Магомет частично путем присоединения к исламу, частично силой оружия завладел почти всей Аравией. Он соединил в одну нацию и таким образом подготовил к внешним завоеваниям все разъединенные племена, которые до сих пор были опасны только друг для друга и вследствие своей разрозненности совершенно бессильны по отношению к остальному миру. Звание пророка давало ему абсолютную власть над грозной силой, образовавшейся таким образом в пустыне, и теперь он готовился направить ее на распространение веры и расширение мусульманского владычества в чужеземных странах.

Его многочисленные победы и недавнее дело при Муте обратили, наконец, на него внимание императора Ираклия, который стал собирать войско на границах Аравии, чтобы подавить этого нового врага. Магомет решил предупредить его неприязненные действия и водрузить знамя правоверия в самом сердце Сирии.

До сих пор он предпринимал свои экспедиции тайно, сообщая свои планы и намерения только самым надежным военачальникам и без всяких объяснений увлекая своих последователей в опасные предприятия. Предстоящий поход, не имевший ничего общего с быстрыми разбойничьими набегами арабов, требовал серьезных приготовлений. Нужно было собрать особенно многочисленную силу и сделать всякого рода запасы для дальних переходов и продолжительного отсутствия. Поэтому он объявил открыто о цели и характере своего предприятия.

Незаметно было обычной готовности стать под его знамя. Многие вспоминали злополучное дело при Муте и опасались нового столкновения с дисциплинированными римскими войсками. Кроме того, и время года не благоприятствовало такой далекой и продолжительной экспедиции. Стояла летняя жара; земля была накалена, а все ручьи и источники пересохли; наступила также пора сбора фиников, когда человеку надо дома убирать плоды, а не пускаться на хищнические предприятия.

Все эти обстоятельства очень ловко выставил на вид народу хазрадит Абдаллах ибн Обба, продолжавший втайне питать вражду к Магомету и пользоваться всяким случаем для противодействия его планам. «Хорошая выбрана пора, – кричал он, – для такого дальнего похода, невзирая на голод, засуху и невыносимый зной пустыни! Магомет, по-видимому, воображает, что война с греками – увеселительная прогулка; поверьте мне, что вы увидите, как сильно она отличается от арабских междоусобиц! Клянусь Аллахом, мне кажется, что я уже вижу всех вас в цепях!»

Такими насмешками и внушениями он сильно повлиял на своих приверженцев-хазрадитов и вообще сделал это предприятие непопулярным. Магомет, как и всегда, прибег к откровению. «Желающие остаться и отказывающиеся посвятить себя служению Богу, – говорит глава Корана, относящаяся к этому времени, – ссылаются в свое оправдание на летний зной. Скажи им, что огонь ада жарче этого огня! Они могут наслаждаться безопасностью в настоящем, но в будущем их ожидают бесконечные слезы».

Некоторые из преданных его приверженцев проявили особенное рвение в этот трудный момент. Омар, ал-Аббас и Абдалрахман пожертвовали значительные суммы денег. Многие благочестивые женщины приносили свои украшения и драгоценности. Осман доставил тысячу, а некоторые говорят – даже десять тысяч динариев, и Магомет отпустил ему все его грехи, прошедшие, настоящие и будущие. Абу Бакр дал четыре тысячи драхм; Магомет стеснялся принять этот дар, зная, что он составляет последнее его достояние. «Что же останется у тебя и у твоей семьи?» – сказал он. «Бог и Его пророк!» – было ответом.

Такие примеры благочестия произвели громадное впечатление, но все-таки стоило большого труда собрать армию из десяти тысяч конницы и двадцати тысяч пехоты. Верховную власть над Мединой во время своего отсутствия Магомет передал Али, оставив на его попечение также и свою семью. Али неохотно соглашался на это, так как привык всюду сопровождать пророка и делить с ним все опасности. Когда все было окончательно улажено, Магомет двинулся из Медины в этот знаменательный поход. Часть его войска состояла из хазрадитов и их союзников, во главе которых стоял Абдаллах ибн Обба. Этот человек, которого Магомет удачно назвал главою «лицемеров», ночью расположился лагерем со своими единомышленниками отдельно, на некотором расстоянии от главной армии, в тылу ее; когда же на следующее утро армия двинулась вперед, он отстал и со своим отрядом возвратился в Медину. Вернувшись к Али, который, как и его приверженцы, скучал и досадовал на возложенное на них охранение города, Абдаллах старался возбудить в нем еще большее недовольство своим положением и с этою целью доказывал, что Магомет потому только поручил ему управлять Мединой, что сам хотел избавиться от этой обузы. Уязвленный этим известием, Али поспешил к Магомету и спросил у него: правду ли говорят Абдаллах и его последователи?

«Люди эти, – сказал Магомет, – лгуны. Они принадлежат к партии „лицемеров“ и колеблющихся, готовых производить смуту в Медине. Я оставил тебя для того, чтобы ты следил за ними и оберегал обе наши семьи. Мне бы хотелось, чтобы ты был для меня тем, чем был Аарон для Моисея, но только разница в том, что ты уже не можешь быть пророком, потому что я – последний из них». Удовлетворенный этим объяснением Али возвратился в Медину.

Из всего этого многие вывели заключение, что Магомет предполагал сделать Али своим халифом или преемником; по крайней мере, такое заключение имеет арабское слово, означающее отношения Аарона к Моисею.

Войска, продолжавшие поход под начальством Магомета, вскоре начали по опыту узнавать все трудности, испытываемые в пустыне в это знойное время года. Многие вернулись домой на другой же день; некоторые же на третий и четвертый. Когда пророка уведомляли об этих побегах, он говорил: «Пусть себе уходят: если они на что-нибудь пригодны, Бог вернет их к нам; если же нет, то мы только избавляемся от излишней обузы».

В то время как некоторые теряли бодрость во время похода, другие, оставшиеся в Медине, раскаивались в своей трусости. Некто Абу Кайтама, войдя в свой сад во время страшного дневного зноя, заметил еду из мяса и свежую воду, приготовленную для него двумя его женами в прохладной тени палатки. Остановившись у входа, он воскликнул: «Теперь, когда пророк Божий не защищен от ветров и зноя пустыни, могу ли я, Кайтама, сидеть здесь в прохладной тени и в обществе моих красавиц-жен? Клянусь Аллахом, я не войду в палатку!» И он тотчас же вооружился мечом и копьем, сел на верблюда и поспешил присоединиться к пророку.

Между тем войско после тяжелого семидневного похода достигло гористой страны Хиджаз, населенной в былое время тамудитами, одним из вымерших теперь племен Аравии. Это была проклятая страна, предание о которой мы уже излагали выше. Изнуренный и усталый авангард, не имевший понятия о предании, с восторгом заметил ручей, протекавший по зеленой долине, и прохладные пещеры в склонах соседних холмов, в которых жили в былое время истребленные небом тамудиты. Расположившись вдоль ручья, одни собирались купаться, другие принялись за стряпню и за приготовление хлеба, и все мечтали о ночлеге в прохладных пещерах.

Магомет, по обыкновению, шел позади армии, чтобы помогать слабым и при случае подбирать изнуренных и отстававших. Дойдя до долины, в которой расположилось войско, он припомнил связанные с нею предания, рассказы о которых он слышал, проходя здесь в дни своей юности. Боясь навлечь на себя проклятие, тяготевшее над всей этой местностью, он приказал войску бросить мясо, сваренное в воде источника, замешанный на ней хлеб отдать верблюдам и поскорей уйти с этого места, проклятого небом. Потом, завернувшись с лицом в плащ и пришпорив мула, он быстро миновал эту греховную область, сопровождаемый армией, как будто убегавшей от неприятеля.