Все мои думы о Яне. Моя дорогая Улыбушка. К сентябрю мы будем в Болгарии. Еще целых четыре с половиной месяца.

Из головы не выходят мысли о маме, Бебе, друзьях, об их проблемах. Беспокоюсь о том, как идут дела у знакомых, избавились ли они от мучивших их неприятностей. Припоминаются мельчайшие подробности, на которые в Софии не обратил бы внимание.

Не повезло нам с погодой. Льет нескончаемый дождь.

Устал. Десятый час на вахте. Остается еще три, и тогда растянусь на койке. Приятное ощущение – лежать неподвижно, расслабив мышцы рук и ног. Раздражает и утомляет непрерывное сидение у румпеля – по 18 часов в сутки. Когда я не столь устаю, то готов бегать, плавать. А сейчас все тело ноет, и я мечтаю лишь о покое, об отдыхе в постели.

Тридцать три дня мы не видели берега. 33 – любимая цифра. Число, по Библии, особое: в 33 года Христос вернулся из пустыни. В 33 года умер Александр Македонский. В 33 года Наполеон стал императором. Самые красивые женщины – в 33 года и т. д.

Спал идеально, хотя дождь, подлец, проникал и через люк и несколько раз будил меня. Мы уже и не прячемся от него: давно даже одеяла стали мокрыми, хоть выжимай.

Волны средней величины. «Джу» держится прекрасно. В дрейфе, без плавучего якоря, лодка становится почти кормой к ветру. До сих пор я не почувствовал от якоря какой-либо пользы. Наш в прекрасном состоянии, можно даже сказать, этот экземпляр один из лучших, какие я только видел. Но и он не действует. Джу продолжает болеть. Лихорадка и головные боли усиливаются. Она очень похудела. И взгляд виноватый. Глаза стали большими и очень выразительными, жаждущими любви и ласки. Как мне хочется, чтобы был болен я, а не она. Смешное желание. Такую же отзывчивость давно замечаю и у нее. По крайней мере десятки раз она предлагала мне, глядя на мою лысину:

– Я бы с огромным удовольствием отдала тебе часть своей косы.

А коса у нее действительно самая роскошная из всех, какие приходилось видеть. Пышная. Густая. Золотистая. Я окрестил ее «ковром».

Но даже и ее «ковер» потускнел от морской соли и влаги.

Уже несколько дней я не определял координаты. Плотные свинцовые тучи плывут низко над водой. Серый океан. Ветер. И ничего более.

Неожиданно у самой лодки из воды взметнулись штук 30–40 корифен. Взлетели метра на три и плюхнулись опять в воду. Звук совершенно незнакомый, я даже вздрогнул. Симпатичная рыба. У нее свой собственный метод охоты. Прямой и открытый. И буйный. Другие рыбы медлительнее, более неуклюжи.

Акулы куда-то уплыли. Для них у нас слишком малая скорость. К тому же они привыкли к щедрым подачкам путешественников. А мы выбрасываем за борт только консервные банки, да и те из-под воды. Что они, сумасшедшие, чтобы следовать за нами, не получая вовсе никаких лакомств. В сутки мы выпиваем в среднем по 8 банок воды, или 4,5 литра.

Пропали и кальмары. Остались одни лишь вездесущие летучие рыбы.

Нет сегодня и птичьих стай. Видимо, исчезли рыбные косяки. Вчера пересчитал птиц. Их оказалось 110. Это рекорд. Тут были всякие и разных расцветок: белые, бежевые, пестрые. Среди них оказалось и несколько царственных фрегатов.

Снова грозит дождем. Это ясно видно по горизонту. Небольшой сектор моря закрыло тучами. Потемнело. Очень хорошо вижу, как тучи угрожающе надвигаются. Но не покидает и надежда: а вдруг пронесет стороной. Если бы наша лодка имела большую скорость, я бы постарался вырваться из приближающегося шквала. Пытаюсь сделать это и сейчас. Безуспешно. Не могу объяснить, почему я снова и снова не отказываюсь от этой игры с предрешенным концом. Видно, что-то более сильное, чем я сам, толкает вперед. Все надеюсь, что хоть раз удастся перехитрить ветер и дождь.

Западная долгота 113°30 . Широту определить не успел.

Сегодня 18 апреля.

Снова тяжкая ночь. Более тяжкая, чем предыдущая. Горю огнем, заливаюсь потом. Постель и та мокрая. Безостановочно льет дождь. У Дончо сердце разрывается. Сказал мне много хороших слов. Он не может спокойно смотреть на меня. А одно время злился. Но то было в момент кризиса. Сейчас я для него «самая дорогая». В глазах у него застыли слезы. Обманывает меня, говоря, что чувствует себя лучше.

Днем дождь прекратился. Облачно, но дует хороший ветер. Дончо с семи утра у руля. Я лежу в постели, хорошо укутана. Только иногда помахиваю ему рукой, когда вдруг становится грустно. Еще много времени потребуется, чтобы добраться до Маркизских островов. А может, я быстро поправлюсь?

– Акула снова появилась, – докладывает Дончо. – Судов на горизонте не видно, Земли – тоже.

Джу совсем плохо. Нет ничего хуже, когда ты ничем не можешь помочь. А она лежит и смотрит в одну точку на потолке. Часто улыбается и говорит, что завтра непременно поправится. Я в свою очередь ее успокаиваю: дескать, самое трудное уже позади, мол, глаза у тебя прояснились и лицо потеплело. Понимает, что лгу. И глаза становятся печальными. Прекрасно знаю, что у нее на уме. Джу чувствует себя виноватой в том, что мы идем медленно. Она ведь хорошо осведомлена, что каждый день задержки увеличивает риск путешествия. Мучают ее и мысли о Яне, о нашей давно уже не обласканной и не целованной дочурке.

Чувство надвигающейся, еще неизвестной опасности овладевает и мной. Но я не вправе нести вахту и по ночам. Я обязан, я должен быть здоровым и сильным. Погода каверзная. В любой момент может разыграться буря, и тогда уж надо быть начеку, придется дежурить круглосуточно. Поэтому сейчас самое важное – беречь силы. Нельзя расходовать их неразумно, спешить, проявлять нетерпение.

Тяготят ли меня эти мысли? Нет. Я готов ко всему и убежден, что мы справимся с трудностями. А сейчас пока жду, чтобы миновал этот час, этот день. Жажду, чтобы Джу скорее поправилась, переборола болезнь. Уверен, после все будет хорошо. Не представляю, что уж может быть хуже. Разве что потонет «Джу»?

Если бы мачта не сломалась, я бы сейчас поставил двойные стаксели, и по крайней мере по ночам мы не дежурили бы у руля, хотя и шли бы медленнее. Есть готовые стаксели, но они велики, крепить их на нашей самодельной гик-мачте опасно. Да и боюсь оставлять мачту без постоянного присмотра. В любую минуту она может сломаться.

Последние три дня пишу без всякой охоты. Чертовски устал. Делаю записи после того, как сверну паруса. Спускаюсь в рубку, зажигаю фонарик и берусь за перо.

Сегодня почувствовала себя лучше, хотя по-прежнему много времени провожу в рубке. Одно плохо: как только наступает вечер, меня начинает лихорадить. И все-таки я выкарабкалась! Пошла на поправку. Даже два-три раза подменяла Дончо у румпеля. Вечером посижу за рулем еще часа три, мы сможем тогда быстрее идти, благо ветер попутный.

Лопнул штаг, который удерживал мачту сзади. Теперь паруса тянут ее вперед. На Хива-Оа обязательно заменим мачту, лишь бы она выстояла до той поры. Да нашем пути есть район, в котором, как отмечено на всех картах, дуют ветры, превышающие 8 баллов. А для нас это очень много.

«Наша» акула не отстает от лодки. Появилась и другая. У новенькой нет белого пятна на спинном плавнике, зато размером она больше – около двух метров. Плывет почти у поверхности воды. Тело у нее желто-бурого цвета, а рыло тупое и злое. Подплывет на полметра к борту, затем снова отплывает на прежнее расстояние. Вокруг нее увивается целая стая рыб-лоцманов. Интересно, чего она увязалась за нами? Мы же не выбрасываем пищу. Запускаю в акулу пустой банкой. Она виляет чуть в сторону, делает круг около банки, подплывает к ней, почти ткнется в нее носом и уходит прочь.

Я где-то читала, что акулы пожирают все что угодно. Но похоже, консервные банки они не жалуют.