Тот развернулся, фыркая, подбежал к девушке и ткнулся мордой в ее руку.

--Я чувствую животных.-- Дана похлопала коня и улыбнулась.-Вернее, между мной и животными существует какая-то необъяснимая связь. Что-то вроде ответных реакций, или называй это как хочешь.

--Красавица и чудовище.

--Чудовище? -- Улыбка медленно сползла с лица девушки.

--Я совсем не то имел в виду. Но твоя власть над животными...

--Только не говори, что веришь в черную магию. Господи Боже мой! И я не богохульствую, когда упоминаю имя Господа всуе. Ты что, не веришь в любовь? Животное чувствует ее. А я, подозвав жеребца, чувствую себя предательницей -- ведь скорее всего он послужит нам ужином.

Через час они въехали в лагерь, разбитый на берегу моря. Конь, тащивший двух седоков, едва передвигал ноги. Назвав пароль, они проехали мимо часовых и попали в низину, расположенную на зазубренном низком холме. В воздухе витали соблазнительные ароматы жареной рыбы, от которых текли слюнки. Четырем мужчинам, отправившимся в красные воды на маленькой легкой складной лодочке, крупно повезло. Или это было Божье провидение. Ведь они вообще не надеялись поймать что-либо, потому что практически все живое в море умерло. Святой Иоанн недооценил масштабы катастроф, когда предсказал, что будет уничтожена треть всех морей. Вернее, предсказания его оказались не совсем полными.

--Так что, нам не придется забивать жеребца? -- спросила Дана Вебстер, указывая на тринадцать больших рыбин, жарящихся над огнем в дюралевых сковородках.

--По крайней мере, не сейчас,-- ответил Кельвин.

--Я очень рада.

Кельвин тоже был рад, но любовь Даны к животным не произвела на него впечатления. Он знал слишком много детоубийц, которых беспокоило жестокое обращение людей с собаками и кошками.

В лагере Кельвина со спутницей встретили мужчины и женщины -худые и загоревшие до черноты под беспощадно палящим солнцем. Черты их лиц заострились, словно куски красного дерева, обточенные песчаными вихряями. Люди эти словно светились от великой силы, порожденной уверенностью. Они прошли сквозь гонения, катаклизмы и битвы со слугами Зверя после того, как силы его иссякли после катастроф. "Блажен и свят имевший участие в первом воскрешении. Над ними смерть вторая не имеет власти, но они будут священниками Бога и Христа и будут царствовать вместе с Ним тысячу лет".

Однако, размышлял Кельвин, утверждение, что вторая смерть не властна над ними, очевидно означает, что те, кто устоял против Зверя во имя любви к Богу, не будут судимы заново. Но они _могут_ умереть, а умершие не вернутся на Землю, пока не пройдет тысяча лет. И тогда они восстанут вместе с другими мертвыми в новых телах и будут свидетельствовать на последнем суде. То есть верующим, умершим до пришествия Зверя, будут даны новые тела, всем же прочим придется лишь подчиниться уготованной им участи. И придет Альфа и Омега, начало и конец, последнее царствование.

Вот такие помыслы и сформировали тела и выражение лиц людей в лагере. Они стали святыми, и ничто уже не могло поколебать их святость. Но и святые могут испытывать жажду и голод, уставать и разочаровываться. И они могут убить, если потребуется.

В отряде не было детей, и во время путешествия через континент и моря никто не видел ни одного ребенка младше семи лет. Время детей придет в конце тысячелетия.

--Кто это к нам пожаловал? -- спросила Анна Силвич.

Анна, высокая сероглазая блондинка, выглядела бы красивой при более благоприятных условиях. Сейчас ее тело иссохло так, что повсюду выпирали кости, а белая кожа потемнела и потрескалась. Несмотря на это, Анна очень нравилась Кельвину, и он собирался сделать ей предложение, как только отряд достигнет Возлюбленного города. Если бы Анна согласилась, они могли бы пожениться и раньше, поскольку любой член отряда мог провести свадебную церемонию. Все они стали священниками. Но Кельвин не хотел предпринимать никаких действий, отвлекающих его разум от самой важной цели -- добраться до Возлюбленного города.

--Эта девушка заявляет, что она христианка,-- сказал Кельвин.

Анна достала из кармана рубашки какой-то напоминающий карандаш пластиковый предмет, нацелила его на лоб Даны Вебстер и выдвинула вперед одну секцию этого предмета.

--Вот видишь,-- хмыкнула Вебстер,-- нет у меня дьявольской метки.

Анна шагнула вперед, схватила девушку за волосы и нагнула ее голову. Кельвин хотел было возразить против излишней грубости, но передумал. Ему хотелось посмотреть на реакцию Даны -- а вдруг она разозлится и выдаст себя?

--Ни одного рубца,-- сказала Анна, отпуская волосы девушки.-Но это ничего не значит. Если бы у меня был микроскоп или хотя бы лупа...

Дана Вебстер не сказала ни слова и только насмешливо посмотрела по сторонам. Даже если ей и не понравился не слишком любезный прием, это никак не повлияло на ее аппетит. Она с удовольствием съела рыбу, бисквиты и консервированные персики. Персики и бисквиты нашел в развалинах какого-то дома Шерборн, маленький человек с большим чутьем на спрятанную пищу.

Перед едой Кельвин прочел благодарственную молитву, но после того, как присутствующие быстро расправились с пищей, сообразил, что надо еще что-то сказать.

--Господь добр к нам и послал нам сегодня достаточно еды, чтобы мы восстановили силы. И мы можем встретить завтрашний день с уверенностью, что Он даст нам еще пищи. Судя по сегодняшнему улову, в Средиземном море все еще водится рыба. И ее, должно быть, достаточно, чтобы накормить нас на пути к Возлюбленному городу.

Он заметил, что Дана Вебстер вместе со всеми сказала: "Аминь". Это могло не значить ровным счетом ничего, кроме того, что девушка отлично справляется со ролью христианки -- если это на самом деле всего лишь роль. А что, если она ведет себя искренне? С другой стороны, по дороге к лагерю Дана позволила себе сделать несколько странных заявлений. И Кельвин спросил, о каких таких _пришельцах_ шла речь.

Девушка оглядела обожженные солнцем лица с выдающимися скулами, впалыми щеками и темными кругами вокруг горящих глаз.

--Не стоило мне говорить о своих сомнениях, или, вернее, размышлениях,-- сказала она.-- Надо было подождать, пока мы доберемся до Возлюбленного города. Тогда бы все, так или иначе, встало на свои места. Правда, к этому времени уже могло бы быть слишком поздно. Я не хочу разговаривать на подобные темы, потому что вы решите, будто я -- язычница. Но у меня есть некоторые соображения, и я должна их высказать. Разве не таков путь христианина?

--Мы не слуги Зверя, если ты это имела в виду,-- сказала Анна.-- И не собираемся никого убивать только потому, что его соображения по теоретическим вопросам отличаются от наших. Конечно, мы не станем слушать богохульства. Но если ты христианка, то не станешь богохульствовать.

--Сразу понятно, что я не нравлюсь тебе, Анна Силвич,-хмыкнула Вебстер.-- Конечно, это вовсе не значит, что ты не христианка. Вполне можно любить человечество и при этом, по той или иной причине, испытывать неприязнь к какому-то конкретному человеку. Даже если этот человек одной с тобой веры. Но и такое объяснение не оправдывает тебя, если ты проверяешь себя и пытаешься выяснить, почему не можешь меня любить.

--Да, ты мне не нравишься.-- Гневный голос Анны слегка дрогнул.-- Что-то в тебе есть странное -- может, запах...

--Запах серы, я полагаю? -- съязвила Дана.

--Господи, прости меня, если я ошибаюсь,-- вновь заговорила Анна.-- Послушай, ты ведь сама знаешь, через какие ужасы мы все прошли. Предатели, шпионы, тюрьмы... Мы видели, как наших детей и товарищей пытали, а затем обезглавливали, как мнимые друзья отворачивались от нас или бросали в самые страшные моменты нашей жизни. Что тут говорить, ты и сама знаешь все это, кем бы ты ни была -- христианкой или Иудой. Но в одном ты все же права, упрекая меня. Я не должна была говорить, что от тебя воняет дьяволом, пока у меня нет реальных доказательств. Но...