Охранник был на месте. Осторожно выглянув из-за угла, Крэг увидел, что тот сидел на стуле возле самой двери. Он не спал и был настороже. К счастью, когда Крэг выглядывал, он смотрел в другую сторону. Его пистолет был не в кобуре, а лежал на коленях, и палец был на спусковом крючке.

А на стене над его головой…

Крэг усмехнулся и, сняв протез, взял его в правую руку и приготовился к броску. Наверняка или Олливер, или женщина, а то и оба вместе знали о маленькой блестящей полусфере, которой мог быть только термодатчик, включавший сигнал тревоги при резком повышении температуры. А женщина, между тем, предлагала ему воспользоваться лучевым пистолетом. Застрелить из него охранника было равносильно самоубийству. Если бы у охранника было время пустить в ход свое оружие, то, без сомнения, датчик среагировал бы и на его выстрел, даже направленный в другую сторону. Если бы охранник промахнулся, хотя трудно не попасть в человека с десяти футов, тревога поднялась бы в любом случае.

С такого расстояния Крэг не мог промахнуться. Он вышел из-за прикрытия с уже занесенной для броска правой рукой, в которой сжимал свой метательный снаряд. Охранник успел только взглянуть на Крэга, и тут же упал от мощнейшего удара протезом в лицо. Больше ему уже было не суждено охранять, да и вообще что-либо делать.

Крэг подошел к убитому, поднял протез и, стерев кровь, водрузил его на место. Затем он взял за ствол пистолет, нарочно держа его так, чтобы оставить отпечатки пальцев, и испачкал рукоятку в крови. Они в любом случае выяснят, кто убил охранника, но пусть они лучше ломают голову над тем, как ему удалось отнять пистолет, чем над орудием убийства. Если Крэгу приходилось убивать протезом, он всегда старался подбросить в качестве орудия убийства какой-то другой тупой предмет, если у него на это было время.

С помощью ключа, который висел у охранника на поясе, он открыл дверь и тут же закрыл её за собой. Сигнализация молчала. За это, видимо, все же следовало поблагодарить женщину — без радиоактивного стержня ему вряд ли бы это удалось. Они действительно дали ему шанс спастись, хотя он, воспользовавшись предложенным ими пистолетом, мог все испортить. Кроме того, она ему не сказала, а ведь наверняка знала, что от радиоактивного цилиндра нужно было избавиться здесь же — он действовал как пароль на верхних трех этажах, а на остальной территории здания наоборот поднимал тревогу.

Он выбросил цилиндр в мусорную корзину и только после этого нажал на кнопку лифта. Через несколько минут он уже был на улице и, затерявшись в толпе, мог считать себя в относительной безопасности.

Улица была запружена потоком небрежно одетых людей. За исключением тех, кто носил форму, почти на всех были легкие брюки или шорты, спортивная рубашка или майка. Многие мужчины вообще были раздеты до пояса. Встречались и женщины, на которых не было ничего кроме брюк, но у них были очевидные для всех причины предпочитать такой экстравагантный стиль. У всех женщин, которые ходили босиком, и у некоторых мужчин был сделан педикюр с золотистым или серебристым лаком.

Звуковая реклама просто оглушала. Пообедайте в Стейси! Посетите Дом Необычных Удовольствий! Пользуйтесь зубной пастой Кобба! Навестите заведение мадам Блэйн! Пейте Хотси! Летайте на Пан-Американ! Покупйте! Пейте! Посетите! Пользуйтесь! Покупайте!

Крэг зашел в гостиницу и направился прямиком в туалет. Закрывшись в кабине, он избавился от рубашки, сунув её в мешок для мусора. Но не потому, что она могла привлечь внимание или ему больше нравилось ходить без одежды. Причина была в другом — без рубашки он выглядел по другому. Благодаря мощному мускулистому торсу и хорошо развитым плечам он казался крупнее и фунтов на двадцать тяжелее, чем на самом деле.

Разменяв двадцать долларов, он купил легкие сандали в маленьком гостиничном киоске и сделал ещё две покупки в лавке за углом. Он купил дешевые наручные часы — его отобрали при аресте — которые, судя по всему, протянут не больше нескольких дней, но которые могли прикрыть полоску, оставленную на коже наручниками, и солнечные очки: чуть ли не каждый второй на улице был в очках от солнца. В данный момент он больше ничего не мог сделать, чтобы изменить свой внешний вид, но и этого было вполне достаточно. Он сомневался, что сейчас его смогут узнать даже охранники, общавшиеся с ним каждый день в тюрьме — во всяком случае при беглом взгляде, брошенном на улице.

Чем скорее он окажется в доме Олливера, тем меньшей опасности будет подвергаться. Сейчас труп охранника уже наверняка обнаружили и проверили все камеры. О его побеге уже известно, и его ищут. Полиция запросто могла выставить дополнительный защитный кордон вокруг дома судьи, который председательствовал на его суде. Бежавшие заключенные зачастую так ненавидели своих судей, что пытались их убить. Правда, в данном случае судья Олливер взял отсрочку на двадцать четыре часа, но все равно он выбирал между двумя высшыми мерами наказания, и полиция могла придти к выводу, что эта отсрочка никак не скажется на желании Крэга отомстить, если у него такое желание было.

Точно так же они могли взять под охрану свидетелей, чьи показания фигурировали не процессе, и по крайней мере в одном случае их боязнь мести имела реальную почву. Крэг ничего не имел против полицейских аэропорта, которые обыскивали его и подтвердили обнаружение нефтина. Они давали честные показания. Но что касается бизнесмена, подбросившего ему наркотик и отрицавшего это, то у Крэга с ним были свои счеты. Но торопиться ему было некуда: он мог спокойно дождаться, пока полиция не снимет кордон. В черном списке Крэга значился и наводчик из Чикаго, пославший его в Альбукерк. И перед смертью он расскажет, кто именно из врагов Крэга за этим стоял. Но все это может подождать. Обычно склонные к насилию люди не отличаются терпеливостью, но Крэг относился к тем, кто составляет редкое исключение.

В случае с Олливером надо было наоборот действовать безотлагательно: чем быстрее он постарается проникнуть в дом, тем меньшей опасности будет подвергаться.

Он взял такси и назвал адрес за два квартала до дома Олливера. Расплатившись с таксистом, он сделал вид, что звонит во входную дверь, и дождался, пока тот не скрылся за углом. Затем он пешком дошел до дома Олливера и прошел мимо него по противоположной стороне улицы. Около ворот стоял охранник. Значит, с другой стороны тоже была охрана — проверять не имело смысла. Но никакого дополнительного кордона или припаркованных поблизости машин с людьми было не видно.

Он шел, размышляя над тем, как лучше поступить. Попасть в дом, убив охранника, неважно снаружи или внутри было самым простым. Он мог подойти и спросить, дома ли судья, а затем ударом в челюсть решить все проблемы. Это было просто, но бессмысленно, если он собирался задержаться в доме для беседы с Олливером, которая могла затянуться. Мертвый охранник или даже пропавший — если он притащит тело в дом — сразу наведут полицию на его след. Он не успеет и глазом моргнуть, как они слетятся как вороны и будут настаивать на обыске ради безопасности Олливера, даже если он им скажет, что Крэг у него не появлялся. У них, разумеется, будет ордер на обыск и все такое, так что Олливер ничего не сможет поделать.

Проникнуть в дом через крышу было куда заманчивее, если ему удастся перепрыгнуть на неё с крыши соседнего дома. Прикинув расстояние, он решил, что это возможно.

Дом Олливера был трехэтажным строением в форме куба. Он был просторным, не меньше пятнадцати-двадцати комнат, но без всяких архитектурных излишеств и вычурности — во всяком случае снаружи. Было не принято, чтобы политики, претендовавшие на выборную государственную должность, жили на широкую ногу, какие бы доходы ни получали. Если они любили роскошь, а большинство из них было подвержено этой слабости, они старались избегать таких бросающихся в глаза проявлений этой страсти, как шикарные особняки. Люди склонны делать выводы об общем, судя по тем частностям, которые они видят собственными глазами.