельно осторожно.

– Может, нам перед ними на карачки встать? – презрительно выпалил Фиксатый. – Да в гробу я их всех видал. Ты только скажи, Седой, кто наезжает, я из них душу вытрясу.

– Остынь, Фиксатый, – поднял руку Полунин. – Замочить или поуродовать – это самое последнее дело. Для начала нужно отыскать Меченого.

– Я найду его, суку, бля буду, – заявил Фиксатый, – тем более если он в городе.

– Ладно, – согласился Полунин, – тогда ты этим и займешься. Все мы будем тебе помогать, потому что это наипервейшее, что нужно сделать.

– Я, блин, уже пытался это выяснить. Урки делают вид, что ничего о Меченом не слышали, – встрял Батурин, – ты же знаешь, Седой.

– Знаю, – кивнул Полунин, – только, выходит, этого недостаточно.

– Что будем делать с бумагами? – задал волнующий его больше всего вопрос Веселовский.

– Завтра едем в «Консалт-сервис», – ответил Полунин, – думаю, что после этого визита все прояснится. Тебя, Александр Михайлович, – повернулся он направо к Веселовскому, – похоже, только это и беспокоит.

– А то как же, – не выдержал генеральный, – ты же в курсе, Владимир Иванович, какие это бабки! Я, понимаешь, вкалываю, как папа Карло, а меня лишают всего моего состояния...

Мобильник, который лежал перед Полуниным на столе, вдруг ожил. Он поднял трубку и приложил ее к уху.

– Владимир Иванович, – узнал он голос Степина, – свой «Крайслер» можете забирать, ментам он больше не нужен.

Полунин поблагодарил адвоката и отключил трубку.

Обсуждение плана военных действий заняло остаток дня. После чего все разъехались кто куда, для того чтобы действовать по разработанной схеме.

Полунин с Гришаном, которого не допустили до военного совета, отправились на платную стоянку за «Крайслером».

Степин поработал качественно. Сержант милиции, стоявший на посту вместе с дежурным по автостоянке, как только Полунин предъявил ему свои документы, сказал, что ему уже звонили и машину можно забирать. Честно говоря, Владимир ожидал, что возникнут еще какие-то осложнения. Они и возникли, но совсем другого рода. Когда Полунин сел за руль и попытался запустить двигатель «Крайслера», он наотрез отказался подчиняться. Только взглянув на приборный щиток, Полунин понял, в чем дело. Стрелка, показывающая уровень топлива, упала на самую крайнюю отметку – бак был абсолютно пустым.