Так как теперь путь на Охотск становился второстепенным, а главным должен был быть путь из Якутска на Аян, то Гиль хотел проехать именно этим путем.

Муравьев довольно быстро разгадал, кто такой этот очаровавший иркутское общество иностранец. Он заметил, что Гиль интересуется не столько "таинственной Сибирью", сколько некоторыми тайнами ее, особенно любопытными для правительства островного королевства. Муравьеву не нравилось, что любознательность господина Гиля направлена на южную часть Охотского моря. Мистер Гиль жаждал поскорее отправиться в Аян по только что устроенному тракту, а уже оттуда, "как бог пошлет".

Можно было не сомневаться, что "бог" послал уже к берегам Восточной Сибири английское китобойное судно. А счастливая звезда мистера Гиля приведет его именно на это судно.

Муравьеву неудобно было поступать решительно с английским "ученым путешественником". Это могло бы вызвать неприятную переписку с правительством ее величества, окончательно напугать Нессельроде и повредить замыслам Невельского и Муравьева. Следовало действовать очень деликатно.

Гиля стали убеждать, что Аян только что основан, что там нет никаких удобств для путешественников; что тракт, только что проложенный из Якутска, не только плох, но и опасен, - все эти доводы не охлаждали любознательного путешественника, а, казалось, только торопили его отправиться в путь.

Гиль любезно улыбался в ответ и уверял, что самая большая его страсть - путешествия по новым, неведомым и опасным дорогам.

Чиновник по особым поручениям, удивляясь чудачеству иностранца, сказал в конце концов, что, доведись ему самому, только служебный долг мог бы заставить его принять такую муку, как путешествие в Охотск или Аян.

Господин Гиль умалчивал об истинной причине своего путешествия, не упоминая также о двойном окладе и надежде на наградные. Выставив в механической улыбке зубы и глядя на чиновника холодными глазами, он так объяснял свою настойчивость:

- Когда я вижу новый, только что проложенный через пустыню путь, я испытываю подлинное, ни с чем не сравнимое наслаждение. Я чувствую себя участником победы человеческого гения над враждебными силами природы.

Наконец Муравьев в беседе с Гилем сам решительно заявил, что он категорически протестует против его поездки в Аян, так как не может взять на себя ответственность за драгоценную жизнь господина Гиля. Вот, если угодно, на Охотск - пожалуйста. Тамошним трактом пользуются чуть ли не 200 лет.

Мистер Гиль скрепя сердце согласился. Он не предполагал, что капитан Н. Вонлярлярский, начальник Охотского порта, уже получил инструкцию относительно него. В инструкции предписывалось ни в коем случае не допускать мистера Гиля к югу от Охотска.

Гиль проделал путь от Иркутска через Якутск до Охотска. Из Охотска он направился на Камчатку и из Петропавловска отбыл в Сан-Франциско. В пути он не упускал случая побеседовать с чиновниками, офицерами и даже с ямщиками и казаками, плохо понимавшими его ломаный русский язык.

Капитан английского китобойного судна, на которое попал в конце концов господин Гиль, представил решающие, окончательные доводы для сложившегося уже, готового донесения Гиля.

Китобой сказал, что он несколько раз бывал у берегов Сахалина и с севера и с юга и что это не пролив, а "чертова пропасть". Там тысячи ловушек и опасностей для судна. Несомненно, пески, отмели и подводные банки делают устье Амура совершенно недоступным. Сам господин Гиль уже твердо верил этому. Кроме того, изучив лично пути сообщения Восточной Сибири, он считал, что они совершенно непригодны для регулярных перевозок надлежащего числа грузов, чтобы мало-мальски оживить тихоокеанские владения России. Вывод господина Гиля был таков: пока Россия не завела мощного флота в Тихом океане, владения ее медленно отмирают. Флот завести Россия не сможет, так как не имеет для этого баз и у правительства нет никакого желания по-настоящему озаботиться созданием этих баз, даже если бы и нашлись удобные для сего бухты.

Но сведениями господина Гиля его почтенные шефы не удовлетворились.

В Иркутск приехал еще один путешественник. Это был тоже турист-ученый, мистер Остей. Он приехал с очаровательной супругой, которая говорила на нескольких языках. Благодаря этому обстоятельству мистер Остен еще быстрее, чем мистер Гиль, стал любимцем иркутского общества. При милой общительности характера и счастливой внешности господин Остен не проявлял такой разносторонней и всеобъемлющей любознательности, как мистер Гиль. Интересы его были у?же, но целеустремленнее.

Мистер Остен занимался геологией. Но и тут он не разбрасывался. Горы, равнины и озера не интересовали путешественника. Больше всего он занимался берегами рек, где легко мог наблюдать геологическое строение почвы.

Это была, по-видимому, вполне невинная причуда. Но вскоре выяснилось, что научный интерес внушают мистеру Остену далеко не все сибирские реки.

Остен и его супруга довольно долго прожили в Иркутске. Муравьев разрешал им до известной степени знакомиться с краем. Остен получил возможность побывать в Забайкалье, сопутствуя одному из чиновников, направлявшемуся туда в служебную командировку.

Расторопный и наблюдательный чиновник заметил, что Остен, знакомясь якобы с этнографией, на самом деле стремится обнаружить в разноплеменном населении антирусские настроения. Но когда "путешественник" убедился, что усилия его в этом направлении напрасны, интерес его к экскурсиям упал. Он стал мечтать об изучении берегов Амура и собирался плыть по течению от Нерчинска до самого моря. Все остальные реки Сибири в смысле геологии были господину Остену без надобности. Муравьев отклонял Остена от этого намерения, ссылаясь на запрещение касаться берегов Амура.

Собираясь отправиться на Камчатку в инспекционную поездку, энергично работая по устройству и упорядочению края, Муравьев пользовался всяким случаем, чтобы пробудить в правительственных кругах интерес к Амуру. Он яснее, чем кто-либо из сановников, понимал значение Амура. Опасность потери этой реки для России была реальна. Англия уже внедрилась в Китай, и взоры ее были обращены на север. Завладей она Амуром - Россия перестанет быть ее соперницей на Тихом океане.