Шлюпки продолжали неуклонно двигаться к югу по Татарскому, как тогда говорили, заливу, и на карте у Невельского впервые вместо "белого пятна" ложилась извилистая береговая линия, а цифры перед нею указывали глубины, вполне достаточные для прохода крупных морских судов.

После многих трудов и опасностей 22 июля шлюпки дошли до самого узкого места пролива. Все предыдущие исследователи, от Лаперуза и до мичмана Гроте, находили здесь перешеек, соединяющий Сахалин с материком.

Невельской же открыл пролив шириною в 7 километров.

Но для того, чтобы окончательно убедиться в ошибочности данных предыдущих исследователей, необходимо было дойти до широты 51°40?, где побывали Лаперуз и Браутон. На это потребовалось два дня. Теперь уже с несомненностью можно было утверждать, что Сахалин остров.

После 22-дневного плавания, постоянно прерываемого шквалами, Невельской вернулся на "Байкал", закончив трудный поход, блистательно доказав справедливость своих предположений и ниспровергнув дотоле непогрешимый авторитет известных путешественников.

Своим дерзким путешествием, совершенным вопреки желанию влиятельных особ, и сделанными открытиями Невельской задел интересы целой иерархической лестницы чиновников, начиная от Завойко, командира Аянского порта, посылавшего экспедицию Гаврилова, и кончая самим могущественным и мстительным Нессельроде - канцлером империи, изменившим текст донесения Гаврилова и доложившим Николаю I, что Амур теряется в песках и для России никакого интереса не представляет.

Невельской между тем торжествовал победу, сияя доброй улыбкой, жал руки поздравлявшим его товарищам и благодарил их за помощь.

Третьего августа транспорт вышел из лимана и взял курс к северу, делая съемку побережья. У мыса Мухтель, заштилев, "Байкал" стоял среди зеркально-неподвижных вод в тиши погожего осеннего дня, как вдруг вахтенный заметил две черные точки, направляющиеся от берега.

VIII. ИСТОРИЯ ПОРТА АЯН

Это оказались две байдарки, в которых находились тунгусы и один человек европейского облика. На вопрос, кто они, пожилой человек в старой офицерской фуражке крикнул, что он служащий Российско-Американской компании, корпуса флотских штурманов поручик Орлов и просит принять его на борт.

Орлов возвращался из большого сухопутного путешествия, которое совершил по заданию компании. Он обследовал прибрежье Охотского моря и собрал от встречных туземцев сведения об Амуре и окрестных землях. Сведения эти не были новы для Невельского. Но сам штурман очень заинтересовал Геннадия Ивановича и пришелся ему по душе. Это был немногословный, неторопливый человек, небольшой, сухощавый, перенесший столько бедствий и лишений, что они уже были бессильны причинить ему какой-либо ущерб. Глаза Орлова светились живостью и энергией. Невельскому нравилось, как старик (впрочем, это определение мало подходило к Орлову, - ему с одинаковой вероятностью можно было дать и шестьдесят и сорок лет) обращался со своим спутником, тунгусом Афанасием. Он относился к Афанасию без тени начальственного пренебрежения. Видно, их сблизили совместные многолетние странствия по приморским пустыням Восточной Сибири.

Интерес к этому забытому краю, любовь к людям, его населяющим, направляли всю жизненную деятельность Орлова. Он любил рассказывать о простодушии, благородной доверчивости, верности и справедливости тунгусов, в общении с которыми провел много лет.

Из рассказов Орлова о своих странствиях сама собою складывалась история карьеры некоего лейтенанта Завойко и возникновения порта Аян. С интересом слушая бывалого штурмана, Невельской никак не предполагал, что вся эта история тесно сплетется с его собственной судьбой, а благодаря Завойко он переживет самые горькие и тяжкие минуты своей жизни.

Вот эта история, подкрепленная фактами, которых в то время не могли знать ни Невельской, ни Орлов.

В 1840 году лейтенант Завойко, женившись на племяннице Ф. П. Врангеля, председателя правления Российско-Американской компании, перешел на службу компании. Случилось так, что для него не нашлось хорошей вакансии и он должен был первое время довольствоваться местом начальника Охотской конторы. Это был перевалочный пункт компании, не имевший большого значения и не дававший надежд на возможность выдвинуться.

Корабли компании приходили сюда из Аляски и с Алеутских островов. Начальник Охотской конторы должен был принимать от них меха, хранить их на складах, а затем сдавать комиссионеру для доставки в Якутск и дальше. Деятельность не очень блистательная. Но Завойко - человек энергичный, самолюбивый и изобретательный - стал искать пути к изменению такого положения.

И путь этот нашелся. Охотск, почти полтораста лет служивший единственным портом, при помощи которого Камчатка и американские владения сообщались с Россией, был чрезвычайно неудобен и для кораблей и для жителей. Корабли не имели в нем надежного убежища, часто терпели бедствия и гибли. Люди, вынужденные располагать свои жилища сообразно нуждам порта, были лишены леса для отопления, воды и т. д. Все это приходилось привозить издалека. Кроме того, случались наводнения, смывавшие городок вместе с людьми, скотом и завезенными грузами.

Давно шла речь о переносе порта куда-нибудь в более удобное место, но побережье Охотского моря почти не имело вполне безопасных бухт, во-первых, и, во-вторых, между Охотском и Якутском был тракт, которым пользовались, хорошо ли, худо ли, все же почти двести лет. В новый же порт нужно было искать и новый путь. Для решения этих вопросов можно было попытаться открыть судоходство по Амуру и в его устье создать порт, как стремился сделать это Невельской. Но Завойко не обладал дальновидностью Невельского и широтой его ума. Он пошел проторенным путем.

Еще до Завойко начальник Охотского порта Миницкий предпринял изыскания более удобного места для порта. Путь из Якутска к берегам Охотского моря намечался Фоминым в 1806 году по реке Лене и далее в Алдомский залив.

Благодаря своим связям Завойко получил от Российско-Американской компании разрешение действовать по своему усмотрению для подыскания нового места порту. Завойко остановил свое внимание на заливе Аян и в мае 1842 года на китобойном вельботе отправился в путь. Он взял с собой Орлова, "бывшего штурмана", тогда еще ссыльнопоселенца. По всеобщим отзывам, Орлов был опытным путешественником и мастером своего дела; Завойко остался доволен своим выбором.