В пять утра прямо на площади перед Капитолием буквально из ничего – аут оф зэ блу – как метко определил это английский язык, на асфальте одна за другой, с интервалом в какие-нибудь доли секунды стали материализовываться крытые брезентом грузовые "опели блиц" с головорезами оберштурмбанфюрера Оскара Дирлевангера. Шар сосканировал их буквально сразу по окончании ими операции в Варшавском гетто. У эсэсовцев еще не успели остыть стволы автоматов, как они получили новый приказ с короткой но емкой формулировкой: акция возмездия.

Возмездия за безнаказанные бомбардировки Гамбурга и Дрездена, – как думал Оскар Дирлевангер… Возмездия за бомбардировки Белграда, как думал Олег Снигирев… …

Немцы в Вашингтоне

Еврееев тащат в гетто …

– Я буду честен, – как всегда буднично и сухо сказал Петров, -У нас нет лояльных нам сил в полицейских структурах. Все коррумпировано, везде во всех уровнях от сержанта ГИББД до генерала в ГЛАВКе на Петровке всюду полное моральное разложение. Никто и не думает и не будет думать о великой России, покуда не достроит свой коттедж в Кратово по Казанской дороге или на реке Пахре по Киевской… Все хотят только долларов, и я не знаю, как приступиться к решению нашей с вами задачи, даже имея неограниченную материальную поддержку.

– Мы предвидели это, – голосом шара ответил Олег, – мы предлагаем начать программу социальных преобразований с создания верных силовых структур…

– Из кого? – скептически спросил Петров.

– Вы поможете нам, а мы поможем вам – давайте думать вместе, в конце концов вам лучше знать ваши возможности! Давайте наконец создадим спецподразделения из курсантов лучших военных училищ, и будем платить им десятикратное против других жалование…нет, даже двадцатикратное! Это будет началом создания новых армии и полиции. И потом, самое главное – мы начнем перевоспитывать народ. Мы создадим трудовые лагеря с легкими сроками и обязательным общеполезным трудом. Там будет отличнейшее питание и прекрасные условия – как в домах отдыха. Но при условии труда, труда и еще раз труда. Работа будет сопровождаться обязательными политическими занятиями по патриотическому воспитанию. И по окончанию коротких сроков – год, два, три – мы будем получать новые кадры для строительства новой России.

– Но как и кем вы собираетесь обеспечить порядок и повиновение в этих лагерях?

Петров все еще сомневался.

– Я дам вам войска… Очень надежные… – ответил Олег голосом шара. Надежнее не бывает.

Если честно, то кабы не эта деревенщина ефрейтор Кандыба, то черта с два Колькины зэки сколотили бы этот помост! После того, как капитан Одинцов пристрелил бородатого контрика, зэки конечно стали крутиться-вертеться словно в задницу пчелой ужаленные, и подгонять не надо! Но дело в том, что половина зэков никогда не то что топора и пилы в руках не держала, но и вообще ничего тяжелее карандаша ручками своими беленькими не мацала… Хорошо, что Кандыба не забыл, как в деревне с батяней своим избы рубил, да еще хорошо, что среди контры двое оказались бывшими работягами метростроевскими. На них то все и выехало, слава Богу! А то Колька уже аж вспотел, когда глядь на часы, которыми его комдив еще в тридцать девятом году за стрельбу наградил, а времени то – всего час остался, а ни помоста, ни виселицы – только куча досок да бруса… Колька уж и правда стрелять собрался для острастки – и пистолет из кобура выпростал, но работа как то сама сладилась… Спасибо Кандыбе, хоть он и деревенщина неотесанная.

А с помостом, как и всегда у начальства – они кричат "давай – давай", стращают чуть ли не расстрелом, а сделали работу, так оказывается и никому не надо пока…

Когда последний гвоздь в пол помоста вколотили, и когда скобами закрепили брусья висельной рамы, Колька разрешил всем своим архаровцам курить, Кандыбу оставил за старшего, а сам пошел в сторону Исторического музея – искать товарища старшего лейтенанта Коломийца. Уже пройдя всю Красную площадь, заставленную дивизионными ЗИСами и какими то невиданными досель большими грузовиками, наткнулся на младшего лейтенанта Бойко – командира автороты. Тот стоял и пялился на большую шестиколесную машину, вроде той, что привозила давеча брус для виселицы. Спросил его, что за машины такие новые, не американцы ли прислали? Бойко плечами пожал и сказал так же как и комбат Одинцов – мол не надо задавать лишних вопросов, что кто будет язык распускать, тот в момент по ту сторону колючки окажется… А на вопрос, где Коломиец с Одинцовым, махнул рукой в сторону Манежной площади… Там смотри…

Выйдя на Манежную, Колька почувствовал, что рискует просто спятить – Москву было не узнать. Это была и Москва и одновременно не Москва. Какие то бассейны, фонтаны, статуи, а главное – новые высоченные дома по улице Горького и везде – надписи иностранные, вроде как по-немецки.

В городе повсеместно слышалась стрельба. Из автоматов и одиночными… А по Горького неровным строем – колонной по шесть, наши конвоировали каких то странных разношерстно одетых зэков… Колонна была большая – по шесть в ряд и длиной метров сто… Где то тысяча голов, отметил про себя Колька… И вообще далеко ему пройти не удалось – уже на углу возле большой серой гостиницы его остановил патруль. Хорошо, что это были наши из дивизии, а то бы заарестовали Кольку без пароля и без пропуска. Неча тут ходить – дуй бегом к своей команде, добродушно сказал ему старшина -начальник патруля. А нето и до греха недалеко – вишь какая херня то вокруг!

На этот день виселица с помостом начальству гак и не сгодились. Зато к вечеру подвезли походную кухню и накормили от пуза кашей с тушонкой. А еще дали на каждого бойца сухим пайком по две банки консервов, по две пачки заграничного печенья и по пачке сигарет… Чумные какие то сигареты – с одной стороны табак, а с другой – затычка вроде как из ваты… Это чтобы помногу не вдыхать, сказал Кандыба… Во – деревенщина!

А вообще, слава Богу все наконец то объяснилось! Ввечеру товарищ капитан Одинцов перед строем прочитал короткую политинформацию и потом огласил приказ главнокомандующего. Оказывается, два дня тому назад на Москву был сброшен немецкий десант, а в самой столице этот десант встречала пятая колонна всякой окопавшейся здесь буржуазной контры. Они то здесь и понавесили этих вывесок по-немецки…

Так что наша почетная обязанность теперь – каленым железом всю эту сволочь из Москвы выжечь… и приказ такой был – ясный очень – патронов не жалеть…

А назавтра – назавтра сказали как раз и будут вешать этих главных контриков – Бельцина и Гробачева.

Олег решил своими глазами посмотреть, как придут арестовывать Марину с Бастрюковым. Когда бесконечно растиражированная по всем городам и весям страны дивизия НКВД получила приказ на сплошное прочесывание жилых домов и промышленных предприятий, когда в час ночи шар расставил по всем питерским улицам пятьдесят дублей одного и того же батальона, сканированного им с шоссейки на Ржев еще в далеком сорок втором, когда по лестницам многоэтажек спальных районов разом затопали тысячи, десятки тысяч сапог, Олег занял позицию под люстрой в Маринкиной комнате…

Бастрюков лежал на диване и по видео смотрел какое то кино. Марина тоже не спала, сидела возле компьютера и что то сочиняла… когда в дверь загрохотали прикладами…