Дав такое клятвенное обещание, он рассказал Геноле, во всех подробностях о трагическом приключении и обстоятельствах, при которых пал Винсент Кердонкюф. Но в своем рассказе он все же скрыл истинную причину раздора, а именно, случай с сестрой покойного, будто бы беременной. Тома, впрочем, ничего и не знал о том, что потом с ней случилось.

Между тем Геноле внимательно слушал.

- Этот Винсент, - спросил он, когда Тома закончил свой рассказ, этот Винсент Кердонкюф... не был ли он братом той Анны-Марии, о которой много болтали в связи с тобой, Тома?

- Он самый, - ответил Тома, сильно покраснев.

- В таком случае, - продолжал Геноле, - не перестанет ли семья покойного тебя преследовать, если ты женишься на сестре, и взамен убитого брата, сам войдешь в семью?

- Но, - возразил Тома, - разве за меня, невзирая на мои обагренные его кровью руки, отдадут его сестру?

- Это вопрос, - сказал Луи Геноле. - Однако, если верить сплетням, девчонка была очень влюблена в тебя?

- Прошло четыре года, - сказал Тома.

- Это правда, - согласился Геноле. - Любовь может угаснуть в четыре года, также впрочем, как и ненависть. Самое верное средство узнать это досконально, это отправиться посмотреть на месте. И если ты хочешь, чтобы я отвел фрегат в Сен-Мало, а сам останешься здесь, пока я не вернусь за тобой, то мне будет очень легко разузнать там обо всем и затем передать тебе.

- Так и сделаем, если будет угодно Богу, - сказал в заключение Тома. Подождем только нового случая захватить ценную добычу и наполнить ею трюм, а там назначим день твоего возвращения.

Пока они так беседовали, солнце погрузилось в море, и ночь, быстро наступающая в тропиках, сразу охватила небо и море. После чего квартирмейстеры стали свистать "койки наверх", как это делалось каждый вечер, после чего все свободные от вахты матросы могут подвешивать свои койки и ложиться. Но сначала все выстроились позади грот-мачты, чтобы вместе помолиться, как всегда молятся моряки на море перед сном. И когда все уже были в сборе и факельщики из уважения подняли свои факелы над головой, Луи Геноле, исполнявший также обязанности судового священника, подошел к трапу на ахтер-кастель и благоговейно прочитал "Отче наш" и "Богородицу", дабы освятить сон "Горностая" и охранить его на эту ночь от бури и кораблекрушения.

VI

- Подождем, - обещал Тома Трюбле, подождем только нового случая захватить ценную добычу и наполнить ею наш трюм.

Но такие случаи каждый день не встречаются. В это лето Господне 1676 года Флибуста достигла полного расцвета, и даже сам губернатор д'Ожерон принял участие в погоне за врагами короля, чтобы подать пример всем отважным людям и очистить, как он говорил, Вест-Индию от всех флагов, кроме флага с лилиями.

Шесть месяцев тому назад коалиция авантюристов атаковала Курасао, придя на помощь королевской армии, руководимой начальником Мартиникской береговой стражи. И среди корсаров становилось модным объединяться вместе, чтобы производить нападения на неприятельские острова и города, за невозможностью с выгодой для себя нападать, как бывало раньше, поодиночке, на торговые суда. Все это доказывало, что испанцы и голландцы, которым надоели тяжкие потери, понесенные ими по вине корсаров, стали сокращать свою торговлю, едва решались пускаться в море и отправляли теперь всего одно судно туда, где раньше у них ходило обычно четыре. От этого страдало и ремесло корсаров.

В течение двух месяцев "Горностай" крейсировал повсюду, не встречая мало-мальски стоящей дичи. Наконец, заметив по уменьшению хода, что необходимо произвести килевание, Тома решил уже направиться к Южным Кайям, как вдруг, огибая мыс Тюбирон, являющийся западной оконечностью Сан-Доминго, фрегат, по какой-то чудесной случайности, напал на то, что он так долго и тщетно искал.

Было раннее утро. Сигнальщик, только что забравшийся в "воронье гнездо", закричал вдруг оттуда, что впереди по правому борту виден парус. Несколько матросов бросились на ванты фок-мачты и стали тоже пялить глаза. Вскоре и они увидели его. Парус оказался недалеко. Но он еще плохо освещался восходящим солнцем и неясно выделялся на фоне крутого и темного берега. Луи Геноле, быстро направивший в ту сторону свою подзорную трубу, объявил, что там, действительно, виден корабль, идущий правым галсом, - как шел и "Горностай", - и, очевидно, с таким же намерением - обогнуть мыс Тюбирон.

- Какого рода судно? - спросил Тома Трюбле, сходивший в этот момент с полуюта.

- Очень большое, - сказал Геноле.

- Тем лучше! - вскричал Тома, - значит и добыча будет больше!

Однако же Луи Геноле не отпускал своей трубы. Он внимательно разглядывал эту добычу.

- Что тебе видно? - спросил его Тома.

- Я вижу, - ответил он через минуту, - я вижу очень глубоко сидящее судно, выкрашенное в красный, желтый, синий и белый цвета, и вижу рангоут в полном порядке и новые паруса на нем.

- Неужели? - сказал Тома, - Уж не военное ли это судно?

- По-моему, да, - сказал Геноле.

Он передал подзорную трубу Тома. Тома, в свою очередь, тоже посмотрел.

- Великолепно! - воскликнул он, когда кончил смотреть. - Сегодня, если будет угодно Богу и нашим святым заступникам, мы будем богаты. Однако нам незачем торопиться: эти от нас не ускользнут. Поэтому нам надо немного подкрепиться перед сражением, это нам придаст сил и облегчит победу.

Предложение встретило большое одобрение, и команда отправилась в камбуз за едой. Оставшись один со своим помощником, Тома вдруг положил ему руки на плечи.

- Брат мой, Луи, - сказал он торжественно, - нас ожидает опасное приключение, и все, что мы до сих пор делали, в эти четыре года, по сравнению с ним вздор и пустяки. С этим судном нам придется повозиться.

Не возражая ни слова, помощник утвердительно кивнул головой.

- Ты видел не хуже моего, - продолжал Тома - что это злосчастное судно - линейный двухпалубный корабль и едва ли я ошибусь, сказав, что тряпка, которую он поднял на грот-мачте, означает присутствие какого-то важного лица на борту. Какого-нибудь адмирала, наверно. А мы не больше, как жалкое суденышко, желающее закинуть сеть на столь крупную рыбу.