Все время, пока идут перестрелки, режим Кокойты обвиняет в них Саакашвили. Но при этом естественно возникает три вопроса. Во-первых, это именно Грузия осуществляет большую строительную программу в селах Большой Лиахвы. Там строят современные кинотеатр и кафе. Так открывают гостиницу и бассейн. Туда, в новые пятиэтажки, на должности с окладом в 500 долларов, бегут власовцы и предатели. В то время как деньги, которые отпускает Россия на Южную Осетию, куда-то испаряются.

Режим, который строит объекты «из стали и тонированного стекла», не заинтересован в войне. Режим, у которого пропали деньги на стройку, заинтересован в войне, которая спишет ворованное и избавит население от привычки задавать вопросы.

Во-вторых, а зачем, собственно, грузинам перестрелки? Главный фактор победы — внезапность. Армии и разведки тратят миллионы на то, чтобы обмануть противника и скрыть свои военные приготовления. С точки зрения международного права, Южная Осетия — часть Грузии. Чтобы ввести в Цхинвали войска, Грузия не нуждается в предварительной эскалации конфликта. Наоборот, она нуждалась в полной секретности.

Другое дело — Южная Осетия. Она нуждается в таких перестрелках по тем же причинам, по которым в них нуждаются «Хезболла» и ХАМАС.

И в-третьих. Главным фактором поражения для Грузии стал Рокский тоннель. С самого начала было ясно, что единственный способ добиться победы для Грузии — это перекрыть Рокский тоннель и Транскам. Грузия легко победила Южную Осетию. Грузия автоматически проиграла России. Однако у Грузии есть очень простой способ перекрыть Рокский тоннель. Этот способ совершенно неотразим. При применении этого способа через тоннель не пройдет ни один танк, ни один БТР. Нет оружия, которое победит этот способ. К тому же этот способ не стоит ни копейки. Он называется «зима». Зима перекрывает все. Транскам. Верхний Ларс. Дагестанские перевалы. Она отрезает Южную Осетию от России, при этом внизу, на равнине, условия для войны вполне приемлемые. Для того чтобы захватить Южную Осетию, Грузии достаточно было начать войну зимой.

И вот Грузия начинает перестрелки, которые ставят крест на всей строительной программе в Курта, которые сводят на нет весь фактор внезапности, которые ведут к началу войны в самый неблагоприятный для Грузии и самый благоприятный для России момент. Сумасшедший человек Саакашвили!

Россия сделала в этой войне одну стратегическую ошибку. А именно — привезла в Цхинвали целую кучу журналистов, которые должны были отразить справедливый отпор возмущенных добровольцев грузинскому агрессору. Чтобы не оставлять дело на самотек, журналисты были выбраны проверенные, испытанные, вроде Марины Перевозкиной из «Независимой газеты», которая много писала о коррумпированном марионеточном режиме Саакашвили со ссылкой на компетентные источники. А с патриотически настроенным телеоператором Альгисом Микульскисом — тем самым, которому принадлежит вышеприведенная цитата о зверствах грузинских нелюдей — вообще случилась удивительная история. Он работал на Калининградском ТВ, но — так случайно получилось — в июле его пригласили работать в Москву на телеканал «Звезда». И — так тоже случайно получилось — 1 августа его послали в первую командировку на Кавказ. Нет, не в Южную Осетию. На Эльбрус. Но тут получилось — опять-таки случайно — что командировка на Эльбрус отменилась, и 7-го числа телеоператора канала «Звезда» Альгиса Микульскиса послали в Цхинвали.

Большинство из этих журналистов вели себя очень правильно. Они не заметили, например, того, что бросилось в глаза одному чеченскому фотографу, имя которого я вынуждена опустить, и который самостоятельно приехал в Цхинвали 7-го днем. А именно — того, что город был пуст. Что в нем были только военные и журналисты, а на высотах по пути к Цхинвали стоял «Град». Они честно писали о том, как осетинский народ подвергается грузинской агрессии.

Однако с журналистом плохо что? Что он, зараза, когда пишет, то пишет с подробностями. А подробности рождают вопросы.

Все эти журналисты рассказывают одну и ту же историю: вскоре после 23.00 их обзвонили и построили во дворе штаба миротворцев. (На удивительность этой истории впервые обратил мое внимание А.Н. Илларионов.)

«Война началась ровно в 23.20 в четверг, — пишет Юрий Снегирев из «Известий», — журналисты стояли и ждали выхода командующего миротворцев Марата Кулахметова для экстренного сообщения, когда в 50 метрах от них взорвался первый снаряд. Все стало ясно и без командующего».

«Примерно в 23.30 всех журналистов срочно вызвали из гостиницы в штаб миротворцев, — пишет Марина Перевозкина. — Командующий собирался сделать заявление. Мы приготовили камеры и диктофоны, появился командующий, и в этот момент где-то на территории штаба разорвалась мина».

«Раздается звонок помощника Кулахметова по связям со СМИ Володи Иванова — срочно к командующему, срочно! — пишет ветеран НТВ Роман Гусаров. — Через пять минут уже у миротворцев. Здесь же практически и все коллеги. Выставляем камеры. Ждем Кулахметова. И вдруг ка-а-ак бабахнет!!! Где-то совсем рядом!»

Первое, что удивляет в этих рассказах — это разное время. Все сверили часы, и у одних получилось точно 23.20, а у других — точно 23.36. (А 28 августа в интервью CNN премьер Путин назовет совсем другое время: 22 часа 35 минут!)

Еще удивительней сама забота о журналистах. Наши военные обычно не строят журналистов во дворе штаба, чтобы сообщить о нападении врага. 22 июня 1941 года никто не вызывал журналистов, чтобы сообщить о нападении фашистской Германии. При захвате «Норд-Оста» никто не обзвонил журналистов, не построил их на плацу и не сообщил о захвате Дубровки Мовсаром Бараевым. Эти новости сообщали себя сами.

Наши военные вообще не любят публичности. Забота о том, чтобы все осветить в прессе — не первая их забота. Обычно получается так, что сначала начинается война, а потом долго пресса бегает за военными. А здесь все наоборот. Сначала военные обзвонили прессу и выстроили ее на плацу в ожидании какого-то объявления. И тут, когда ее выстроили — вдруг началась война. Зачем же прессу выстроили на плацу? Если ее выстроили на плацу, ожидая, что вот-вот начнется война, так ее не строить надо было, а по подвалам прятать. В момент начала войны на плацу должны строиться солдаты, а не пресса. И первая забота командующего в момент начала войны должна быть совершенно не о том, как построить на плацу прессу и что-то ей там сказать. В начале войны следует думать о враге, а не о прессе. Пресса как-нибудь сама разберется.

И уже совсем изумительным кажется то, что люди, которых не выстроили на плацу, называют совсем другое время начала войны: например, 23.00.

«Ровно в 23:00 все жители Цхинвала услышали, как со всех сторон посыпались выстрелы из тяжелых орудий», — пишет Ирина Келехсаева.

Этот парадокс легко понять, если вспомнить, что Тамарашени начали обстреливать в 23.00. И что Тамарашени и Цхинвали — это одно и то же место, просто разделенное границей. Для человека невоенного выстрелы по Тамарашени кажутся выстрелами по соседнему кварталу.

Поэтому и собирают во дворе журналистов. Обстрел грузинами Цхинвали разъяснять не надо. И так все понятно. А вот если на глазах даже самых официальных журналистов тяжелая артиллерия после объявления о прекращении огня сносит граничащее с Цхинвали село, то брифинг необходим. Потому что, конечно, журналисты отразят исключительно правильную позицию, но им ведь надо разъяснить, какая именно позиция является правильной.

А то одни, заслышав стрельбу, напишут, что никакой стрельбы нет, а другие — что стреляли сами грузины, а третьи напишут, что стрельба связана с тем, что после гнусных провокаций грузинской военщины российские миротворцы оказались не в состоянии удержать народ Южной Осетии, который в едином порыве хочет покончить с грузино-фашистским режимом. Собрались. Построились. Всем все было ясно. Все журналисты и так ехали освещать подлые провокации зарвавшихся грузинских милитаристов. И тут зарвавшиеся милитаристы влепили по-настоящему. Поэтому и путаются даже не в часах, а в минутах. Поэтому премьер Путин называет и вовсе фантастическое время — 22.35 мин. Минуты и метры тут очень важны: в этой войне, как в дерби, старт определяется по фотофинишу.