Через пять лет он женился, еще через пять развелся. А ведь, казалось тоже –– любил, но лицо женщины, с которой провел пять лет своей жизни, расплывается в памяти, оставляя зыбкий силуэт унылой особы с тонкими, словно рисованными бровями и запахом приторно-сладких духов. Нет, еще нелепые детские капризы и амбициозные требования, плавают в туманных глубинах тех дней. Все. Пятилетка в две фразы, и 20 дней в детализированное до малейших подробностей эссе. А ведь в январе той встрече исполнится 27 лет…

Вайсберг хмыкнул и качнул головой: он понял, что будет просить у ‘Васи’ в первую очередь –– отставки. Киллер, отягощенный сантиментами, что бизнесмен с маразмом.

Мужчина положил альбом на место, с точностью восстановив порядок в ящике стола, и прошел на кухню. Снимок древнего однокасетника ’Россия’ и нескольких кассет: барды, ‘Танцы минус’, Россини, Ванесса Мэй и Nightwish. ‘А ваш вкус, леди, совпадает с моим’, –– подумал отстраненно.

Еще один кадр на содержимое старого холодильника: в основном лед, разбавленный полками, и можно уходить.

К ночи отделение угомонилось, в процедурах наступил перерыв, а Светлана Ивановна умерила свое недовольство и отпустила Сашу на час в нервное отделение к подружке.

Катя Шпаликова сидела на кушетке, болтала ногами и курила. На столе кофе, печенье, бутерброды.

–– Богато живете, –– улыбнулась Саша, кивнув на стол. –– А я весь день поесть мечтаю.

–– Не везет, –– равнодушно пожала плечами Катерина и протянула пачку сигарет. –– Будешь?

–– Давай.

–– Бутерики вон бери. Кофе сейчас налью. Ты с кем сегодня?

–– С мадам Воронцовой.

–– У-у-у, тогда понятно, –– девушка проворно разлила кофе, разложила бутерброды по тарелкам и зевнула. –– А мы сегодня с Джулей. Работящие люди, я тебе скажу, в поселках живут. Я весь день книжку читаю, она работает, орден сутулого&горбатого зарабатывает.

–– Передай от меня, чтоб не утруждалась, все равно не оценят, –– Саша хлебнула кофе и откусила бутерброд

–– Да-а, она молодая, пока сама не поймет –– учить бесполезно, –– и вдруг сощурила синий глаз, напустив в него любопытства. –– Слушай, а что у тебя с Кузнецовой вышло?

–– И до вас уже слухи дошли?

–– Да, слышала краем. Светлана Ивановна твоя вчера приползала. Часа два, наверно, с Григорович шушукалась. Громко. А потом к анестезисткам подалась. Там как раз Вера Васильевна, старшая их, дежурила. Подружка вашей Сары Исмаиловны. Чуешь? Вляпалась ты, Маргоша, по самые Нидерланды.

–– Я-то тут причем? –– пожала плечами Саша, стряхнув крошки с брюк.

–– Ой, дите, –– качнула головой подруга, хитро щурясь. –– Да выгонят. Не Кузнецову –– тебя. Как еще говорила: иди к нам в отделение. Нет, травма тебе милей. А сейчас поздно: ни одной свободной ставки. Молодежь-то пошла умная, слава трудовых подвигов ей не нужна.

–– Зато у нас платят больше.

–– Ага, на сто рублей, а работаете на миллион.

–– Ну, и что?

–– А то! Погонят тебя, Санька, помяни мое слово. Ты в этой истории крайней окажешься.

–– Почему я-то? –– растерялась Саша и нервно закурила.

Катя хмыкнула и отстукала ноготками с изящным маникюром незатейливую мелодию:

–– ‘Это мы не проходили, это нам не задавали’…Ты, как всегда, не в курсе, святая наивность, –– девушка качнулась к подруге, изогнув тщательно подкрашенные бледные губы в снисходительной улыбке. –– Милая-а-а, кроме истории болезней и озабоченных больных, в отделении коллектив существует и субординация. Коллектив женский, в переводе на доступный язык –– серпентарий. А иерархия, в зависимости оттого, кем прикрыться успела. Тоже перевести? Кому даешь и насколько хорошо. А Кузнецова вашему Чубаеву дает. Хорошо дает и на постоянной основе. Расклад ясен?

–– Да, слышала я эту сплетню…

–– Но, как обычно, не придала значения. Зря. В сплетнях, к твоему сведению, только 50% вранья…

–– И 45 грязи.

–– Правды, Маргоша. Правды!

Саша с тоской посмотрела на еду: аппетит окончательно пропал, настроение значительно ухудшилось.

–– Хочешь сказать, что я крайней останусь?

–– Ага, –– девушка качнула носком туфельки и вздохнула. –– ‘Не печалься, любимая…’ Ладно, не грузись. Исмаиловна у вас баба справедливая, урегулирует этот вопрос к общей пользе. Ей такого безотказного трудоголика, как ты, из-за всякой ерунды терять не захочется. Так что, обойдется. Авось? Рассказывай: как дела, да печенье вон бери. Опять на мели, да?

–– Да, Аня последние выманила, –– вяло отмахнулась Саша, пригорюнившись. –– Рассказывать особо не о чем. Костик не появляется –– слава богу. В отпуск скоро. Хочу в горы уехать. На Алатау. Дорого, конечно, но хочу. Молодость хоть вспомню, категорию подтвержу, а то…старухой себя чувствую, столетней, не меньше.

–– И сколько счастье вкусить экстрима стоит?

–– Семь.

–– Сколько?! –– Катя выгнула бровь. –– Да ты что?! Где возьмешь?

–– Уже накопила. Да отпускные. С инструктором договорилась и ребят из группы видела.

–– Мужички?

–– Трое и пять девушек.

–– И лук свой возьмешь? –– в тоне Катерины появилась насмешка.

–– Возьму.

–– Глупо. Зачем тебе это, Сань? Лучше в круиз поезжай. Тебе личную жизнь надо устраивать, а не под горную козу косить. Альпинизм, стрельба из лука –– детство. В твоем возрасте романтику в отношениях полов искать надо. И не прошлое тревожить, а будущее строить. Мужичка, Марго, мужичка тебе искать надо. Чтоб, как стена, встал.

–– Да ну их, –– Саша взяла кофе и отхлебнула. –– Не надо мне никого.

–– Тогда в монастырь уходи, а не в горы.

–– Кать, эта тема для меня закрыта. Всех ведь, кто у меня был, знаешь. И что? Толк? Любовь первую возьми…

–– Вспомнила! –– фыркнула девушка, –– Хомячок убогий, гений-извращенец, Печорин еврейского разлива.

–– Да кому он нравился? Поэт непризнанный…

–– Тебе. Со зрением у тебя всегда плохо было, зато сердце безразмерное, вечно убогих привечаешь. За тобой Витька из параллельной группы бегал. Что не пошла?

–– Бегал он! Трахнуться хотел, вот и бегал.

–– Ну, и дала бы.

–– Ага, всем! –– с сарказмом кивнула девушка.

–– Вот и сидишь из-за своего чистоплюйства в гордом одиночестве. Чистая и непорочная, но ненужная и для семейной жизни потерянная. Любовника завести не пыталась?

–– В который раз. Да не получается у меня ничего: ходят, телефон просят, ухаживают, и испаряются.

–– Слушай, а может, на тебя порчу навели?

–– Точно, –– усмехнулась Саша. –– Венец безбрачия.

––Да ты не иронизируй, сейчас рукодельниц знаешь сколько?

–– Ерунда, Кать, если сама дура, что других в тупости обвинять. Не хочу я ничего и не могу. На мужиков глянь: где нормальные-то? Одни Костики, корвецкие да малевины.

–– Ну, мужа опустим, он и не мужик, в принципе, и первую любовь туда же, а Макс очень даже…

–– Да, если он когда-нибудь и разродится, меня его мама вместе с кроссовками съест.

–– Не ласкова свекровушка?

–– Да и сам непонятен. Ходит, как комиссия с проверками, смотрит и молчит.

–– Бывают молчуны –– не патология. Смотрит-то как?

–– Вдумчиво! А еще краны чинит, чай пьет и пирогами снабжает. Нет, Катя, парень он хороший, но в том-то и дело. Мне б проще что-нибудь, понятнее.

Двери сестринской открылись и на пороге возникла молодая стройная девушка в кудряшках:

–– Екатерина Витальевна, а Макеев из 14 так и не вернулся и у Симаковой из 24 температура. Здравствуйте, Александра Сергеевна.

–– Здравствуй, –– кивнула Саша и поднялась. –– Пойду я, Кать.

–– Давай. Завтра меня дождись, вместе домой пойдем.

–– Дождусь.

Саша пошла к себе в отделение, а Катя разбираться с больными.

Ночь выдалась на удивление неспокойной: шесть поступлений. Такое обычно в праздники бывает.

Воронцова приняла одного больного, пока Саша была в нервном отделении и постановила, что следующие поступающие –– не ее печаль, а тех, кто гуляет во время работы. Вывод ясен –– тревожить ее ночью нельзя. Поэтому девушка хлопотала одна. К шести ситуация стабилизировалась, но пришло время утренних инъекций, потом сбор анализов, уборка. В итоге к пересмене Сашу значительно шатало. Она мужественно отсидела пятиминутку, мечтая о чашке крепкого кофе, душе и теплой постели, и поспешно встала, стремясь покинуть ординаторскую в первых рядах по окончании отчета.