Вот из сумрака джунглей вырастает чудовищная фигура демона-гиганта. Крадучись, приближается он к спящей Сите, хватает ее в объятья и скрывается во мгле стволов. Сита роняет острые крики. Рама просыпается и с ужасом видит, что Сита исчезла. В отчаянии мечется герои по лесу, рыдая и проклиная неведомого похитителя.

Навстречу ему попадается Гануман, мудрый царь обезьян. Рама делится с ним своим горем. Гануман обещает герою помощь. Он видел, как на заре над джунглями пролетал Равана, царь гигантов-демонов, населяющих остров Ланку (Цейлон). Он нес в косматых руках нечто подобное белому трепещущему облаку. Облако стонало и роняло жемчуг слез.

Итак, враг известен. Рама рвется в бой. Гануман благоразумно его удерживает: надо собраться с силами, демоны мощны и коварны, не одолеть их голыми руками. Призывный клич обезьян разносится по джунглям, и со всех сторон возникают лохматые четверорукие фигуры и с визгом и лаем окружают короля и Раму. Гануман становится в позу и держит им речь. В поход на проклятых белолицых гигантов! Они давно уже гнетут вольнолюбивое племя обезьян, обременяя его непосильной данью. Они захватили все мосты, дороги и водопои, неисчислимые богатства джунглей текут в их лапы. Сита должна быть освобождена, и с нею вернется счастье в поруганные демонами джунгли.

Обезьяны издают воинственный вопль. Черные кулачки молотят воздух, грозно развеваются по ветру хвосты.

Но как попасть на остров Ланку? Бурное море отделяет его от суши, и зорко стерегут гиганты-демоны свои берега. Гануман и Рама на военном совете решают строить мост через пролив.

Наступает ночь. Бесшумно устремляются полчища обезьян к морскому берегу. Маленькие труженики отламывают от прибрежного хребта скалы и кидают их в море. Камни громоздятся на камни, утес на утес. Растет могучий мост, рассекая пенные волны. Еще не занялась заря, как мост достиг берегов Ланки.

Демоны крепко спят после пиршества, устроенного в честь похищения Ситы. Их грузные тела чернеют на берегу, словно туши аллигаторов. Раскатистый храп заглушает грохот постройки.

Полчища обезьян во главе с Гануманом и Рамой приближаются к острову. Вот они ступили на священную почву Ланки. У обезьян — смуглые плоские лица яванцев и характерные крисы. Словно рой муравьев, набрасываются они на спящих гигантов. Кровавая баня. К ногам Рамы приволакивают связанного Равану. Раздутое лицо царя гигантов — сколок с лица резидента; из прорех мундира выглядывают лохматые руки, черное сломанное крыло треплется по земле. Взмах криса — и с Раваной покончено.

Навстречу Раме выбегает Сита, сверкая золотом запястьев и диадем, и падает в его объятия.

— О, моя Сита! — восклицает Рама, и голос его покрывает клики обезьян и стоны избиваемых демонов. — О, моя Ява! Ты свободна! Рухнула власть белолицых демонов! Дерзкий Равана убит…

Словно Смеру, священный вулкан Явы, разметывает гамеланг вихревое пламя звуков. Хор обезьян высоко под вечереющее небо взвивает плавные ритмы гимна свободы…

Представление окончилось. Замер гамеланг. Задыхаясь от возбуждения, бледный как сталь криса, Рави опустился на свой ларец. Дрожащими руками собрал он кукол.

Толпа рокотала, взрывалась полузадушенными криками:

— Проклятие угнетателям! О, Ява! ты будешь свободна!

— Горе белолицым демонам!..

Словно в закатном зареве разгорелись потные лица. Яванцы мерили друг друга возбужденными взглядами. Каждый искал в соседе героя, освободителя. Зрители все еще сидели, словно ожидая чего-то.

Рави вышел к толпе. Глаза его вдохновенно блестели, лицо покрылось испариной, как в лихорадке, голова была высоко поднята, голос звучал твердо. Он вновь заговорил. Сначала его речь была не совсем плавной, но по мере того как мысли его развивались, они выливались в простые, но яркие фразы. Он говорил о величии минувших веков, об унизительном положении малайцев в настоящем, о том, что должно лечь в основу нового, светлого будущего. Малайцы слушали его, широко открыв рот, полунедоверчиво, с полунадеждой во взоре.

— Никогда еще всевышний не внушал мне так ясно того, что я сейчас говорю Еам, о, братья! Ночью я слышал голос, говоривший мне: «Рави, сын Ама-та, ты избран быть светочем для твоего угнетенного народа, иди и укажи им путь избавления от гнета и насилия белых, путь свержения поработителей и изгнания их с островов, которые когда-то принадлежали твоему народу. Веди их к неугасимому солнцу свободы. Собери и поведи твой народ к священной горе, и там я буду говорить твоими устами». Итак, о дети Явы, кто хочет следовать за мной?..

Не глядя по сторонам, устремив упорный взгляд вперед, Рави твердыми шагами двинулся на восток, по направлению к священной горе. Два кули, которые много лет носили за ним ларец с богами, не понимая смысла его слов, просто в силу привычки последовали за ним. Как загипнотизированные двинулись почти все присутствующие за любимым далангом. Некоторые затянули священные песнопения, гулко разносившиеся в предвечерней влажной тишине.

На горизонте вставал синеватый силуэт священной горы, напоминавшей гигантский улей. Склоны ее поросли густым тенистым лесом. Деревья были покрыты причудливыми цветами. Легенда говорит, что семена этих деревьев много веков назад были занесены сюда птицами всего мира. Каждая птица приносила в дар семя самого ценного растения своей родины. На вершине горы обитала мифическая птица, носившая богов на своей спине.

Солнце опускалось за горизонт, и нежное розовое облачко цеплялось за вершину горы, служа как бы путеводным знаком. С гор тянул легкий ветерок. В процессии было человек триста — почти все мужчины, но по дороге к ним присоединялись и женщины. Во главе женщин, высоко подняв седую голову, шагала старая Ина. Мирно распевая древние песни, двигались яванцы. Никто из них не думал о борьбе, о свержении правительства. Это были лишь робкие проблески пробуждения угнетенного народа, который хотел просто собраться и слушать волнующие, заманчивые речи о свободе. Как в волшебном сне шли они за Рави, возлагая на него свои заветные упования и веря, что даланг с помощью богов приведет их к светлой, лучшей жизни.

Однако голландские власти не дремали. По приказанию резидента, всюду, где выступал Рави, были расставлены тайные агенты, доносившие по начальству обо всем виденном и слышанном. Нередко агенты гримировались и переодевались малайцами и смешивались с толпой. Агент, присутствовавший при новогоднем вайанге и слышавший зажигательную речь Рави, поспешил уведомить власти. Когда мирная безоружная толпа подошла к своей святыне, неожиданно из фикусовой рощи, раскинувшейся у подножия горы, навстречу ей вышел отряд голландской пехоты, вызванный по телефону из соседнего гарнизона.

Рави был поражен, но не показал вида. На вопрос офицера, зачем он привел сюда толпу, даланг отвечал, что они пришли выслушать волю всевышнего, и с наивной доверчивостью объявил, что аллах призвал его к освобождению угнетенного народа Явы.

Офицер предложил яванцам разойтись по домам, уверяя, что они неправильно поняли волю аллаха: теперь их никто не притесняет, о них заботится голландское правительство; если же они будут упорствовать, их придется арестовать.

Некоторые из толпы, испугавшись, начали разбегаться, другие остались спокойно стоять. Офицер дал знак, и двое солдат схватили Рави. Даланг не двинулся с места. Толпа глухо заворчала. Но вот старая Ина как тигрица с диким воплем набросилась на офицера. Он отшвырнул старуху ударом ножен, и она тяжело упала на землю. Вопль Ины вывел остальных женщин из состояния оцепенения. Почти у всех были сыновья и мужья, лелеявшие надежду на освобождение родины. Они с криком бросились на солдат: