— Гарри, ты… — задохнулась от возмущения Гермиона. — Ты предлагаешь нам стать, как они?

— Нет, я предлагаю нам победить, — парировал Джеймс. — После того, как мы победим, мы вполне можем позволить себе стать белыми и пушистыми. Мы даже можем поставить на могиле Малфоя памятник из белого мрамора с золотыми прожилками и ежегодно возлагать к нему венки. Но всё это будет после победы. А до тех пор надо просто побеждать. Вырывая победу зубами, когтями и пинками. Не гнушаясь никакими методами. Любой метод оправдан, пока он ведёт к нашей победе.

Рон в поддержку Джеймса высоко поднял надкусанную, ещё трепыхающуюся лягушку:

— Бить лежачего неспортивно, зато эффективно и безопасно!

— Ушам своим не верю! — глаза Гермионы метали молнии, ладони сжали плечи. — Вы говорите, как настоящие слизеринцы!

— Даже у самого дурного противника можно научиться хорошим трюкам, — пожала плечами Полумна. — В конце концов, морщерогие кизляки в целях маскировки принимают обличье взрывопотамов, ведут себя точно так же, и совершенно неотличимы ни на вид, ни по повадкам, ни на вкус.

— Морщерогие кизляки, — повторил Джеймс, пробуя название на вкус. — Звучит довольно опасно.

— Взрывопотамы опаснее, — машинально отметила Гермиона, — потому что кизляков не существует.

— Существуют, только все думают, что это взрывопотамы, — мягко поправила Полумна.

Следующие несколько часов дети увлечённо рассказывали Джеймсу Бонду про магическую флору и фауну Британии, время от времени отвлекаясь на сладости. Внезапно дверь купе снова открылась.

— В чём дело? — недружелюбно спросил Джеймс, которому как раз в этот момент рассказывали о повадках соплохвостов («Жрать всё, жалить всех, повторить»).

— Повежливей, Поттер, иначе будешь наказан, — высказался закрывший собой всю дверь здоровяк. Узкая полоска лба между сросшимися у переносицы височными костями выдавала в нём гиганта мысли. Одной-единственной, — больше в эту башку поместиться не могло. — Драко Малфой назначен старостой, и он имеет право наказывать провинившихся.

— Только в школе, — быстро ответила Гермиона, сжав руку начавшего закипать Джеймса. — А вне школы он имеет только одно право: огрести люлей, точно так же, как и любой другой охламон-слизериновец.

— Да ты, никак, забыла, где твоё место, грязнокровка! — взбешённо пискнул Малфой. К сожалению, его подручный забыл отойти в сторону, поэтому бешенство Малфоя выплёскивалось в виде подпрыгиваний за спиной загородившего дверь громилы в попытках увидеть хоть что-то внутри купе. Со стороны это выглядело настолько забавно, что гриффиндорцы и Полумна покатились со смеху, чем довели Малфоя до белого каления.

— А «грязнокровка» — это ведь плохое слово, да, Гермиона? — задумчиво потеребил подбородок Джеймс, отсмеявшись.

— Ну, в общем, да, нехорошее, — ответил ему Рон, всё ещё держась за живот.

Джеймс встал с удобного дивана, оценивая обстановку.

— Простите, мистер, как вас зовут? — спросил суперагент у крепыша, по-прежнему загораживающего проход.

— Ой, умора, он Крэбба назвал «мистером»! — послышался из-за спины захлёбывающийся от смеха голос Рона.

— Винсент Крэбб, — ответил здоровяк.

— Будь добр, Винсент, сделай шаг влево, — попросил Бонд обманчиво-вежливым голосом. — Или вправо. Только не зашиби Драко, он где-то за твоей спиной прыгает.

Складки на лбу Винсента Крэбба собрались в монументальные, словно вытесанные из гранита, барельефы.

— Шаг влево… Или вправо? Влево? Вправо?

Здоровяк медленно поднял ладони, каждая размером с лопату, на уровень груди и внимательно их осмотрел. На указательном пальце одной из рук было маленькое чернильное пятнышко.

— Это правая рука, — прогудел Крэбб, полный радости узнавания. — Я ей пишу, поэтому она правая[68]. А с другой стороны левая. У меня их две! Влево — это туда! А вправо…

Огромная туша повернулась, мимоходом заехав локтем Малфою в ухо, и двинулась дальше по коридору, трубным голосом споря с собственными руками относительно сторон. Малфой шлёпнулся на пол, смачно проехавшись новой мантией по останкам шоколадной лягушки.

— Крэбб всегда такой? — вполголоса спросил Джеймс у Гермионы.

— Сегодня у него ещё просветление, — ответила она, тоже давясь смехом. — Я не знаю, как он сдаёт экзамены; мне говорили, он вместо подписи крестик ставит, а читает вслух и по слогам…

Поднявшийся Малфой растёр шоколад по мантии в попытках отряхнуться. На лацкане тускло блеснул приколотый значок старосты:

— Ты дура, и ничего не понимаешь! — выкрикнул он ломающимся голосом, дико вращая глазами. — Это у него подпись такая — крестик! Который будет стоять над могилами всех противников великого дома Крэбб! И великого дома Гойл! И великого дома Малфой! И великого дома Блэк! И великого дома…

Джеймс недобро прищурился. Малфой вызывал у него инстинктивную идиосинкразию, что-то сродни ощущениям, которые возникают у арахнофоба при виде большой, волосатой, восьминогой тени на занавеске. И потом, этот беловолосый хорёк попытался оскорбить Гермиону:

— Прости, Драко, но ты упомянул дом Блэк… И вот я подумал… А кто у нас остался в живых из дома Блэк?

— Ну, моя мама, Нарцисса Малфой, урождённая Блэк, — начал отгибать пальцы Драко, гордившийся своими знаниями генеалогий.

— Не пойдёт, — покачал головой Джеймс. — Она покинула дом Блэков и перешла в дом Малфоев, когда вышла замуж за твоего папу. Давай дальше.

— Беллатриса Лестрейндж, — отогнул ещё один палец Драко, слегка сбавив напор.

— Дом Лестрейнджей, — отмёл Джеймс. — Ещё?

— Мариус Блэк, — вытащил козырного туза из рукава Драко.

— Сквиб, лишённый наследства и отлучённый от дома, — отмахнулся Джеймс. — Ещё?

— Сириус Блэк, — прошептал Малфой, прозревая.

— Правильно, — мягко заметил Джеймс, беря Малфоя за руку. — Единственный полноправный и дееспособный представитель дома Блэк — гриффиндорец, деятельный участник Ордена Феникса, ручная собачка Дамблдора и непримиримый противник Того-Кого-Тебе-Нельзя-Называть. Ты понимаешь, что Винсент Крэбб, взяв своим девизом служение в том числе и целям дома Блэк, рано или поздно вынужден будет пойти против всех, поддерживающих Тёмного Лорда? Просто потому, что Блэк активно декларирует свою позицию, а Пожиратели Смерти скрываются под масками и не называют своих имён, и, следовательно, Крэбб не сумеет понять, кто поддерживает цели Тёмного Лорда?

— Ну, мы сами-то знаем, кто под какой маской скрывается, — сказал Малфой и, спохватившись, зажал себе рот обеими руками. Суперагент внутри пятнадцатилетнего подростка сокрушённо покачал головой: в умении хранить секреты Малфой уступал даже патологическим сплетницам.

— А ты приблизил к себе такого человека, — сочувственно цокнул языком Джеймс. — Ты ведь понимаешь, что, стоит Сириусу Блэку узнать об истинном значении крестика в его подписи, как представитель великого дома Блэк тут же озвучит имена своих врагов, — и твой друг вонзит нож тебе в спину! Интеллектом он, уж прости, уступает даже вагону, который нас сейчас везёт, и поэтому ему будет всё равно, что ты его друг; ведь Честь его Рода, выражающаяся в значении его родовой подписи, важнее! Как ты сам этого не сообразил? Ну да, я понимаю, мы с тобой ещё маленькие, но думать-то надо начинать уже сейчас! Потом будет поздно. С ножом в спине особо не подумаешь.

Драко с ужасом посмотрел на удаляющегося Крэбба, по-прежнему занятого общением с собственными руками. Судя по доносящимся обрывкам разговора, он пытался в чём-то убедить собственные ладони, но ладони аргументированно отстаивали свою позицию и играючи давили Крэбба интеллектом. Сгрудившихся перед ним первокурсников прессовало к выходу из вагона, словно поршнем; Крэбба совершенно не интересовало, в какую сторону они собираются идти и хотели ли они вообще идти куда бы то ни было, достаточно было того, что они оказались в коридоре. Джеймс вообще не был уверен, что погружённый в философский спор Винсент замечает выдавливаемых им в тамбур ребятишек.