– А ты?
– Нет.
– А хочется?
– Немножко.
– Ну и дурак.
– В общем-то обойдусь. Я спросил просто.
– Так я тебе и дал хоть что-нибудь. Сам обо всем думай, раз такой умный.
Киншоу повернулся и поскорей зашагал прочь по траве к новому кустарнику. Он знал, что тут же услышит за собой шаги Хупера. Так оно и вышло. Только тот сперва молчал.
Куда девались покой и радость. Киншоу неинтересно стало смотреть и слушать. Он только и думал, что вот Хупер тут и неизвестно, что он еще выкинет. Хотя здесь с ним, наверное, не так страшно, как в «Уорингсе». Там его территория, там он хозяин. А здесь они вроде почти равны.
Скоро Киншоу заметил, что тропка совсем исчезла. Остался толстый буро-зеленый ковер листвы, а на нем прутики, палки, и корни вылезали из-под земли как веревки. Кругом, куда ни пойди, все одинаково. Он шел прямо, напролом, через чащу. Но далеко ли конец, он понятия не имел, он ждал, что вот-вот будет просвет, а его все не было.
Солнце там и сям пробивало плетево листьев и стекало по стволам как вода. Но в общем листва была плотная и почти не пропускала света. В глубине леса стало душно, трудно вбирать воздух, горячий и необыкновенно густой. Тенниска липла к спине у Киншоу. Надо было остановиться и снять свитер.
Он продвигался с трудом, продирался сквозь заросли, плотные кусты, видел только на ярд вперед и вдруг вышел на новую поляну. Она тянулась и тянулась. За ним по пятам, он слышал, шел Хупер. Но оба теперь уже двигались по законам леса, почти бесшумно.
Когда они вломились в непролазную гущу шиповника, сразу зацепились за него и встали, чтобы отцепиться, Киншоу услышал тот звук. Звук был странный – не то хрюканье, не то ржанье и все же что-то другое. Киншоу замер. Хупер, сзади, сделал еще несколько шагав и тоже замер, совсем рядом.» Он дышал прямо на Киншоу. Ржанье повторилось, и тотчас хрустнула ветка.
– Что это?
Киншоу повернул голову и увидел лицо Хупера. Зубы у него были крупные, в щербинках, и между двумя передними щель. Над верхней губой выступили капельки пота. Киншоу подумал: «Он настоящий, он сделан из того же, что и все». Он как-то успокоился от того, что Хупер рядом и от него пахнет обычным человеческим запахом. Господи, да что он ему сделает?
– Шум какой-то. Тут кто-то есть.
– Кто?
– А я откуда знаю?
– Не человек, люди так не шумят.
– Ага.
– А теперь тихо.
– Ушел, наверное.
Опять заскрипели сучья, и тут они услышали тихие, тяжелые шаги в прелой листве за кустами.
– Пойди посмотри.
– Может, это...
– Кто?
– Не знаю.
– Пойди посмотри.
Оба затаились.
– Испугался!
– А сам-то?
– Дурак.
– А чего же тогда посмотреть не можешь?
– Я первый сказал – пойди посмотри. Ну!
Они шептались. Минуту спустя Киншоу шагнул вперед; он осторожно раздвигал ветки, потому что не знал, что он сейчас увидит. Ему мерещились блестящие глаза, нацеленные копья. Лес весь замер, напрягся, что-то им готовил. Киншоу вспомнил диких кабанов, он про них читал, они рыщут в чащах, а охотники их подстерегают, и бросаются на них, и вонзают ножи им в горло, и в глаза, и в сердце. Бывают еще дикие боровы, грязные, вонючие. Снова раздалось ржание, Он опять осторожно шагнул.
Он увидел поляну и солнечный свет, а прямо напротив, между двумя стволами, стоял олень. Он был песочного цвета и весь дрожал, а глаза были громадные и блестели. Киншоу понял, что олень ужасно перепугался, больше даже, чем он сам. Он скользнул назад, в кусты.
– Это олень.
– Какой?
– Не знаю. Обыкновенный. Рога такие кудрявые.
– Ветвистые, балда.
– Ага.
– Я в жизни их не видел.
– Ну да? А в зоопарке?
– Я там в жизни не был.
Киншоу от удивленья даже присвистнул. Вот уж он не ожидал, что хоть в чем-то переплюнет Хупера.
– Что же делать?
– Да ничего. Не тронет он нас.
– Ладно, лучше пошли отсюда, – сказал Хупер.
Киншоу отступил в сторону. Он вспомнил, что Хупер ему вообще не нужен. Хупер отпихнул его и прошел вперед. Ветки тут же сомкнулись и почти скрыли его из виду. Киншоу на секунду показалось, что он опять один. Олень снова подал голос.
– Чего это он? – шепнул Хупер из-за кустов.
– Боится, наверное. Может, других предупреждает.
– Думаешь, их тут много?
– Не знаю. Я думал, это ты все про все знаешь.
– Заткнись.
– Они поодиночке не водятся, это каждый дурак знает.
– Ага. Пошли за ним, Киншоу, может, мы тыщи их увидим, а? Мало ли что мы еще увидим!
Киншоу услышал, как Хупер шумно шагнул и олень, убегая, захрустел кустами. Киншоу вышел на поляну. Тут же впереди, за деревьями, мелькнул лисий хвост.
– Пошли, – сказал Хупер.
Киншоу за ним пошел. Они прошли под дубами, где раньше стоял олень, и углубились в чащу.
Скоро Хупер сказал:
– Тише ты. Надо тихонько подкрадываться. Охотники всегда тихонько.
– Какие, мы охотники.
– А почему? Ты же хочешь его выследить? А будешь так хрустеть, ничего не увидишь.
Киншоу промолчал. Он бесился, что опять Хупер командует, вышел вперед и рассказывает ему, что он должен делать. Распоряжается. Зато он, кажется, здорово увлекся оленем и не собирался гадить Киншоу. И то хорошо. Для него все было прогулка, приключенье, игрушки. Скоро, правда, Киншоу сам от него заразился. Хупер побежал по поляне, и он за ним, хотя шумели они так, что олень, конечно, умчался черт-те куда. Хупер как-то чудно скакал, прыгал, вдруг кидался вперед. Потом упал на четвереньки и пополз вокруг дерева.
– Мы охотники, – зашипел он. – Ни звука. Тут водятся дикие кабаны. И медведи.
– Они вместе не водятся, так не бывает.
– Ложись, ложись.
Киншоу пополз. Он обдирал коленки о сучья и можжевельник. Лес стал другой, листья отодвинулись вверх, а стволы наклонились. У Киншоу даже голова закружилась. Сладкий гнилой дух прели забирался между коленками и приставал к ладоням. Он видел несчетных букашек, пауков и блестящих жуков, они суетились среди прутьев. На прутьях был мох. На некоторых – розоватый и махристый, как водоросли. Он был скользкий и мокрый.
Вдруг Хупер растянулся на земле, ногами чуть не в лицо Киншоу. Он что-то высматривал в кустах.
– Тут!
Киншоу подполз к нему. Олень стоял чуть поодаль, изготовясь для прыжка. Шея у него напружилась, как будто вот-вот надломится.
– Тут небось еще есть, – сказал Хупер. – Наверно, на водопой
– На водопой?
– Ну да. Есть же тут ручей – верно? А может, даже река.
– Не знаю.
– Как же. В лесу всегда бывает.
– А-а.
Хупер приподнялся и снова пополз к оленю. Земля теперь шла чуть под уклон, и хоть деревья тут росли реже, зато гуще стала трава, и крапива и плющ доходили до колена. Здесь было сыро. Каждый раз, как отрывал от земли ногу, Киншоу слышал глухое чавканье. Парило. Дышать почти нечем. Киншоу утер пот с лица.
– Погоди-ка, я встану. В этой штуке жутко жарко.
И сразу удивился, зачем надо было это говорить. Он сам по себе, и при чем тут Хупер? Хупер просто за ним увязался и затеялся с этой охотой, и незачем ему докладываться. Но он вдруг сообразил, что сейчас ему не мешает, что Хупер рядом, он даже, наверно, рад – уж очень далеко они забрались в лес. Зря он только позволил ему командовать. Он стал думать, как бы поставить Хупера на место.
Когда он стаскивал свитер, взгляд его упал на часы. Девятый час, они уже больше двух часов в лесу. Он испугался.
– Ну, Киншоу, давай пошли.
– Надоела мне эта игра.
Хупер весь перекосился от презренья.
– Игра? Мы же оленя гоним. Лично я, во всяком случае. А ты как хочешь.
– Мне надо идти. Мне пора.
– Куда это?
– Ну, отсюда. Я пройду полями за лесом, а потом...
– Ну, куда?
– Отстань. Никуда. А тебе обратно пора.
Хупер покачал головой.
– Я отчалил.
Киншоу засунул свитер в ранец. За спиной у него был кустарник, из которого они только что выбрались. Он зашагал вперед.