— Якова Колченогого с «Морской Розы» укокошили!.. — сказал он, еле ворочая языком.

— Да что ты! — Арнт Осен испуганно раскрыл глаза.

— В харчевне он завязал драку с бергенскими ребятами. Ну, ему и проломили сапогом голову… Весь в крови лежит…

Добравшись до каюты, Элезеус рухнул, как мешок, на койку и сразу захрапел.

Один за другим стали возвращаться и другие. Криставер очень сурово обошелся с Канелесом, который во всю глотку орал пьяную песню; он открыл дверь каюты и головой вниз швырнул малого на нары.

Теперь весь экипаж «Тюленя» был в сборе, за исключением Генрика Раббена. Но к концу ночи и он пришел, тяжело ступая и покачиваясь.

Было еще темно, когда на следующее утро Кркставер разбудил товарищей. Непогода продолжалась, но ему надоело стоять на месте и выжидать погоду.

Тяжелые черные пароходы и вертлявые шхуны стояли на якоре; фонари на них раскачивались, разбрасывая по морю желтые пятна. «Тюлень» с наполовину спущенным парусами отчалил от пристани. Рыбаки на борту знали, что было безумием выходить в море в такую погоду, когда даже пароходы не смели тронуться в путь. Однако никому не приходило в голову давать Криставеру на море советы.

Вскоре исчезли огни гавани за снежной завесой. «Тюлень» мчался по гигантским, покрытым пеной валам. Утесы и островки были окружены фонтанами брызг. Зюйдвестки пришлось крепко привязать под подбородком, чтобы они не улетели. Ворчало море, и завывала буря. Работающие на носу вычерпывали воду, которая бурными потоками заливала палубу. Рулевой напряженно следил за волнами, реями и ветром…

В середине дня, когда метель улеглась, бот с обледеневшими такелажем и парусами вошел в гавань Гретопа. Это последняя остановка перед Лафотенами. Оставалось лишь пересечь Вестфиорд.

Множество народа стояло у пристани и глядело на смелую морскую птицу, невзирая на бурю прилетевшую в гавань. Рыбаки на борту были похожи на привидения — так белы были их борода, волосы и брови. Среди взрослых виднелось и юное лицо Ларса, мокрое от слез, а может быть, и от соли…

Арнт Осей не выдержал и в присутствии всех товарищей потребовал, чтобы ему позволили уехать обратно на пароходе. Никто не отвечал ему, даже болтливый Генрих Раббен молчал…

Команда бота собралась в каюту. Измученные люди жадно накинулись на горячий кофе и хлеб. Внезапно они услыхали шум и крики. Ларс на секунду высунул голову в дверь каюты. По буросвинцовым волнам к берегу мчался рыбацкий бот.

— Это Андреас Экра на своем «Огне морей»! — сказал Ларс.

Отец засмеялся, вытащил бутылку и налил всем по рюмочке.

— Да, — воскликнул он, опрокидывая рюмочку, — на этот раз не удалось ему, жулику, притти первому!

Завтрак продолжался. Вскоре снова послышались крики с моря. Элезеус высунул голову наружу.

— Батюшки, привидение!.. — воскликнул он.

— Что? Что такое? — посыпались вопросы.

— Яков Колченогий! Он самый! Ну, и чудеса! Вчера помер, а сегодня, как ни в чем не бывало, прикатил сюда на «Морской Розе».

— Я так и знал, — сказал Криставер, — Якова то-и-дело убивают, но он каждый раз воскресает.

Оказывается, в Боде быстро распространился слух, что, несмотря на непогоду, «Тюлень» вышел из гавани, и Андреас Экра, который привык всюду быть первым, был сильно раздосадован и немедля собрался в путь. Очнувшийся от попойки и побоев Яков не пожелал отстать от соседа. Когда же пароходы узнали, что рыбацкие боты не побоялись выйти в такую погоду, они, чтобы не опозориться, также вышли в море.

С давних времен вошло в обычай, что рыбаки из Намдаля поджидали в Гретопе рыбаков из Ставеринга, чтобы вместе пересекать Вестфиорд. Вскоре вся гавань оказалась заполненной судами. Как боты, так и рыбаки были довольно смешанного типа. Тут были и баркасы, и шхуны, и боты нордландского типа, и десятивесельники из фиорда Аа. Рыбаки попадались и русые, и темноволосые; однако большинство из них были низкорослые черномазые парни в сапогах, доходивших до колен, и штанах из синей парусины. Они представляли собой помесь рыбака и матроса с парохода. Настоящие лафотенские рыбаки глубоко презирают людей такого типа.

На этот раз традиционное побоище между ставерингцами и намдальцами произошло лишь на второй день. Началось оно в харчевне, куда набилось несметное количество ставерингцев. После обильных возлияний они стали слишком громогласны. Стекла дрожали от залихватских песен. Кельнерша начала отказывать рыбакам в крепких напитках.

Хозяин харчевни, краснолицый толстяк, вошел в комнату с намерением выставить буянов. Если бы с ним не было рыбака из Намдаля, который начал важничать и призывать к порядку, ставерингцы спокойно бы удалились из харчевни. Но тут они схватили намдальца и хотели было выбросить его за дверь, да, к сожалению, ошиблись и вышвырнули в окно. Парень валялся на улице с осколками стекла в волосах и бороде, громко вопил из снежного сугроба и призывал ленсмана. Тем временем ставерингцам снова захотелось пить. Они вытолкали хозяина, заперли девушку в шкаф и принялись сами раскупоривать бутылки и отвертывать краны у бочонков.

Не успели ставерингцы на свободе насладиться напитками, как со всех сторон — с парадного и с заднего входов в харчевню повалили намдальцы. Дело вышло горячее. Были пущены в ход и кулаки, и медные табакерки. Стулья, столы, бутылки и стаканы мелькали в воздухе, грохот мебели и звон. стекла сливался с тяжелым топотом сапог, криком, жалобами и стуком падающих тел. Девушка в шкафу визжала и звала на помощь, умоляя выпустить ее; хозяин харчевни с ленсманом старались проникнуть внутрь помещения, но им это не удавалось.

Маленькие намдальцы были гибки и цепки; как кошки, набрасывались они на огромных тяжелых ставерингцев, впивались им в живот или хватали и кусали за горло. Это они называли драться! Ставерингцы поворачивались медленнее, но от их удара враг тяжело валился на пол. Даже Яков Колченогий и тот прыгал на одной ноге, размахивая табакеркой и бешено поражая ею намдальцев.

Кончилось побоище, как всегда: комната очистилась от намдальцев, ставерингцы же еще раз угостились на прощанье, расплатились с хозяином, щедро возместив убытки, и направились к своим ботам. Яков задержался в харчевне дольше остальных ставерингцев, так как ему вменялось в обязанность угостить ленсмана…

Весь остаток вечера и всю ночь ставерингцы кричали и блеяли на всю гавань, подражая козам. Они делали это назло намдальцам, изящные боты которых были прозваны в насмешку козьими лодками.

Гретопа — поворотный пункт на пути к Лафотенам. До сих пор рыбаки шли, не теряя из вида суши. Завтра они двинутся прямо в открытое море, пересекая Вестфиорд…

Какие только мысли ни придут в голову рыбакам в ночь перед отплытием! О Вестфиорде сложилось множество саг и преданий. В Вестфиорде вас в нескольких милях от берега может окружить туман, может разыграться буря, которая погонит ваш бот на запад, к грозному Мальштрему[5]), где вас закружит, как волчок, и втянет в глубину. Может быть, все это лишь сказка, но тем не менее у рыбаков неспокойно на сердце. Всем известно, что на вспененной поверхности Вестфиорда немало парусников всплывало килем вверх…

Рано утром «Тюлень» двинулся в путь. Дул сильный северный ветер. Бот быстро несло вперед по огромным растрепанным волнам. Ларс стоял на несу вместе с двумя рыбаками, усердно вычерпывая воду. То-и-дело волнами окатывало их с ног до головы как из ушата.

Ларс поднял голову. Земли уже не было видно. Тяжелые клубящиеся облака спускались к самому морю. Кругом вздымались текучие зеленые горы с седой пенной вершимой. Бот казался совсем крохотным среди необъятных разъяренных пучин. Вниз головой нырял «Тюлень» в долину между водяными громадами; кругом темнело; казалось, вот-вот наступит конец и людям и боту… Но вот «Тюлень», задрав нос, начинает карабкаться на новую гору. Светлеет. Видны обрывки туч. Ветер свирепеет. Некоторое время бот идет по гребню волны-гиганта, затем снова обрушивается в провал…