«Да, да, милый, вот мы и пришли, и вполне благополучно. И ты хорошо себя вел в пути. Но ты все еще капризничаешь, а от этого надо будет отучиться. Не так ли, старина?..»

Криставер повернулся и, легко ступая в мягких сапогах, пошел по улице. Запахи становища щекотали ему ноздри; он чувствовал себя таким молодым, столько надежд оживало: кто знает, может быть, в этом году будет крупная ловля…

Вокруг домиков копошились люди: честные самостоятельные рыбаки в платье из домашнего сукна и бездомные матросы, которые, казалось, состояли из морских сапог, парусины и бороды. Кое-где перед бараками на станках висела уже рыба. Изредка открывалась дверь, и высовывалась голова лохматого парня, выплескивавшего прямо на улицу остатки ужина. Повсюду валялись рыбьи головы, кости и внутренности, а высоко над крышами косились и кричали чайки. Над всем царил глухой рокот моря.

Ларс и Канелес Гомон ходили вдвоем поразмяться. Долго бродили они по прибрежным скалам, глядя в фиолетовые морские дали, слушая саги прибоя. Оба были почти одного роста. Канелес был на двенадцать лет старше, но если бы не светлые усы, лицо его казалось бы таким же молодым, как и лицо приятеля. Он обещал показать Ларсу достопримечательности становища. Когда они шли по поселку, мальчик старался подражать товарищу: начал раскачиваться на ходу, сдвинул шапку набекрень и принял чертовски удалый вид.

Наконец наступил погожий день. Задолго до рассвета рыбацкая флотилия стояла уже в устье залива перед выходом в открытое море и дожидалась момента, когда начальство выбросит сигнальный флажок. Трещали весла, ударяясь друг о друга; один бот налетал на другой, скрипели борта; в воздухе висели проклятия. Каждому хотелось выйти первому.

Но вот флаг взвился на мачте. В бухте поднялось нечто невообразимое. Казалось, рыбаками овладело безумие. Весла ломались; сдавленные боты трещали по всем швам; рев и крики слились в дикий гул; кое-где видны были поднятые для удара остроги..

— Плыви в сторону, рыжий дьявол!..

— Попридержи язык, такой-сякой!..

Свежим ветром пахнуло с юга, и вся флотилия парус к парусу тронулась вперед, покачиваясь на длинных растянутых валах.

Внезапно на небе с юго-западной стороны Ларс увидал странное явление; гористый клочок суши, одиноко лежавший посреди моря, поднялся над водой и парил в воздухе, словно гигантская черная птица, Ларс не верил своим глазам. Нет, это ему не снится. Действительно, между горами и морем ясно видна полоска желтого неба.

— Да что же это такое?! — воскликнул он, указывая на видение.

— Это остров Верона, — отвечал Канелес. — А если тебе кажется странным, что острову вздувалось вдруг прогуляться в воздухе, так это отражение, мираж.

— Мираж… — повторил Арнт Осей. Он задумчиво глядел на небо и пожевывал табак. — Чего только не увидишь на Лафотенах!

Море было усеяно белыми и коричневыми парусами. Рыбаки направлялись к тем же рыбным отмелям, куда ходили их отцы и деды в течение многих веков, а под ними, вдоль Лафотенской стены расстилалось дно, привлекавшее целые стаи ботов из каждого рыбацкого становища вплоть до самого. Мальштрема, что лежит далеко на западе…

Сети заброшены. Тонкий морозный туман рассеялся, и Вестфиорд развернулся во всю свою необъятную ширь.

Далеко-далеко на востоке виднелись белой волнистой грядой горы материка. На западе возвышалась неприступная, одетая снегами Лафотенская стена. Среди шхер стоял шум разбивающихся волн и гомон птичьих стай.

Рулевой отдавал команду, и парус спускался; Над бортом поднимались тяжелые весла лафотенских ботов, которые может опустить и протолкнуть в воду только взрослый мужчина.

— Бросай!

Бочка с буйковым шестом мелькает в воздухе, летит за борт и тянет за собой длинный канат. Качаясь на волнах, она уплывает Бее дальше. Канат шелестит о край лодки, сматываясь с валика по мере того, как бот двигается. Теперь бочка уже так далеко, что ее едва видно. Наконец размотан весь канат, и начинает разматываться сеть с привязанными к ней грузилами и стеклянными шариками.

Генрик Раббен и Элезеус Гюлла стоят у валика и следят за тем, чтобы петли и грузила не цеплялись за борта лодки. Впереди на веслах сидят Ларс и Арнт. Канелес Гомон расправляет сеть.

Снасти в первый раз опущены в море. Рыбная ловля началась. Рулевой с надеждой смотрит на сеть, которая должна принести ему заработок. Перед ним встает родной поселок на берегу фиорда. Там в тесном домике жена и дети с не» терпением ждут, что отец сколотит деньгу.

Вот появляется рыбный вор и идет наперерез «Тюленю». Это, конечно, рыбак из Намдаля! Погрузив в море сеть и раскрыв парус, Криставер набросился на помешавшего ему намдальца:

— Эй, вы! Как вам не стыдно итти под моей сетью! Неужели вам не хватает места на море!

Рулевой-намдалец даже не взглянул на Криставера и отвечал певучим голосом:

— И мы имеем право выбрасывать наши сети в этом море. Мы до сих пор не знали, что ставерингцам принадлежит весь север.

— Уж берегись ты!.. — проворчал Криставер. За разговором он выпустил весь ветер из паруса, и его прибивало теперь к берегу.

На следующий день была метель и тот же шум и гам при отплытии ботов. Это был достопримечательный пень для ста-верингцев, которые в первый раз должны были вытащить из моря свои сети.

Однако на отмелях из-за падающего снега невозможно было разглядеть буйков. Сотни ботов час за часом рыскали по морю, разыскивая каждый сбою бочку с отмечающим ее шестом.

Слышно было, как перекликались голоса на невидимых ботах.

— Ну, что, нашел?

— Нет. А ты?

— Тоже нет.

Боты качались на свинцовых волнах, а снежная буря так и хлестала их. Кто становился за ветер, кто свертывал паруса, чтобы постоять на месте; некоторые шли наугад и грозили врезаться в корпус товарища. Погода не прояснялась, и полдня они зря промотались по серому морю.

Наконец одному из намдальцев удалось найти свою бочку. Мало-по-малу и остальные добрались до своих. Якову Колченогому повезло: он добрался до своей бочки прежде других ставерингцев.

Парус убран, весла опущены в море, бочонок поднимается на борт. Это торжественный момент для Ларса, — ведь и он примет сегодня участие в вытаскивании сети. Что-то будет: большой улов или «черная» (пустая) сеть?..

Ларс налег на весла, чтобы остановить бот, и следит за канатом, который со свистом наматывается на валик; брызги фонтаном разлетаются вокруг. Наматывать становится все труднее, наконец, сеть показывается из глубины.

Отец отошел от руля и подходит к борту с темляком в руке: он готовится вытаскивать рыбу. На валик начинает наматываться серая масса — первая сеть. С нее стекает вода, и широкие белые рукавицы рыбаков так же мокры, как и сама сеть. Спины сгибаются, ноги крепко упираются в дно, липа искажены от натуги. Тяни, тяни!..

Сеть имеет сотни метров в длину, она чрезвычайно тяжела; ей во что бы то ни стало хочется обратно в море, и она тащит за собой Элезеуса и Генрика Раббена, но они упираются, тянут ее к себе и в конце концов одолевают ее. Первая сеть оказывается пустой. Напрасно она прогулялась на сотни метров в морскую глубину — она заявляет, что ничего там не видала…