-Отлично, - подумала я, - Это лишь пустая комната. Пу-ста-я ком-на-та. И все. Точка.

-Тогда почему же ты вся дрожишь? – спросил меня мой едкий второй голосок.

-Заткнись, - мрачно ответила я ему.

Сейчас мне следовало быстрее осмотреть помещение, и найти потайной проход в комнату номер четыре. Иначе… Думать дальше я не хотела.

На ощупь я стала искать стену. Несколько шагов – и вот… Отлично! я наткнулась на что-то твердое и холодное.  Из всех моих знаний детектива, я помнила, что потайные ходы открываются при нажатии чего-либо в стене. Значит, надо медленно и плавно прощупать здесь все.

Я положила на стену обе руки. Она была холодная и гладкая. Очень гладкая. Словно идеально отполированный камень.

Аккуратно, я начала водить по стене рукой.

Мои действия смущали даже меня. Сколько уйдет времени, при таком подходе? Конечно, я не ожидала, что сразу увижу рукоятку светильника, за который нужно будет лишь потянуть, чтобы открылась потайная дверь. Но сейчас я была в полной темноте, без единой зацепки, и совсем беспомощна. А время текло. Я водила и водила рукой по стене. Но та оставалась все такой же гладкой и холодной. Честно говоря, я даже не понимала, где кончается эта стена, и начинается следующая.

Прошла минута. Еще одна. И еще. И все еще ничего. Темнота. Тишина. Гладкие стены. Ни единой возможности выхода. И это все в то время, как где-то там – за стеной – могло свершиться убийство.

Я начала интенсивнее водить руками.

Ничего.

Темнота. Тишина. Гладкие стены.

Прошли еще драгоценные минуты. Десятки минут. Может даже полчаса.

А я все еще ходила по кругу. По правде говоря, я даже не понимала, где дверь наружу.

Еще минуты.

Темнота. Тишина. Гладкие стены. Я здесь одна. Они – там. Убийца уже рядом.

Ледяной пот стекал по моей спине. Дыхание участилось. Минуты бежали. Бежали.

Темнота. Тишина. Гладкие стены. Ни единой зацепки. Как мне выбраться от сюда?!

Время. Время шло.

Темнота. Тишина. Темнота. Гладкие стены. Демоны! Мне надо к нему!

Время уходило. Уплывало сквозь пальцы.  Глаза так и не привыкли к тьме. Я не могу выбраться. А в соседней комнате нужна моя помощь!

А у меня лишь : темнота. Тишина. Гладкие стены.

Мне надо к нему! Мне надо спасти его!

Темнота. Тишина. Темнота.

Мои руки скользили по ледяным стенам. Пальца начали царапать их. Но на поверхности не оставалось ни царапины.

Время. Время. Время. Оно уходило.

Вокруг лишь тьма. Я здесь одна. Он там – за стеной. А я – здесь. В темноте. Тишине. Среди этих ледяных стен.

Я закричала, что было мочи.

Глупо, бессмысленно, но лишь чтобы разбить тишину.

Не помогло.

Мой голос застрял в горле. Темнота и тишина душили меня. Время уходило. Возможно, его уже совсем не осталось. Смешно, я ведь всегда боялась утонуть, и думала, что Воображариум заполниться водой, а не тьмой…

И тогда я поняла. И руки мои упали со стен. Я осела на ледяной пол, и вперилась сухими глазами во тьму – плакать было бесполезно. Я слишком хотела спасти всех. Слишком хотела предотвратить убийства. Это была моя вина. Лишь моя. Я заперта в этой комнате от того, что слишком хочу из нее выйти. Вот он мой Воображариум. И мне никогда из него не выбраться.

Глава 24

Я поудобнее устроилась на полу. Он был холодный и гладкий, такой же, как и стены, окружающие комнату. Делать было нечего. Я застряла здесь. Наверное, за пределами Воображариума – все уже мертвы. А я – дура! Как я могла думать, что смогу выйти из этой комнаты?

Мне хотелось кричать, биться головой об стены, рвать на себе волосы. Но вместо, я лишь поудобнее устроилась на полу.

Сейчас мне надо было очистить сознание и заглянуть в себя.

Этому меня не учили на курсах детективов.

Медитацию – или частичное погружение в подсознание – практиковал один мой хороший друг. Его звали Альфрэд. Просто Альфрэд. Без фамилий и титулов. И он был вором.

Пути наши пересеклись лет восемь тому назад. Тогда я все еще была зла на судьбу и родителей, а у людей, таящих злобу, всегда определенный круг знакомых. Впрочем, это не относилось к Альфреду. Он всегда был весел, всегда учтив. Ему улыбались даже самые отъявленные типы, и «барон» квартала, в котором я жила, звал Альфреда не иначе, как «мой друг Ал».

Я с подозрением относилась к подобным жизнерадостным личностям. Тем более, что я знала, как именно «друг Ал», обчищает своих клиентов.

Альфред обожал втираться в доверие к богатеньким старушкам. Он сам похищал, а потом чудным образом «находил» их жирных балонок, притворялся разносчиком цветов, случайно зашедшим не по адресу, но все же отдавшим цветы «очаровательной» даме, стучался в их двери под видом бедного учителя пения, и очаровывал их своими соловьиными трелями. Тонкая, кропотливая работа. Но Альфред обожал так развлекаться. И, едва старушка была «готова», как он… Нет, не обчищал ее до нитки. Альфред всегда брал лишь одну вещь. Одну единственную.  Странно, но порой вещи эти даже не имели материальной ценности.

-Видала?- протянул он мне как-то серьги из двух булавок с ниточками посредине.

Я пожала плечами: голодная максималистка я тогда предпочла бы хороший бутерброд.

-Они отпугивают сонного человечка.

-Такие отпугнут кого угодно, - скривилась я.

Альфред лишь засмеялся. Он знал толк в магии. Умел ею пользоваться. Многое рассказал мне.

Не знаю, почему он выбрал именно меня себе в «ученицы». Сам Альфред говорил, это от того, что я – смешная. А возможно и по другим причинам… Я так и не спросила. Но Альфред научил меня многому. В том числе и смотреть в глубь себя, когда кажется, что уже нет выхода. И сейчас я следовала его совету.

Я сделала несколько вдохов и выдохов. Представила себя в полной тьме (Ага! Я и так в ней была!). Но моя тьма была моею душой, а не сгустком вредной магии вокруг.

-Что делать, когда на душе темно?  - задала я сама себе вопрос.

-Устрой вечеринку! – зазвенел в моих ушах голос Альфреда.

-Очень смешно.

-И вправду. Но тебе ужен свет. Хоть капля.

-Я не маг. Я не могу создать свет.

-Ты – не маг, - согласился Альфред, - Но ведь и нужно совсем чуть-чуть. Лишь капля. Хрусталик…

Я мгновенно распахнула глаза. Мои руки начали трястись и лихорадочно шарить в декольте моего корсета. (Еще одна дурная привычка прошлого – прятать некоторые вещички в декольте)

-Вот оно! – воскликнула я, нащупав платок.

Нервно, я развернула его, и,( как только я могла забыть(!?)) ,мой личный жидкий хрусталь взмыл в воздух, освещая собою все вокруг.

Тьма будто зашипела. Тишина разрушилась. Я увидела деревянные стены вокруг себя.

Не знаю, был ли то хрусталь, или моя потеря страха, но чары Воображариума спали. Я сидела в обычной плохо освещенной комнате. Деревянные стены. Деревянный пол. Пустой камин. Больше ничего. Или все же еще что-то?

В дыре камина все еще сидела ненавистная тьма. Я подошла ближе. Хрусталь освещал все, но только не ее. Я осмотрела камин повнимательнее. Красный мрамор. Никаких украшений. Лишь надпись по верху.

Я поднесла хрусталь ближе к ней. Это был шрифт Брайля – письменность слепых.

Читать его я не умела.

-Была не была, - подумала я, - Наверняка, тут что-то про тьму.

И я шагнула (а вернее согнулась) в нишу камина.

Три секунды я была словно закована в лед. Мои глаза не могли моргать. Легкие не дышали. Но когда все ушло, мне в глаза ударил свет много более яркий, чем от моего хрусталя. Так я и поняла, что оказалась в комнате номер четыре.

Едва мои глаза привыкли к свету, передо мною раскрылась самая отвратительная картина, которую я когда-либо видела.

Генри Соквел лежал на кровати. Тело его было обмякшим. Руки раскинуты по сторонам. Из раскрытого рта текла слюна. Глаза его были раскрыты, но зрачки закатились, и все, что я увидела – были его белки. Над ним – примерно в метре – маячил маленький зеленый огонек. От него комната озарялась неприятным, болезненно-зеленым оттенком, хотя по бокам кровати стояли свечи.