Преимущественно же его печалила эта враждебность потому, что он видел, как она дурно отражалась на счастье его дочери Рукайи, влечение которой к его учению вынуждало ее терпеть упреки со стороны мужа и его семьи.

Эти и другие причины различных неприятностей угнетали и усиливали болезненное настроение его ума. Он ослаб, сделался угрюм и все более и более стремился к уединенным размышлениям. Те родные, которые любили его, замечая эту перемену, боялись, чтобы он не заболел; другие же относились к нему насмешливо и находили у него помрачение ума; и во главе последних стояла Ом-Джемиль, жена его дяди, сестра Абу Софиана.

Результатом такого расстроенного состояния ума и тела было другое видение или откровение, которое повелевало ему «проповедовать и прославлять Господа». Теперь ему предстояло смело и открыто провозгласить свое учение, и прежде всего своему роду и племени. Для этого на четвертом году своего так называемого посланничества он созвал всех курайшитов из рода Хашима сойтись на холме Сафа, близ Мекки, обещая сообщить им вести, очень важные для их благополучия. По этому приглашению все собрались в назначенное место; в числе их находился и враждебный ему дядя Абу Лахаб с Ом-Джемилью, насмешницей-женой своей. Лишь только пророк заговорил о своей миссии и сообщил о своих откровениях, как Абу Лахаб в бешенстве вскочил со своего места, стал поносить его за то, что он собрал их из-за таких пустяков, и, схватив камень, намеревался запустить его в Магомета. Но пророк бросил на него гневный взгляд, проклял руку, поднявшуюся с угрозой, и предсказал ему гибель в геенне огненной, причем с уверенностью прибавил, что жена его, Ом-Джемиль, сама принесет пучок терну, чтоб разжечь этот огонь.

Собрание разошлось в смущении. Абу Лахаб и жена его, взбешенные за призванное на них проклятие, заставили сына своего, Оту, развестись с женой Рукайей и отослать ее, рыдающую, обратно к Магомету. Впрочем, она скоро утешилась, выйдя замуж за правоверного Османа ибн аль-Аффана, ревностного ученика Магомета.

Нимало не унывая из-за своей первой неудачной попытки, Магомет созвал второе собрание хашимитов в своем собственном доме, где, угостив их бараниной и молоком, подробно возвестил им полученные с неба откровения и божественное повеление сообщить их своим близким родственникам. «О дети Абд аль-Мутталиба, – воскликнул он восторженно, – вам, предпочтительно пред другими людьми, Аллах даровал эти самые драгоценные дары! От имени Его я предлагаю вам блаженство в этом мире и бесконечные радости в будущем. Кто из вас хочет разделить со мной предлагаемое бремя? Кто хочет быть моим братом, моим заместителем, моим визирем?»

Все оставались безмолвными; некоторые удивлялись, другие улыбались недоверчиво и презрительно. Наконец, вышел порывисто Али и с юношеским энтузиазмом предложил себя к услугам пророка, скромно указав при этом на свою молодость и телесную немощь.[9] Магомет обнял великодушного юношу и прижал к своему сердцу. «Смотрите! Вот мой брат, мой визирь и мой наместник! – воскликнул он. – Пусть все внимают его словам и повинуются ему!»

Но порыв такого юноши, как Али, встречен был взрывом презрительного хохота со стороны курайшитов, и они принялись подтрунивать над Абу Талибом, отцом молодого новообращенного, говоря, что он должен падать теперь ниц перед сыном и повиноваться ему.

Хотя учение Магомета и было злобно отвергнуто его родственниками и друзьями, оно нашло понимание среди народа, а главным образом среди женщин, всегда готовых сочувствовать тому, кто подвергается преследованию. Многие евреи также интересовались им некоторое время, но, узнав, что он позволяет ученикам своим есть мясо верблюдов и других животных, не дозволенных их законом, они отвернулись от него и признали его веру нечистой.

Теперь Магомет, отбросив всякую осторожность или, вернее, проникаясь все большей восторженностью, ходил всюду, открыто и ревностно проповедуя свое учение и выдавая себя за пророка, посланного Богом с целью уничтожить идолопоклонство и смягчить суровость еврейского и христианского законов. Холмы Сафа и Кубеис, освященные преданиями об Агари и Измаиле, были его любимыми местами проповеди, а гора Хира была его Синаем, куда он в порывах возбуждения и восторга иногда удалялся и, пробыв несколько времени в уединенной пещере, появлялся с новыми откровениями Корана.

Добрые древние христианские писатели, обсуждая появление Магомета, которого называют арабом, врагом церкви, приводят суеверные рассказы о различных чудесах, совершившихся около того времени, – страшных предвестниках смут, готовых взволновать мир. В Константинополе, этой столице христианской империи того времени, явилось много уродов и страшных видений, вселявших ужас в сердца очевидцев. Во время некоторых религиозных процессий по окрестностям кресты внезапно начинали сами двигаться и сильно колебаться, приводя присутствующих в ужас и изумление. Нил – древняя мать чудес – родил двух уродов, не то мужчин, не то женщин, которые, выйдя из его вод, несколько времени страшно оглядывались кругом и потом снова скрылись в волнах. В течение целого дня солнце казалось уменьшенным на треть против обыкновенной величины и бросало бледные, печальные лучи. В одну темную, безлунную ночь адский огонь ярким светом озарил небо, по которому сверкали кровавые копья.

Все эти и многие другие подобные чудеса объяснялись как предвестники приближающихся бедствий. Старые служители Бога мрачно качали головами, предсказывая наступление царства Антихриста, великих гонений на христиан и разорение церквей; а святые люди, испытавшие на своем веку немало гонений и волнений из-за веры, прибавляет высокочтимый отец Хайме-Бледа, получили свыше дар понимания и объяснения этих таинственных явлений, предвещавших различные невзгоды для церкви; их можно уподобить опытным морякам, которые по состоянию воздуха, неба и моря узнают о приближении бури, грозящей разбить их корабль.

Многие из этих святых собирались прославить Бога прежде, чем исполнятся их пророчества, и уже с высот небес смотреть с состраданием на смуты в христианском мире, подобно людям, которые, стоя на безоблачных высотах гор, смотрят вниз на бури, бушующие на земле и на море, потопляющие большие корабли и разрушающие высокие башни.

Хотя мы и не имеем здесь в виду подробно изучать учение, проповедуемое Магометом, нам необходимо, однако, рассмотреть его в главных чертах для верной оценки характера и деятельности Магомета и тех событий и обстоятельств, о которых дальше пойдет речь.

Нужно, главным образом, помнить, что Магомет не объявлял открыто, что он основывает новую религию, а считал, что только возрождает веру, полученную людьми в очень давние времена непосредственно от Самого Бога. «Мы следуем, – говорится в Коране, – религии правоверого Авраама, не бывшего идолопоклонником. Мы верим в Бога и в то, что ниспослано нам и было ниспослано Аврааму и Измаилу, Исааку и Иакову и племенам их; верим в то, что было даровано от Господа Моисею и Христу и другим пророкам. Мы не делаем различия между ними и покоряемся Богу».[10] Коран[11] – великая книга, излагающая его веру, – появлялся не вдруг, а по частям, смотря по требованию обстоятельств и по степени возбуждения его чувств. Он выдавал его не за собственное творение, а за Божественное откровение, за слово Самого Бога. Во всем Коране говорит как бы Само Божество. «Мы ниспослали тебе книгу истины, подтверждающую ее во всей чистоте».[12]

Закон Моисея, говорит он, был одно время правилом, руководящим жизнью людей. С пришествием Христа он заменен Евангелием, а последнее в свою очередь должно уступить свое место Корану, который более полон, точен и ясен, чем предыдущие законы, и имеет в виду исправить те искажения, которые вошли в них по небрежности или по испорченности их последователей. Это уже восполнение закона; после него не будет больше Божественных откровений. Магомет – последний и величайший из ряда пророков, посылаемых для возвещения воли Бога.