Серый день в сером времени серого дня Т.
Под ногами прохожих посредственно тает.
Я устала от серости. Но у меня
Сил уйти, хлопнув дверью, опять не хватает.
И послушная я снова серо бреду,
Обреченная вечно – и завтра, и нынче
Быть как все, быть со всеми и быть на виду.
Накрахмалено -скучной и блекло-обычной.
Я стряхну с себя маски лишь в доме своем,
И включу рок-н-ролл, и сварю себе кофе,
И на скучный, промерзший стеклянный проем
Я легко нанесу узнаваемый профиль.
А потом, поздно ночью, почти в полусне,
Серость, быт и проблемы оставив за дверью,
Ты мне скажешь, что я не такая, как все.
И я так же, как все, в это глупо поверю.
Мы воруем друг друга у наших друзей, Т.
Ни дождя, ни апреля, ни сна не минуя.
Мы воруем друг друга у ночи, у дней,
У всего, чего можем друг друга воруем.
Нежность чувства, которому так много лет,
Заставляет забыться, забыть и отречься.
Мы воруем друг друга, плюя на запрет,
День за днем, ночь за ночью, за вечностью вечность.
Не боясь заблудиться, забыться, упасть,
Мы стремимся душою друг к другу сквозь тени
Чтоб немного насытить бездонную страсть
И общаться, общаться до самозабвенья.
Мы умеем сражаться, не чувствуя ран,
Мы умеем любить с тобой напропалую.
Мы друг друга воруем. Но кажется нам -
Это нас друг у друга с тобою воруют.
В осколках ледяных звенящей тьмы Т.
Переплелись безумье и безмолвье.
И встали, скалясь мерзко, в изголовье
Озлоблены, как псы цепные, сны.
У старых ран зажить надежды нет.
О, время, но ведь лекарь ты по роли!
Ослабь же хватку безнадежной боли
И дай надежде небольшой просвет…
Вот лужа обид. Я растаю в ней глупым осколком.
Забудусь и кану, но только не в вечность, а в грязь.
Без смысла, без сути, без возраста, да и без толка
Я быть перестану, обыденно в ней растворяясь.
Пустые надежды не греют, а только печалят,
Бескрылые сны никого никуда не зовут.
А горький коньяк, хоть давно по бокалам уж налит,
Не сможет порвать одиночества долгого пут.
Блажен кто не верует. Верить намного сложнее.
Блажен, кто нашелся, потерянных больше стократ.
Их камень за пазухой станет вдруг камнем на шее,
И сбудется худшее с точностью дважды подряд.
Ушедшие в вечность забудутся и позабудут.
Ушедшие в прошлое вновь исчерпают лимит,
А те, кто останется рядом, по-прежнему будут
Лишь лужицей мутной давно позабытых обид.