- Отойди, Фридешке, и успокойся.

- А знают ли товарищи, что этого Дубу в прежние времена звали в Кирайсаллаше телячьим королем?

Нет, товарищи этого не знали, да и откуда им было знать?

- Так вот, этот Дуба скупал на ярмарках молодых бычков, да у него самого всегда водилось четыре-пять коров. Получалось; в хлеву у его папаши, в семейной, так сказать. усадь6e, всегда стояло на откорме с десяток телят. Денег он загребал кучу. Все об этом знали, но подражать не отваживались. Только завидовали, а взяться за такое рискованное дело никому даже в голову не приходило. Правда, раньше я тоже подумывал об этом, но все как-то не мог решиться.

Халмади умолк и пристально посмотрел на усадьбу по ту сторону дороги.

- Зато ты всю жизнь на винограднике спину ломал,- со вздохом сказала заплаканная Бёжике. По тону и по вздоху легко было догадаться, что этот виноградник, выстраданный и обильно политый трудовым потом, крепко сидит у нее в печенках. Не в первый и не в последний раз она вздыхает, поминая его лихом.

Халмади, однако, пропустил слова жены мимо ушей.

- Вот какой человек, этот Дуба,- продолжал он свой рассказ.- Но самое интересное не в этом, а в том, как он заполучил себе в зятья этого несчастного.- Халмади указал пальцем в сторону дороги.- Дело в том, что Маргит, тогда еще Маргитка Дуба, была дурнушкой, плоской как доска. Грудей у нее не было вовсе. Да вы и сами увидите, она скоро уж, наверное, вернется домой. Так вот, напоили они Шайго до одури, а потом убедили бедолагу, что он ее

обесчестил.

- Постыдился бы хоть при Фридешке! - шепнула Бёжике.

- Вот так его и окрутили. Только получился из этого заочный брак. Шайго вскоре взяли в солдаты, а потом отправили на фронт. В сорок третьем.

Халмади взглянул на сынишку, пытаясь сообразить, что такое недозволенное для ушей ребенка он сказал. И скорее увидел, чем услышал, на губах мальчика все то же слово, которое он недавно хотел было с них стереть: «Цондраш! Цондраш!»

- Да, верно! - Халмади ухватился теперь за это слово.- Еще безобразный был случай, прошу прощения. Я уже говорил, что по неделям не бываю дома. Завел я, значит, себе собачку. Чудо как была хороша, умница. Думал, воспитаю ее, щенята будут. Цондраш мы ее звали. Однажды эта чистокровная пули забежала во двор к Шайго и придавила лапкой цыпленка. Что же, дело возможное, но больше никакого вреда она им не причинила, это точно. Ну а он схвтил топор и рассек бедняжке голову.

- Кто он?

- Кто же еще? Покойный. Как напьется, бывало, дикий зверь, а не человек.

- И часто он напивался?

- Трезвым видели редко.