Следующий день открылся в Лонгборне новой сценой. Мистер Коллинз сделал предложение руки и сердца по всем правилам. Положив не тратить времени попусту, так как в следующую субботу ему предстояло вернуться к своим обязанностям, и будучи свободен от робости, которая могла бы удручить его даже в эти минуты, он приступил к исполнению своего намерения весьма педантично, соблюдая все церемонии, какие считал приличествующими случаю. Вскоре после завтрака, найдя Элизабет в обществе ее матери и одной из младших сестер, он обратился к миссис Беннет со следующими словами:

— Могу ли я, сударыня, уповать на ваше заступничество перед вашей прелестной дочерью Элизабет, испрашивая честь побеседовать с ней наедине нынче утром?

Элизабет даже не успела залиться румянцем от неожиданности, как миссис Беннет уже ответила:

— Ах! Да, разумеется. Я уверена, Лиззи будет счастлива… Уверена, у нее не может быть возражений. Идем, Китти, ты мне нужна наверху.

И, собрав рукоделие, она торопливо направилась к двери, но тут Элизабет воскликнула:

— Маменька, не уходите, умоляю вас! Я прошу мистера Коллинза извинить меня. Он не может сказать мне ничего такого, чего не могут услышать другие. И я ухожу.

— Нет-нет! Какой вздор, Лиззи! Я желаю, чтобы ты осталась здесь.

A когда Элиэабет с расстроенным и раздосадованным видом собралась ускользнуть, она добавила:

— Я требую, чтобы ты осталась и выслушала мистера Коллинза.

Такому приказу Элизабет не воспротивилась; к тому же она тотчас сообразила, что самым разумным будет покончить с этим как можно скорее и спокойнее. Она вновь села и наклонилась над шитьем, чтобы скрыть обуревавшие ее чувства — и удрученность, и желание рассмеяться. Миссис Беннет удалилась с Китти, и едва дверь за ними закрылась, как мистер Коллинз начал:

— Поверьте мне, дражайшая мисс Элизабет, что ваша стыдливость не только не умаляет ваших совершенств, но, напротив, добавляет к ним. B моих глазах вы были бы не столь очаровательны без этой малой толики застенчивости, но позвольте заверить вас, что я заручился для этого объяснения дозволением вашей досточтимой матушки. Полагаю, для вас не тайна моя цель, как бы ваша природная деликатность ни вынуждала вас принимать вид неведения. Мои знаки внимания были слишком очевидными и не могли остаться незамеченными. Едва переступив порог этого дома, я почти тотчас узрел в вас спутницу моей будущей жизни. Но прежде, чем я дам волю моим чувствам касательно сего предмета, быть может, мне следует изложить причины, побуждающие меня к браку, и, сверх того, объяснить, почему я отправился в Хартфордшир, дабы выбрать себе жену, ибо было именно так.

Представив себе, как мистер Коллинз со всей своей напыщенной важностью дает волю чувствам, Элиэабет еле сдержала смех и не успела воспользоваться короткой паузой которую он сделал, чтобы попытаться прервать его. A он продолжал:

— Причины, побуждающие меня к браку, таковы: во-первых, я считаю, что долг каждого священнослужителя, располагающего достаточными средствами (как я сам), подавать своим прихожанам пример образцового супружества; во-вторых, я убежден, что брак будет весьма способствовать моему счастью, и в-третьих, хотя, быть может, мне следовало бы упомянуть об этом ранее, таковы совет и пожелание высокороднейшей дамы, коею я имею честь называть своей покровительницей. Дважды она снисходила высказать мне (и без просьбы с моей стороны!) свое мнение об этом предмете; и не далее, как в субботний вечер, накануне моего отбытия из Хансфорда — в перерыве между карточными партиями, пока миссис Дженкинсон подставляла скамеечку под ножки мисс де Бэр, — она изволила сказать: «Мистер Коллинз, вы должны жениться. Священник вроде вас должен жениться. Сделайте правильный выбор, остановите его на благовоспитанной девице ради меня, а также ради вас самих. Пусть она будет деятельной, домовитой, не белоручкой, умеющей и при малом доходе сводить концы с концами. Таков мой совет. Найдите такую жену, да поскорее; привезите ее в Хансфорд, и я буду навещать ее». Дозвольте, прелестная кузина, мне, кстати, заметить, что среди благ, которые мне дано предложить, снисходительность и доброту леди Кэтрин де Бэр я отнюдь не числю среди наименьших. Я не могу, как вы сами убедитесь, воздать должное ее манерам, они выше всех похвал. Ваш ум и живость, полагаю, снищут ее одобрение, особенно умеряемые безмолвием и почтением, какие не может не внушить ее знатность. Таковы причины, склоняющие меня к браку. Теперь остается только объяснить, почему мои взоры обратились на Лонгборн, а не на ближайшее мое соседство, где, позвольте вас уверить, есть немало достойнейших девиц. Но дело в том, что мне предстоит унаследовать это имение после кончины вашего досточтимого батюшки (каковой, однако, может прожить еще немало лет), и посему я дочел долгом избрать жену из его дочерей, дабы они понесли елико возможно меньшие утраты, когда их постигнет сие несчастье, хоть, как я уже сказал, оно может не случиться еще долгие годы. Таково было мое побуждение, прелестная кузина, и льщу себя мыслью, оно не уронит меня в вашем уважении. A теперь мне остается лишь заверить вас в самых пылких выражениях в силе моей склонности к вам. К приданому я равнодушен и ничего подобного от вашего батюшки не потребую, ибо вполне понимаю, что такое требование неисполнимо. A также, что одна тысяча фунтов в четырехпроцентных бумагах, коея достанется вам после кончины вашей матушки, это все, чего вы можете ожидать в будущем. Посему на этот предмет я наброшу покров молчания, и вы можете быть уверены, что с моих уст, когда нас соединят узы брака, по этому поводу не сорвется ни единого упрека.

Необходимо было перебить его, и немедленно!

— Вы слишком торопитесь, сударь! — вскричала Элизабет. — Вы забываете, что я еще не дала вам ответа. Так разрешите, я сделаю это не откладывая. Примите мою благодарность за комплимент, которым вы меня удостоили. Я высоко ценю честь вашего предложения, но принять его не могу.

— Мне не надобно объяснять, — ответил мистер Коллинз, величественно подняв руку, — что у юных барышень принято отвергать первое признание того, кому они втайне намерены ответить согласием, и что отказ иногда повторяют дважды или трижды. Посему я отнюдь не обескуражен тем, что сейчас услышал от вас, и уповаю повести вас к алтарю через самый малый срок.

— Право, сударь! — воскликнула Элизабет. — После моего ответа ваше упование можно счесть совсем непонятным. И заверяю вас, я не принадлежу к тем девицам (если такие девицы на свете есть), которые столь дерзко не опасаются лишиться своего счастья, полагаясь, что им сделают предложение во второй раз. Мой отказ совершенно серьезен. Вы не можете сделать меня счастливой, и я убеждена, что из всех женщин на свете я наименее подхожу для того, чтобы сделать счастливым вас. И я убеждена, что ваша покровительница, леди Кэтрин, познакомившись со мной, сочтет меня во всех отношениях неподходящей для положения жены священника.

— Если бы знать наверное, что леди Кэтрин составит такое мнение… — с глубочайшей серьезностью провозгласил мистер Коллинз, — но не могу вообразить, что ее милость взглянет на вас с неодобрением. И можете быть уверены, когда я буду иметь честь увидеться с ней, то с самой высокой похвалой отзовусь о вашей скромности и прочих украшающих вас качествах.

— Право же, мистер Коллинз, у вас не будет надобности хвалить меня. Вы должны дозволить мне судить самой и оказать мне любезность, поверив моим словам. Я желаю вам всяческого счастья и богатства и, отказывая вам в своей руке, делаю все, что в моей власти, чтобы не помешать вам обрести то и другое. Сделав мне предложение, вы исполнили деликатный долг, который возложили на себя касательно моей семьи, и, когда настанет срок, можете вступить во владение лонгборнским имением без малейших угрызений совести. Таким образом, это дело можно считать окончательно решенным.

При этих словах она встала и вышла бы из комнаты, если бы мистер Коллинз не обратился к ней со следующей речью: