Пропускать в город явно никого не торопились. Людей скопилось немало: все из народа макабаки, кареглазые и темнокожие, гораздо темнее смуглой Лифт. Среди ожидающих оказалось много семей в обычной азирской одежде: штаны, грязные юбки, некоторые с узорами. Вокруг гудел целый рой спренов истощения и голода.
Она ожидала увидеть по большей части торговцев, но никак не семьи. Кто все эти люди?
Желудок снова заурчал.
– Госпожа? – позвал Виндль.
– Цыц, – отозвалась Лифт. – Я слишком голодная, чтобы разговаривать.
– Так вы...
– Голодная? Да. Так что заткнись.
– Но...
– Спорим, у стражников есть еда. Их всегда хорошо кормят. Ведь с голодухи они и вломить толком никому не могут, это факт.
– Есть предложение получше: вы могли бы просто купить немного еды за сферы, которые вам любезно выделил император.
– Не взяла их с собой.
– Не... не взяли деньги?
– Избавилась от них, когда ты отвернулся. Нет денег – никто не ограбит. Носить с собой сферы – нарываться на неприятности. К тому же, – сузив глаза, она наблюдала за стражниками, – столько денег водится только у богатых чудиков. Мы, обычные люди, идем другим путем.
– Значит, теперь вы обычная.
– Ну естественно. Это все остальные ненормальные.
Прежде чем Виндль успел ответить, Лифт нырнула под повозку с чуллом и начала пробираться к голове очереди.
3
– Талью, говорите? – Хаука заглянула под брезент, прикрывающий подозрительную кучу зерна. – Из Азира?
– Именно. – Сидящий на передке повозки мужчина неловко заерзал. – Я всего лишь скромный фермер.
«Причем без мозолей, – подумала Хаука. – Скромный фермер, который может позволить себе лиафорские ботинки и шелковый пояс».
Хаука потыкала в зерно тупым концом копья: ни контрабанды, ни спрятавшихся в зерне беженцев. Что ж, это только начало.
– Нужно заверить ваши документы, – сказала она. – Отъедьте немного в сторону.
Мужчина заворчал, но подчинился – развернул повозку и заставил чулла двинуться к площадке у сторожевого поста. Постройка была одной из немногих башен, что возвышались над городом и располагались так, чтобы достать стрелой любого, кто попытается воспользоваться пандусами или закрепиться на позиции для осады.
Фермер направлял чулла очень, очень осторожно – они находились как раз рядом с уступом, нависающим над городом, – над кварталом переселенцев. Этим входом в город пользовались не богатеи, а только те, у кого не было нужных документов. Или те, кто надеялся избежать досмотра.
Хаука развернула бумаги фермера и прошла мимо караулки. Оттуда вкусно пахло: как раз накрыли обед, а следовательно, людям в очереди придется ждать еще дольше. Перед караулкой сидел старый писец – Ниссиккван любил погреться на солнышке.
Хаука поклонилась ему. Сегодня Ниссиккван исполнял обязанности заместителя писца по делам переселенцев. Старик с головы до пят был замотан в желтую шикву, хоть и опустил верхнюю часть, открыв морщинистое лицо с ямочкой на подбородке. Здесь, в родных краях, требование прятать себя от Нан-Рейлиси – врага их бога – было не столь категоричным. Якобы они под защитой Таши.
Сама Хаука носила нагрудник, шапочку, штаны и плащ с узором семьи и школы. Местные хорошо относились к подобным ей азирцам – своими солдатами в Ташикке особо похвастаться не могли, а ее грамоты о достижениях на службе были заверены азимирским визирем. Ей не составило бы труда получить должность в страже в любом месте обширного региона Макабаки, хотя, согласно этим грамотам, она не имела права командовать на поле боя.
– Капитан? – Ниссиккван поправил очки, изучая документы фермера, которые она ему подала. – Он отказывается платить пошлину?
– Пошлина уплачена и уже в денежном ящике, – ответила Хаука. – Но этот человек кажется мне подозрительным. Он не фермер.
– Контрабанда беженцев?
– Проверила и в зерне, и под повозкой. – Хаука взглянула через плечо на мужчину. Тот улыбался во весь рот. – Зерно нового урожая. Немного перезрелое, но съедобное.
– Тогда город будет рад его получить.
Ниссикван был прав. Война между Эмулом и Тукаром разгоралась с новой силой. Конечно, об этом болтали всегда, но за последние годы многое изменилось. Этот король-бог тукарцев... каких только диких слухов о нем не ходило.
– То-то и оно! – воскликнула Хаука. – Ваша милость, держу пари, этот человек побывал в Эмуле. Пока все боеспособные мужчины отражали вторжение, он обчищал их поля.
Согласно кивнув, Ниссиккван задумчиво потер подбородок. Потом порылся в своей папке с бумагами.
– Возьмите с него пошлину как с контрабандиста и скупщика краденого. Думаю... да, так будет справедливо. Тройной тариф. Начнется референдум 371-ша, и я направлю деньги с дополнительных пошлин на питание для беженцев.
– Благодарю.
Хаука расслабилась и взяла формуляры. О ташиккцах можно говорить что угодно, но они знали толк в государственных указах.
– У меня есть заряженные сферы, – добавил Ниссиккван. – Знаю, вы спрашивали.
– Правда?!
– Мой двоюродный брат оставил их в сферной клетке снаружи – совершенно случайно, забыл как раз перед той внезапной великой бурей.
– Замечательно, обменяемся чуть позже.
У Хауки были сведения, которыми Ниссиккван точно заинтересуется. В Ташикке информация служила деньгами так же, как и сферы.
Бури, парочка светящихся сфер очень пригодится. После Плача почти ни у кого их не осталось, а это шквально неудобно, когда открытый огонь в городе запрещен. Даже почитать ночью невозможно.
Перелистывая формуляры, Хаука подошла к контрабандисту.
– Вы должны уплатить по этому тарифу. – Она вручила ему первую форму. – И еще по этому.
– Разрешение на сбыт краденого!? – воскликнул мужчина. – И контрабанда? Да это грабеж!
– Да, так и есть. Или было.
– Вы ничего не докажете. – Он шлепнул рукой по стопке формуляров.
– Разумеется. Если бы я могла доказать, что вы незаконно пересекли границу Эмула, обчистили поля честных работяг, пока те защищали страну, а затем провезли награбленное обратно без соответствующих разрешений, я бы просто все конфисковала. – Она слегка наклонилась вперед. – Вы легко отделались. Мы оба это знаем.
Он встретился с ней взглядом, нервно отвел глаза и начал заполнять бумаги. Хорошо. Сегодня без проблем. Ей нравилось, когда никто не доставлял проблем. Когда...
Хаука замерла. Брезент на повозке пошевелился. Нахмурившись, она резко его сдернула и обнаружила маленькую девочку по шею в зерне: светло-коричневая кожа – видимо, реши или гердазийка, – на вид лет одиннадцать-двенадцать. Девочка одарила Хауку ухмылкой.
Ее же только что здесь не было.
– На вкус эта штука просто ужас, – проговорила она на азирском с полным ртом сырого зерна. – Наверно, поэтому мы сначала что-нибудь из него готовим. – Она проглотила зерно. – Есть чем запить?
Контрабандист привстал, брызжа слюной и тыча пальцем:
– Она портит мой товар! Она в нем барахтается! Стража, сделайте что-нибудь! В моем зерне грязная беженка!
Прекрасно. Теперь бумажная волокита превратится в настоящий кошмар.
– Дитя, вылезай-ка оттуда. У тебя есть родители?
– Естественно. – Девочка закатила глаза. – У всех есть родители. Мои, правда, померли. – Она вскинула голову. – Чем это пахнет? Неужели блинчики?..
– Верно, блинчики на День Солнца. – Хаука почувствовала возможность. – Получишь один, если...
– Спасибо!
Девочка выскочила из зерна, расшвыряв его во все стороны. Контрабандист взвыл. Хаука попыталась поймать ее, но девочка каким-то образом вывернулась из хватки и, перескочив через руки стражницы, подпрыгнула вверх.
И приземлилась прямо на плечи Хауки. От неожиданно обрушившегося веса та закряхтела, а девочка спрыгнула на камни сзади.
Потерявшую равновесие стражницу развернуло на месте.
– Таши, да она прошлась по вашим шквальным плечам! – воскликнул контрабандист.