— Я помню, — согласилась Кассандра,

— Как же я рад, что мы друг друга понимаем, — констатировал Хоакин с выразительным облегчением в голосе. — А ты, Кэсси?

— Я тоже, — вынуждена была ответить женщина.

— Замечательно! — жизнерадостно заключил он.

Кассандра готова была просить его уйти, настолько ее измучил этот разговор. Она нуждалась в передышке.

Хоакин Алколар, сын своего отца, запутавшегося во внебрачных связях, свято верил, что быть честным с женщиной — это значит ничего ей не обещать, не подпитывать иллюзий, называть вещи своими именами и отпустить, когда в этом возникнет потребность.

Так он и делал. Сразу определял рамки действия интимного соглашения. Год, и ни днем больше. Секс, а не любовь. Сожительство, а не брак. Утехи и абсолютная свобода, а не дети и обязательства.

И формально все было честно. Не так, как у старика Хуана Алколара, который, распутничая, всегда играл в любовь. Увлекался при этом настолько, что женщины спешили порадовать его ребеночком, в чем был, конечно же, и определенный меркантильный расчет с их стороны…

Хоакин еще раз строго посмотрел на Кассандру. Она напряглась, сосредоточенно выжидая.

— Итак, могу я считать, что получил твое согласие? — спросил он.

Женщина нахмурилась, старательно соображая, чего касается этот вопрос — ее участия в переговорах в качестве переводчика или сознательности в интимных отношениях с ним?

Она ответила наобум:

— Да!

— Вот и умница, — похвалил он. — Лучше, чем было, уже не будет. С каждым днем нашего совместного пребывания мы приближаемся к концу милых отношений. От прочих пар мы отличаемся только тем, что не носим розовые очки и не стремимся к невозможному.

— Никаких уз, никаких обязательств, — сдала экзамен Кассандра.

— Совершенно верно, — одобрительно произнес Хоакин.

— Разве я когда-нибудь просила тебя о большем? — внезапно спросила она.

— Открытым текстом, — нет. Но твои недовольства в последнее время заставили меня думать, что ты с сомнением относишься к нашим предварительным договоренностям, — дипломатично проговорил винодел. — Но как можно требовать от человека то, что он заведомо не способен дать тебе? Когда ты поймешь это, жизнь станет намного проще.

— А если я никогда не смогу этого понять?

— Это будет самым печальным исходом… для тебя, дорогая. В первую очередь для тебя.

Кассандра почувствовала, что если сейчас не останется одна, то будет жестоко задушена подкатившими слезами.

— Я все-все поняла, Хоакин. Если ты торопишься на работу, не задерживайся. Я все сделаю так, как ты скажешь, — пообещала она. — Ты вернешься к ужину?

— Я вернусь раньше. А после ужина мы продолжим то, на чем остановились, — зловеще проговорил Хоакин и провел рукой вверх по обнаженному бедру Кассандры. — До вечера, — сказал он и властно поцеловал ее в дрожащие губы.

— До вечера… любимый, — пролепетала Кассандра и разрыдалась, лишь он успел прикрыть за собой дверь.

Но Хоакин услышал эти невольные всхлипы и тут же вернулся.

— Чего стоят все твои уверения?! — прогремел он. — Как вообще с тобой можно о чем-то договариваться?! Ты могла не соглашаться на мои условия, но ты приняла их. Притом добровольно, без всякого принуждения. Согласилась быть моей любовницей, жить со мной, зная наперед, что это временно, что никаких брачных клятв никогда не услышишь. К чему теперь все эти слезы? Ты полагаешь, что на меня это подействует и я передумаю? Ошибаешься. Я лишь окрепну в своем желании поскорее развязаться с этим. Я вообще не понимаю, как вы, женщины, делаете трагедии из подобных пустяков. Мы что, плохо время проводим? Тебе, может быть, плохо со мной? Тогда тем более нужно радоваться, что нас не связывают узы! — разъяснил ей Хоакин. — Так мы продолжим то, на чем остановились? — фривольно поинтересовался он, вновь задрав ее легкую тунику.

Кассандра в слезах была готова прокричать «нет», но лишь робко спросила:

— Прямо сейчас?

Впрочем, Хоакин начал исполнять задуманное и без ее согласия. Он слишком долго клокотал гневом, чтобы теперь отказать себе в возможности выплеснуть накопившееся эмоциональное напряжение. Так он ставил точку в дискуссии.

Но Кассандра любила его безумно. Она покорялась, наслаждаясь. Женщина отдавала себе отчет в том, что такая любовь — болезнь. Но она не знала лекарства от этой болезни и совершенно не желала излечения от нее.

Кассандра испытала такой экстаз, какого не переживала прежде. Ее слезы жгли лицо, безудержно сочась из глаз, а она была счастлива.

Хоакин попытался подняться с постели, но она обхватила его за плечи.

— Останься, любимый. Останься! Побудь со мной еще немного! Умоляю тебя, — шептала женщина, не переставая плакать.

Он холодно посмотрел на нее и, жестко освободившись от ее рук, покинул комнату. За ним вновь закрылась дверь.

В этот миг что-то перевернулось в Кассандре. Она видела, с каким раздражением он хлопнул дверью, и ее сердце словно погрузилось в холодную темную пустоту. В один миг слезы перестали литься из глаз.

Обледенелая Кассандра застыла на постели. Женщина с брезгливостью думала о себе, о той, какой стала за прошедший год. Она всю себя исчерпала для него одного. Она больше не была собой прежней. Добровольно превратила себя в придаток похоти этого человека, сделалась средством для достижения удовольствия. На ее месте могла быть любая женщина, он, не лукавя, многократно давал ей это понять.

— Боже! — воскликнула она. — Как я могла надеяться на что-то? Как? На каких основаниях? Какая же я дура!..

Кассандра уронила голову на руки.

Она любит, страдает, болеет своей любовью. Она счастлива быть с ним, и сознание этого окупало все ее муки до сего момента.

Она не сможет жить без него, но и жить с ним также не сможет, после того, как он презрительно оставил ее, насладившись своей сексуальной властью и демонстративно хлопнув дверью.

Кассандра прощала ему все и готова была простить еще больше. Но все ради того, чтобы однажды, когда он изменится, остепенится, быть с ним рядом. Она надеялась честно выстрадать этот тяжелый период взаимной притирки, пока он сам не поймет, что нашел свою спутницу. Она действительно верила в это. И эта вера крепла с каждым днем. И даже минуту назад именно эта вера толкнула Кассандру в очередной раз отдаться на волю его каприза… Пока он не хлопнул дверью. Не опустил занавес между собой и ею, между ее надеждами и реальностью. Он словно отсек все многоточия. Решил все за нее.

Кассандра поняла, что если у нее недостанет сил бежать из этого дома сию же минуту, она обречет себя на растворение в нем, сделается ничем, пустым местом, бездонной пропастью человеческого отчаяния. Но он свое намерение непременно выполнит, как только в календаре не останется свободных ячеек. И пойдет своим путем. А что станет с ней, этого Кассандра не могла представить.

В апатии она просидела на постели около часа, пока из забытья ее не вывел телефонный звонок.

Сработала привычка. Кассандра улыбнулась и бросилась к телефону с восторженным предположением: «Наверное, это Хоакин!»

— Хоакин! — воскликнула она, подняв трубку.

— Ошиблась. Другой брат, — ответил, рассмеявшись, Рамон.

Его жизнерадостный и ласковый голос резанул по сердцу, как сталь ножа.

— Но я ищу Хоакина. Хотел поговорить с ним. Полагаю, дома его нет… Жаль, — задумчиво произнес звонивший.

— Ты прав. Дома его нет, — разочарованно проговорила Кассандра. — Позвони ему на работу.

— У тебя странный голос, Кэсси. Что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовался «другой брат».

Кассандра полжизни бы отдала за половину такой чуткости в ее возлюбленном.

— Кэсси, почему молчишь? Что с тобой?

— Все, — произнесла сквозь слезы женщина. — Рамон, понимаешь? Все!

— Беда какая? — взволнованно воскликнул тот.

— Я не могу больше.

— Вы поссорились? — предположил Рамон.

— Я ухожу. Это невыносимо!

— Странно. А мне всегда казалось… Так значит… Невероятно! Что случилось? Можешь ты мне толком объяснить? — пытался выяснить звонивший.