— Тихо ты, — осадил его Рольф. — Сколько раз повторять, не зови его по имени.

— Неважно, — отмахнулся Вадим. — Ему всё известно. Поэтому если есть что-то, что поможет нам вернуть всё в старое русло, я должен об этом знать.

— И ты хочешь, чтобы я поверил, что ты рука Одноглазого? — хмыкнул Сигурд.

— Веришь ты мне или нет, неважно. Главное остановить Рыжего.

Переглянувшись, воины замолчали, пытаясь осмыслить услышанное. Вадим не торопил их. Как ни крути, а услышать такое и поверить сразу просто невозможно. Скажи кто-нибудь такое ему самому, Вадим бы с ходу поднял такого рассказчика на смех. Сложив могучие руки на груди, Рольф стоял над всей сидевшей компанией, возвышаясь, словно монумент.

Наконец, в очередной раз вздохнув, Анхель кивнул и, покосившись на своего ярла, проворчал:

— Хорошо, пусть будет по-твоему. Пусть я поверю, что тебя ведёт Одноглазый. Но зачем ему это? Он никогда не вмешивался в дела людей.

— Он и не вмешивается в них, — пожал плечами Вадим. — Он сказал, что ему не нравится и что нужно сделать, а уж кто и как это будет делать, нам самим решать.

— Странно это всё, — протянул Сигурд. — Ты, чужеземец, вдруг начинаешь рассказывать мне, рождённому в Нордхейме, чего от меня хочет тот, кому я поклоняюсь. Как такое может быть?

— Я и сам не сразу в это поверил, — развёл руками Вадим. — Ты хоть ему поклоняешься, а я ведь вообще в него не верил. Вот и думай, каково мне было.

— Проклятье! После такого ответа поневоле поверишь в твои слова, — покачал головой Анхель.

— Ладно, будь что будет, — махнул рукой Сигурд. — Ты прав, я многого не рассказал. И не потому, что хотел что-то спрятать, а потому, что мне стыдно признавать всё это.

Внимательно слушая молодого ярла, Вадим начал понимать, почему он не хотел признаваться в случившемся. Рассказать о том, что тебя попросту обобрали, отняв у близких тебе людей даже пищу, для воина, привыкшего кормить семью при помощи оружия, было очень тяжело. Проанализировав придуманную Рыжим схему, Вадим вдруг понял, что ярл не придумал ничего лучше, как попросту слизать имперские законы.

Судя по всему, за основу он взял законы Римской и Византийской империй и, недолго думая, попытался адаптировать их к собственным нуждам. Но вследствие безграмотности и желания как можно сильнее ускорить процесс подчинения себе северных краёв, за

порол всё дело. Придя к такому выводу, Вадим мрачно покачал головой и прервал исповедь ярла:

— И чего бы вам ему башку не проломить было в самом начале? Скольких проблем бы избежали!

— Чего? — удивлённо переспросил Анхель. — Нет, про башку я понял, а вот остальное…

— Не обращай внимания. У меня такое впечатление, что он иногда и сам не понимает, что несёт, — рассмеялся Рольф.

— Сам дурак, — с ухмылкой огрызнулся Вадим. — Говорю, раньше его пришибить надо было. Тогда и не бегали бы по всему свету, прячась.

— Мы уже и сами так думаем, — вздохнул Сигурд.

— А кто ещё так думает? — моментально насторожился Вадим.

— Среди нас многие, — вздохнул ярл.

— А среди остальных ярлов? — не унимался Вадим.

— Разные слухи ходят, — проворчал Сигурд, почёсывая бороду. — Кто-то считает, что так, как сейчас, жить проще, но таких не много. Кто-то говорит, что нужно уходить, а кое-кто уже ушёл.

— И каких больше? — не отставал от него Вадим.

— Не знаю, не считал, — развёл руками Сигурд.

— Плохо, — вздохнул Вадим. — Если уж собрался уходить, так нужно знать, кто готов уйти с тобой, а кто может стать твоим врагом. Такие вещи помогают выжить.

Растерянно вздохнув, ярл кивнул и, махнув рукой, грустно ответил:

— Если мы из этого похода с пустыми руками вернёмся, так нам и враги не понадобятся. Сами с голоду передохнем.

— Всё настолько плохо? — вступил в разговор Свейн, подходя к сидящим и присаживаясь рядом с Вадимом.

— Очень. Сам понимаешь, с насиженного места ушли, запасов на зиму нет, а если и золота не будет, так совсем пропадём. Что там мальчишки наловят, пока мы в походе?

— Это верно, — кивнул Свейн. — Ну, что-нибудь придумаем. Всё равно после встречи с купцом мы обратно пойдём. Так что, если станет совсем плохо, дашь знать на остров кельтов.

— Вы там обосновались? — с интересом спросил Ан– хель.

— Нет, но кельты знают, где нас искать, — усмехнулся Вадим. — Не все, конечно, но кое-кто знает.

Кивнув, Сигурд поднялся и, сделав кормчему знак, отправился проверять корабли. Утром им предстояло выйти в море. Дождавшись, когда попутчики покинут корабль, Вадим поднялся и, подойдя к Свейну, тихо спросил:

— Ты ему веришь?

— Не похоже, что он врёт, — задумчиво ответил ярл.

Так и не придя к единому мнению, воины разошлись по своим местам. С наступлением темноты все три корабля осветились фонарями и погрузились в полную тишину, нарушаемую только шорохом волн. Небо ещё только начало сереть, когда корабли северян снялись с якорей и, выйдя из бухты, исчезли в открытом море.

Спустя четыре дня они вошли в очередной пролив, и Вадим, припомнив карту этих мест, с неожиданной ностальгией узнал Керченский пролив. Вздохнув, он окинул почти родные берега тоскливым взглядом и взялся за весло. Ещё через три дня драккары вошли в устье реки.

Дальше начались тяжёлые, изнуряющие дни бесконечной гребли против течения. Ладони воинов ороговели до такой степени, что любой из них мог разгребать уголь в жаровне руками без ущерба для себя.

Спину Вадима давно уже перестало ломить, а силы в руках прибавилось. Но то, с чем они столкнулись через две недели, заставило его сильно пересмотреть своё отношение к этому походу.

Добравшись почти до истока, северяне вытащили корабли на берег и, поставив их на катки, потащили дальше на себе. Это был тяжёлый переход. Даже несмотря на то что «Акулу» не перетаскивали, а перевозили, это было тяжело. Предусмотрительный Юрген приказал загрузить в трюм придуманные Вадимом телеги для перевозки корабля, и теперь шедшие за ними северяне поглядывали на их процессию с явной завистью.

Ещё три недели изнурительного пути, и корабли были снова спущены на воду. Вадим всё больше поражался памяти кормчего, способного провести их по морю и по суше, ориентируясь только по звёздам и степным приметам. Едва увидев ширину реки, в которой они оказались, Вадим понял, что это Волга. Растерянно почесав в затылке, он неопределённо хмыкнул и, подойдя к Юргену, спросил:

— Признавайся, старый пень, сколько раз ты здесь проходил?

Многозначительно усмехнувшись, Юрген обвёл взглядом проходящие мимо берега и, помолчав, ответил:

— Четыре. Но, скажу тебе честно, этот переход был самым лёгким. Твои телеги здорово облегчили нам жизнь. Если бы не наши попутчики, мы бы уже по Хазарскому морю шли.

— Как думаешь, наш купец остался дома или всё– гаки ушёл? — спросил Вадим.

— Думаю, он дома. Уж очень сильно ему хотелось осесть, — решительно ответил кормчий.

— С чего это ты вдруг так решил? — не понял Вадим.

— Глаза у него были такие, ну, как тебе сказать, с тоской, что ли. В общем, устал он по земле болтаться. По дому соскучился. Не простая у них жизнь. Годами по странам бродить. Уходишь и не знаешь, вернёшься живым или так и останешься лежать где-нибудь в степи, — вздохнул Юрген.

— Интересно, с чего вдруг такая жалость к купцам? — полюбопытствовал Вадим.

— А они чем-то на нас похожи. Такие же бродяги. Перекати-поле. И всё только для того, чтобы семьи свои прокормить. Странно наша жизнь устроена. Бьешься, тянешься, жилы рвёшь, а в конце ничего. Хорошо если детей перед смертью увидишь, или как положено, в бою, с оружием в руках погибнешь, а не сдохнешь где-нибудь на голой скале от голода и жажды.

— Что, и такое бывало? — заинтересовался Вадим.

— И не раз, — кивнул Юрген.

Вадим с интересом оглянулся на проплывающий мимо борта берег и, помолчав, спросил:

— Сколько мы до моря идти будем?

— Сейчас по течению идём, так что через две седмицы на открытую воду выйдем, — уверенно ответил кормчий.