— Ну, слава богу, Косой порог прошли— облегченно говорил Орлов Петру Иванычу. — Хуже всех порогов его считам.

Петр Иваныч изумлен. Он так привык уже по грозным камням и белогривым перебойным струям Манжерокского порога судить о степени опасности, что тут, где не было ни торчащих из воды скал, ни бешеного перебоя перекрестных струй, даже не особенно испугался.

— Этот порог? — переспросил он. — Да неужели он хуже Манжерокского!? Чем же?

— А пучина на ем быват страшная, никак не угадашь ее, не справишься ни за что. Садит на камень.

— Что это «пучина»? — не понял Петр Иваныч.

— А это со дна воду выпучиват вдруг, ну и кидат плот в сторону.

— А на Манжерокском пороге «пучины» бывают? — осведомился Петр Иваныч.

Орлов утвердительно кивнул головой. Он снова вытянулся, готовый отдать молчаливую команду. Снова надвигался глухой рев реки, разорванной в этом месте несколькими скалистыми островками со щетиной сосен на них. Птицей пролетел плот и это опасное место.

— Скажите, пожалуйста, — поинтересовался Петр Иваныч, — почему вы словами не командуете, а только рукой показываете? Ведь словами понятнее?

— Некогда нам на Катуни слова-то разводить, шибко строга она у нас, — ответил Орлов. — Тут иной раз пока два слова промолвишь, уж их сполнять поздно будет. Рукой-то скоре. Вон Бея[70]) потише нашей будет, дак там словами командуют. Приезжали это лонись[71]) к нам на Катунь бейски сплавщики, пробовали тут сплавлять, да нет, не выходит у их на Катуни-то — полупрезрительным тоном добавил Орлов.

Наконец показались окружающие Манжерок вершины. В каких-нибудь пять минут промчался плот мимо села, и уже несся навстречу рев Манжерокского порога. Петр Иваныч, освоившийся на плоту и получивший возможность сознательно наблюдать окружающее, успел издали заметить на скалах возле порога десятка три человек. — «Встречают!» — с удовлетворением подумал он и вытащил из кармана платок — махнуть Агничке.

Ход плота по фарватеру он здесь знал твердо. Вон, впереди, обрамленная пеной Смирена. Она должна остаться близко от плота слева.

И вдруг… Точно закипело под плотом, забурлило кругом и с неодолимой силой бросило плот влево, к Смирене. «Пучина!» — еле успел догадаться Петр Иваныч.

Дальше все пошло с головокружительной быстротой. Резкий взмах руки сплавщика. Бешеные удары весел. Левый передний угол плота врезался в широкий пенистый воротник Смирены. Плот на секунду приостановился, словно в нерешительности, затем повернулся к камню боком и пронесся мимо него в струю.

Гребцы остановились было, но второй резкий взмах руки Орлова заставил их еще отчаяннее налечь на весла: плот шел не серединой струи, а левым краем. В следующее мгновенье резко черкнуло по левому краю плота, и вдруг средние бревна, на которых сидел Петр Иваныч, левыми концами полезли вверх и затем назад.

Петр Иваныч успел еще заметить, как дугой выгнулось над ними бревно крепи. И с мыслью: «Сейчас, сейчас плот разлетится по бревнышкам!» — одним прыжком кинулся через трещавшую и гнувшуюся крепь на камень. Поскользнулся, упал. Одна нога попала в воду, и ее рвануло бешеным течением. Отчаянно цепляясь за камень, кое-как удержался.

Справившись на камне, Петр Иваныч взглянул на воду, ожидая увидеть разбитые бревна и тонущих людей, и дух у него захватило: плот летел через буруны целый, со всеми людьми, а он сидел на камне в самом сердце порога, оглушаемый ревом воды, обдаваемый брызгами…

Пока Петр Иваныч спасался на камне, плот, надвинувшийся на него левой стороной, соскользнул в воду и поплыл дальше. Крепь выдержала и, окунувшись в буруны, плот, перекошенный, но целый, вышел из порога на широкий фарватер и в километре ниже села стал подваливать к берегу.

На берегу против порога волновались, бегали, указывали друг другу на человека, оставшегося на камне. Но Петр Иваныч далеко не сразу заметил эту суматоху. Как опасность, так и отчаянная нелепость его положения так безжалостно ясно предстали перед ним при виде уходящего плота, что он на несколько минут лишился способности замечать еще что бы то ни было.

Когда прошел первый приступ острого стыда и отчаяния, Петр Иваныч огляделся. Он находился на небольшом, в какой-нибудь десяток квадратных метров, камне, очень невысоко выдававшемся над водой. Большую часть вида вверх по течению загораживала длинная и сравнительно высокая масса Смирены. Позади нее по течению была относительно тихая заводь; но как раз перед камнем, на котором сидел Петр Иваныч, заводь эта кончалась: струи, срывавшиеся с правой и левой стороны Смирены, тут соединялись, чтобы тотчас же с ревом и пеной разбиться о прибежище Петра Иваныча. Между ним и правым — деревенским — берегом стремительно неслась гладкая, слегка волнующаяся струя плотохода; за ней ревел Кулюмес, каскадами сбрасывая с себя яростно налетавшую воду; а за Кулюмесом несся другой поток, отделяющий его от берега. В сторону левого берега река представляла беспорядочно клокочущий между камнями котел перебойных струй.

Не было никакого сомнения, — Петр Иваныч сидел на Уточке… Он с ужасом вспомнил, что однажды, когда он стал подробнее расспрашивать дедушку Егора, как подъезжают на лодке к камням порога для спасения застрявших на них людей, тот решительно утверждал, что можно подъехать к любому камню, кроме… Уточки.

— С Уточки, паря, мудрено снять. Разве что плот мимо ее пустить поближе, — говорил старик.

Петр Иваныч еще раз огляделся. Положительно, старик был прав. Камень был слишком мал для того, чтобы ниже его по течению образовалось затишье: разбивавшиеся о него струи, обойдя камень, тотчас же соединялись и с прежней скоростью неслись дальше, к буруну в нижней части порога.

Мало того, Петр Иваныч знал, сам видел, что во время прибыли воды невысокая Уточка почти скрывается из вида и бешеные волны то и дело перелетают через нее. А прибыль воды в Катуни может случиться в любое время, — стоит пройти хорошему ливню где-нибудь выше по течению. Петра Иваныча охватило отчаяние…

Как бы подчеркивая безвыходность его положения, из-за С. мирены вдруг вылетел плот и с головокружительной быстротой промчался в каких-нибудь трех метрах от Петра Иваныча. На плот легко было бросить что угодно, но нечего было и думать попасть самому.

Петр Иваныч боялся глядеть на воду: от бешеного бега струй у него начинала кружиться голова, и он чувствовал, что вот-вот сползет с камня в ревущую воду. Люди на берегу кричали ему что-то, но из-за рева порога нельзя было разобрать ни слова.

Петр Иваныч осторожно, едва двигаясь, выбрал сравнительно безопасное положение на камне, лег и закрыл глаза, чтобы не видеть окружающего ужаса…

Сколько времени он пролежал так, в оцепенении, он себе не представлял. Наконец солнце так припекло его к голому камню, что лежать стало невыносимо. Нужно было что-то сделать, лучше всего — намочить голову, да пожалуй, и сухие места камня.

Петр Иваныч открыл глаза и, стараясь не глядеть на мчащуюся мимо воду, осмотрелся. Солнце ушло далеко за полдень. Намочив голову, Петр Иваныч взглянул на берег и увидел, что к обрывистым скалам Шиша прислонены две широкие тесины, и знакомый дачник из Агничкиной компании, лепясь по обрыву, усердно выводит на них известкой огромные, в половину человеческого роста буквы.

Напряженно следя за его работой, Петр Иваныч букву за буквой по мере их появления прочел:

«3-А-В-Т-Р-А Ж-Д-И П-Л-О-Т-А»

Больше на тесинах места не нашлось. Но и без дальнейших пояснений Петру Иванычу было ясно, что спастись можно только прыжком на проходящий близко от камня плот. Удастся ли провести плот достаточно близко к Уточке и в то же время не разбить об нее?.. Вот что пришло теперь в голову Петру Иванычу. Но как бы то ни было, другого пути к спасению не было.