Кандзи. Да этот мерзавец бонза. Рис варит.

Усидзо (кричит в сторону кухни). Эй, ты! Будет тебе дымить. Тут крыс нету.

Кускэ (из кухни). И каких еще два здоровых крысака.

Усидзо. Это ты кого так обзываешь?

Кандзи. Смотри, живо ноги переломаю.

Кускэ. Как бы тебе самому башку не свернули.

Кандзи. Ах ты, бонзишка проклятый! Еще разговаривать! Отдавай деньги, что взял на днях, а не то… Выкладывай сейчас же.

Кускэ. Дудки… А за молитвы по тебе, когда издохнешь, кто мне заплатит? Наму Амида буцу…

Кандзи. Ну, хоть ты и бонза, я тебе сейчас покажу! (Хватает бутылку и встает.)

Кускэ. Драться? Это, братец, я всегда готов.

Усидзо. Эй вы, черти!., будет вам. Бросьте! (Хочет их остановить.)

Кандзи и Кускэ дерутся. Усидзо старается их разнять. Во время свалки он замечает приближающегося Идахamи.

Усидзо. Старшина!

Кускэ. Старшина? Тогда, пожалуй, хватит. Ай, ой! Запахло… Рис подгорел. Ай-яй-яй! Наму Амида буцу. (Бежит в кухню.)

Кандзи. Я тебе покажу!

Усидзо. Убирай скорей.

Кандзи. Да. (Поспешно уносит в кухню бутылки и посуду.)

Усидзо с осьминогом в руках следует за ним. Входит Идахати. В руках у него копье. За ним – четверо парий, его помощников по обязанностям палача: Tema, Тор амацу, Дэнхати, Гэнкити.

Идахати (помощникам). Спасибо, ребята. Заходите, поднесу по чарке.

Тета (к товарищам). Раз старшина приглашает, что ж? Давайте угостимся.

Все рассаживаются на галерее. Из кухни выходят Усидзо и Кандзи.

Усидзо. А, старшина. Здравствуй.

Идахати. Здорово, Кандзи. Когда я уходил, то заказывал тебе сакэ. Готово?

Кандзи. Готово и переготово.

Идахати. Эге… ты уж хватил.

Кандзи. Малую толику… Всего только попробовал, в самый ли раз.

Идахати. Врешь. Язык у тебя – как у полчеловека, а глотка – как у двоих. Ха-ха-ха!

Усидзо. Кого сегодня казнили?

Идахати. Женщину… Славная баба.

Кандзи. Я видел, когда ее возили по городу. Лет двадцати пяти… Ладная бабенка.

Из кухни выходит Кускэ с перевязанной рукой.

Кускэ. Старшина… (Приветствует его.) Я тоже ее видел. Немного смугловата, но женщина хоть куда.

Кандзи. Что она там натворила – не знаю, но все же… колоть ее копьями жалко, что и говорить.

Кускэ. Будь я судья, сослал бы ее куда-нибудь подальше или еще что-нибудь. А то распинать – это чересчур.[15]

Идахати. Услыхали, что баба, – все и повылезли смотреть. Ха-ха-ха! Она жена какого-то торговца из Рёгоку. Сошлась с приказчиком и хотела было мужа убить… Смертная казнь за это положена. Так ей и надо. Мы сегодня работали вместе с Ситибэем. Привязали к столбу, как полагается… показываем ей копья. И что ж бы вы думали? Она смеется.

Кандзи (переглядываясь с Кускэ). Ну и баба.

Кускэ. Прямо жуть берет.

Идахати. Не боится. Забавно. Гляжу я в ее смеющееся лицо и копьем под правую грудь как ткну. Ситибэй – под левую. А она все улыбается.

Усидзо. Да, выносливая.

Идахати. Тут мы и начали ее с двух сторон – поочередно. Я – в правый бок, он – в левый. Обыкновенно после семнадцатого-восемнадцатого раза из женщины и дух вон, а эта шевелилась и тогда, когда я ей засветил двадцать пятое копье! Упрямая баба оказалась.

Кандзи и Кускэ (вместе). Брр…

Идахати. Что рожи корчите? Выйдете в люди – сами будете этим делом заниматься.

Кускэ. Нет… От этого уж – увольте! Наму Амида буцу.

Идахати. Ты опять за свою старую песню? Брось! Лучше вот вытри кровь с копья и положи его туда. (Передает оружие Кандзи.) Я пойду переменю платье. А у вас чтоб было все готово.

Кускэ. Ладно, ладно.

Идахати снимает гэта и входит в дом.

Усидзо (пришедшим). Ребята, помогите-ка перетащить сюда сакэ и закуску.

Парии выносят из кухни сакэ и закуску; для Идахати ставят маленький столик.

Кандзи. Ну прямо пир. Поглядите-ка на эту рыбу… Как покромсал-то. Видали, как Кандзи работает ножом? А?

Тета. Да. Знатно нарезана.

Усидзо. Сегодня старшина угощает. Пейте сколько влезет.

Из внутренних помещений входит Идахати в другой одежде.

Идахати. Веселитесь, ребята! Зачем мне отдельно поставили? Будем пить вкруговую.

Все усаживаются и начинают пить.

Тета. Я слышал, старшина… Сегодня как будто день твоего рождения.

Идахати. Пожалуй, да… Собственно, день моего перерождения. Как раз ровно пять лет назад я неудачно покушался на самоубийство в Есиваре и попал за это к нашему Дзэнсити в парии.

Усидзо. Уже пять лет? Ну и летит же время. Ты тогда был красивый, благородный самурай. Мы все потихоньку даже жалели, что такого славного парня и вдруг – в парии. Ну что ж? Ты и рода знатного, грамоту знаешь, в воинском искусстве смыслишь – быть тебе у нас старшиной. Теперь ты самый распрекрасный старшина.

Кускэ. Я появился здесь чуть раньше тебя. А как был бонзой, так и остался.

Идахати. Да… тебя тоже у столба в Нихонбаси выставили.

Кускэ. Ведь я самую главную статую Будды в храме и ту заложил. И все из-за чего?… Из-за того, что ходил в веселые местечки… Наму Амида буцу…

Идахати (пьет). Какая у тебя скверная привычка осталась… это твое «Наму Амида буцу». В первое время, когда я сразу из самураев перелетел в парии, то все дни охал и ахал… «Как же так? Какая злая судьба!» А потом здешний дух пропитал и меня… И опять стало интересно жить. Во-первых – свободно. Никакой тебе обузы вроде этой самурайской службы. И как только я ее переносил так долго?

Усидзо. Правильно. Чем служить всяким князьям – так куда свободнее.

Идахати. В тот день, когда я сюда явился, самурай Идахати исчез… И в мире народился новый человек – пария Идахати. Поэтому я и решил, что этот день будет днем моего рожденья. Буду праздновать его каждый год.

Тета. Вот оно в чем дело. Теперь понял. Значит, бабенка, что приходит сюда из Синагавы, и есть та самая из Ёсивары?

Кандзи. Она. Теперь тоже в париях, а раньше была куртизанкой… Красотка, скажу я вам.

Идахати. Которая лучше? Она или сегодняшняя, что везли казнить?

Кускэ. Можно ли сравнить… Твоя в десять раз лучше: все при ней… И красива, и статна…

Идахати. Скоро я тебе покажу еще получше. (Смеется.)

Усидзо (обращает внимание на помощников Идахати). Эй, чего не пьете?

Торамацу. А разве мы зеваем? Когда можно выпить, маху не даем.

Дэнхати. Пока вы тут говорили – мы под тихую… Видишь тарелки – пустота.

Усидзо. Да…

Гэнкити. Нет ли еще чего-нибудь поесть? (Смотрит направо.) А! Вот тебе и закуска… славная… (Подходит к краю галереи.) Собачка, собачка… Пойди сюда!

В сад забегает собака.

Торамацу. Заблудилась, видно, из какого-нибудь дома…

Идахати. А нам что за дело? Зарежем ее и съедим.

Дэнхати гоняется за собакой. Та убегает.

Дэнхати. Проклятое животное! Убежала.

Тета. Ступай в поле… Там змеи и жабы… Уж появились, верно.

Торамацу. Да… Я на днях видел… ползла этакая громадина.

Гэнкити. Ну вот. Сходи и поймай штуки две-три.

Идахати. Теперь уж не к чему. Ладно. Как-нибудь обойдетесь… одним сакэ.

Дэнхати и Гэнкити (вместе). Ну так и быть. (Присоединяются к остальным.)

Идахати. Да… кстати. Разговор о закуске мне напомнил… Усидзо! Что моя «закусочка» – цела?

Усидзо. Не беспокойся. На полочку положена… Жена глаз не спускает. Будет цела, хоть меня и дома нет… Ни шагу не сможет сделать.

Кандзи. Загадки какие-то, а не разговор. Что это еще за «закусочка»?

Усидзо. Скоро поймешь. Помалкивай.

Тета. Уж не змея.

Кускэ. По-моему, речь идет о женщине.

Идахати. У тебя хороший нюх. Дело вот в чем: сегодня я женюсь.

Все. Хэй!?[16]